Призрак

Легкие сдавило, он не мог вдохнуть больше. И он снова провалился во тьму. Но в этот раз тьма не стала снами. Разум оставался за его веками. Казалось, он век пытался сосредоточиться, поднял разум из глубин и стал ощущать мир вокруг себя.

Маяк. Он был в маяке. Лежал на полу. Отравленный. Парализованный? Он скривился и с трудом пошевелил правой рукой. Не был парализован.

Нилла.

Его сердце колотилось. Соран охнул от боли и смог открыть глаза. Он смотрел на балки. Они будто медленно кружились. Он не хотел снова закрывать глаза, ждал, пока мир не встанет на место.

Она пришла за Розовой книгой.

Все это время таким был ее план. Найти и забрать заклинание Носрайта. Но… зачем?

Гаспар.

Соран скривился, до боли стиснул челюсти. Гаспар. Дурак! Столько лет, и он все еще не потерял жажду власти, желание отыскать и захватить тайну, запрещенное.

Он послал Ниллу. Из всех людей.

Почему ее?

Стыд наполнил Сорана жаром. Конечно. Гаспар знал его. Знал его пороки и слабости. Гаспар знал, что было вопросом времени, когда его старый друг проявит себя идиотом, влюбится в милую девушку и ее милое лицо и невинность. Во времена обучения он не лишал себя легких удовольствий, говоря себе, что было не важно, потому что его сердце было верным Хелении.

Гаспар знал. И Гаспар придумал гениальный план.

Нилла была просто орудием. Ловушкой с приманкой из сладкого меда.

Соран сжал кулаки, медленно согнул пальцы. Что за вещество она на нем использовала? Какие-то чары фейри, которые активировал поцелуй. Кириакос что-то дал ей? Нет, она сама это принесла. Так что ее неведение насчет ее