Операция «Волчье сердце»

Отдельный кабинет, к которому провел нас управляющий, оказался одним из лучших, и я испытала легкий укол совести. Если я хоть немного знала капитана, оплатить счет он мне не даст — хоть это и было бы справедливо, и любой, самый строгий знаток этикета скажет: платит приглашающая сторона. Но мужскому самолюбию этикет не указ, и разорительный счет он примет с той же невозмутимостью, что и выбор заведения.

Кобольд, явно вознамерившийся обслуживать нас, не доверяя этой чести всяким сомнительным официантам, принял мой заказ (весьма скромный — не такая уж я и стерва, и совесть уже подняла голову) и испарился, не дожидаясь решения Вольфгера.

— Присаживайтесь, — пригласил вервольф и благовоспитанно отодвинул мне стул.

Я вздохнула и приняла приглашение.

Ну, вот что он за мужик такой? Был бы он хамло хамлом — и мне проще было бы его жалить. Так нет же, периодически как выскочит у него что-нибудь…

Совесть, никогда прежде не тревожившая по подобным пустякам, мстительно напомнила о своем существовании.

— О чем вы хотели поговорить, мастер? — обронил вервольф, устраиваясь напротив, и я спохватилась, что здесь вообще-то по делу, а не для того, чтобы терпеть угрызения совести. В конце концов, по завершении обеда перехвачу официанта и предупрежу, чтобы урезал счет вполовину, и сама свою часть покрою!

И, приняв это судьбоносное и в высшей степени великодушное решение, я ослепительно улыбнулась капитану:

— О, всего лишь хотела уточнить, нет ли у вас новостей по делу о гибели горничной в особняке Корвинов? ***

Светлые волосы опять мазнули кончиками по женскому горлу, и в его голове стало пусто и гулко. Проклятое полнолуние! Это из-за него всю дорогу в карете вервольф не мог отвести взгляда от женской шеи. Из-за него дергался каждый раз, когда видел, как волосы чертят по коже невидимые тонкие линии.

Ненормально короткая прическа мастера злила не меньше ее самой.

Вот и теперь… Он лишь хмыкнул, когда мастер Алмия попыталась совсем уж нагло передернуть тему разговора, и привычно подавил привычное же раздражение. Как правило, результатов экспертизы от управления не дождешься, и на все попытки ускорить процесс следует надменный ответ — «Ждите! Результаты прибудут в установленные законом сроки!». А тут — поглядите-ка! Стоило лишь злоумышленникам задеть интересы подруги мастера — и лаборатории вдруг обрели невиданную прыть, а сама мастер проявляет несвойственные ей прежде общительность и жажду сотрудничества.

— Надо же, — проговорил он и, дождавшись, пока вошедший в кабинет Аэда расставит тарелки с заказами перед гостями, продолжил: — а мне показалось, это вы хотели чем-то поделиться со следствием.

Мастер одарила его надменным взглядом, улыбнулась Аэде — уже куда приятнее — и совсем уж одобрительно взглянула на содержимое тарелок.

Какой-то легкомысленный салат у нее и — сюрприз! — здоровенный кусок слегка обжаренного мяса с гарниром из тушеных овощей у него.

Вольфгер мысленно цокнул языком уважительно и взял в руки приборы.

Пахло мясо одуряюще — так, что даже выбило навязший запах кое-чьих духов. Рот наполнился слюной, и как-то сразу само собой вспомнилось, что сегодня он весь день пробегал по разным не слишком приятным местам, и что еще столько же предстоит пробегать, и что с утра он успел лишь перехватить разнесчастный пирожок — вкусный, конечно, но на сколько того пирожка хватило?

Мясо было выше всяческих похвал, нежное, сочное. Ясное дело, что у рестораторов память на подобные мелочи профессиональная, но все равно приятно. И госпоже артефакторше хватило совести оставить собеседника в покое на некоторое время она молча и без энтузиазма ковырялась в собственном салате. Если она всегда так питается — не совсем понятно, на чем она живет. Но совершенно очевидно, отчего она такая су… сумрачная.

— В целом, работа по вашей находке завершена, — заговорила Алмия, выждав, пока капитан утолит первый голод. — Осталось проверить булавку на несколько самых медленных реакций, и я готова буду предоставить следствию отчет — но, если честно, не думаю, что там будут сколько-нибудь интересные результаты. На текущий же момент могу сказать следующее: это действительно ментальный артефакт, ориентированный на подчинение. Материалы — серебро и темно-коричневая шпинель. Работа интересная, сложная, но… как бы это сказать… не слишком тонкая, что ли? Сугубо по ощущениям — делал самоучка. Расу назвать затрудняюсь, но техника изготовления — человеческая. Несмотря на это, мастер может оказаться как человеком, так и гномом, орком, троллем… Даже эльфом, пожалуй, с некоторой натяжкой. Мастера любой из этих рас в такой технике работать смогли бы. Хотя…

Она задумалась, машинально покачивая вилкой на весу и крутя в голове какие-то факты и аргументы, и капитан подобрался.

— Пожалуй, эльфов можете если не исключить, то передвинуть в конец списка. Внешний вид у булавки уж больно простецкий, — и она обаятельно улыбнулась, словно приглашая разделить с ней этот легкий укол в адрес эльфийского эстетствующего снобизма.

Вольфгер сморгнул. Или эта женщина так зарылась мыслями в свои экспертизы, что забыла, кто перед ней, или ей от него что-то нужно. Одно из двух. А желание проверить третий вариант — обернуться и посмотреть, может, у него за спиной кто-то стоит — вервольф мужественно подавил. Ну, что бы он, не учуял, что ли?!

— Что еще интересно? Ну, схемы воздействия на ментальную составляющую я вам потом с отчетом пришлю, там ничего особенного, а вот на носитель можно обратить внимание. Во-первых, булавка наша — артефакт однозначно разовый. Во-вторых, заклинательная часть была привязана не к камню, как можно было ожидать, а к серебру. Если точнее — непосредственно к жалу. Воздействие на разум осуществлялось в два этапа. При помощи определенных магических воздействий серебру была придана хрупкость по строго определенной плоскости, и на первом этапе жертву просто укололи булавкой — это можно было сделать где угодно. На улице, на рынке, в любом людном месте — совершенно не привлекая внимания. От удара «жало» булавки раскололось вдоль и наискось примерно до середины длины, и меньшая часть осталась в теле жертвы, которая испытала легкую дурноту и кратковременную потерю ориентации. Чего проще в такой ситуации галантно подхватить девушку под локоток и увести в сторонку, подальше от толчеи? А там — дать нужную ментальную установку.

Мастер коротко и совсем не по-женски дернула углом рта — не улыбнулась, а скорее зло, невесело ощерилась, и Вольфгер понимающе усмехнулся в ответ. Тоже без малейших признаков веселья. Что ж, теперь, по крайней мере, очевидно, что отрабатывать связи погибшей не имеет смысла. На ее месте мог оказаться кто угодно. Любой человек из штата прислуги в доме Корвинов. Нет, они, конечно, проверят их на всякий случай и для очистки совести, мало ли — но большого улова там можно не ждать.

— В первые несколько секунд после укола жертва воспринимает любые слова того, к кому привязан артефакт, как приказ. А как только сознание проясняется — забывает и о происшествии, и о полученной установке. Часть артефакта, отколовшаяся от материнского изделия, уходит в тело, и обнаружить ее без спецсредств практически невозможно. Носитель ее не ощущает, и никаких изменений в поведении, кроме заложенной программы, она не вызывает. Сказали девушке раз в день приходить в условное место и рассказывать про распорядок обитателей дома — будет приходить и рассказывать. И даже не вспомнит об этом. Скажут в назначенный день провести в дом обладателя основы — не колеблясь проведет.

— Скажут открыть зачарованный сейф… — продолжил логическую цепочку капитан, и мастер кивнула.

Выражение лица у нее было нерадостным. То ли жалела девушку, то ли переживала за надежность чар на сейфах со своими брюликами…

— У этого типа ментального подчинения, к счастью, есть свои недостатки. К примеру, негибкость и ограниченность по срокам. После укола-активации воздействие держится не дольше недели. В идеале, по истечении этого срока жало должно выйти само собой, а память обо всем произошедшем затереться окончательно. Но, поскольку мы имеем дело с самоучкой, могло произойти что угодно — от полного восстановления воспоминаний до смерти в результате кровоизлияния. Чем дело окончилось бы в нашем случае — гадать не возьмусь. Если следствию эта информация важна, попробуйте потрясти патологоанатома.

Лейт давно расправился и с мясом, и с гарниром, а Алмия все сверлила взглядом листья своего салата.

— Значит, не дольше недели, — повторил капитан. — Надо будет действительно озадачить экспертов — пусть попробуют по состоянию тканей вокруг жала установить, когда именно девушку травмировали…

— Не уверена, что выйдет. Инородное тело жертву не беспокоило, и далеко не факт, что оно вызвало воспалительные процессы в тканях. — Мастер сделала глоток воды из стакана, и волосы снова мазнули по белой коже.

Вольфгер отвел взгляд, а затем встал и прошелся по кабинету. Три шага туда, три обратно. Картина с морским пейзажем на стене — бухта с высоты птичьего полета, парусник вдалеке...

— То есть воздействие осуществлялось через оставшееся в теле горничной серебро, верно? — уточнил Лейт, внимательно изучая картину. Судя по всему, изображена на ней была бухта Кабанья голова, расположенная в паре часов езды от Лидия. Вон и лидийский маяк вдали виднеется…

— Именно, — подтвердила мастер его слова и на сей раз — удивительно! — даже обошлась без демонстрации своего мнения о капитанском скудоумии.

— И под этим воздействием она бы выполнила любой приказ злоумышленника?

— Совершенно верно, — снова согласилась Алмия.

Несвойственное ей благодушие и человеколюбие начинало уже капитана всерьез беспокоить. Может, показать ее знакомому специалисту по-тихому? Как-то всё это на нее уже не похоже. Мало ли, чем могла та злосчастная булавка приложить старшего эксперта Управления по контролю магических проявлений…

Правозащитный мир Лидия не перенесет такой потери!

Капитан оторвался от изучения картины, обернулся к коллеге и поинтересовался:

— Так зачем же тогда преступник булавку ей на одежду приколол? Не было бы ее — глядишь, мы бы и не заметили воздействия, шерстили бы связи девицы на предмет преступного сговора…

— Во-первых, грош цена тому патологоанатому, который не заметит в трупе кусок зачарованного серебра, — хмыкнула в ответ Алмия. — А во-вторых, та самая негибкость. Единожды отданную в момент укола установку скорректировать нельзя. Если хочешь отдать новый приказ — волей-неволей придется воспользоваться материнским изделием.

Вольфгер Лейт задумчиво хмыкнул — мастер тревожила всё больше и больше. За минувший разговор она ни разу не воспользовалась возможностью уколоть собеседника, хотя оных беседа предоставляла достаточно. То ли опасалась злить тупого служаку без свидетелей (Хотя с чего бы? Раньше ей такая осторожность свойственна не была!), то ли переживает, что из злости лично на нее капитан завалит дело дорогой подружки — а вот это уже оскорбительно! Он почти уже было поддался искушению задать ядовитой змее прямой вопрос и вскрыть, к Бездне, этот нарыв, но тут некстати (или наоборот — как нельзя кстати!) вмешался Аэда.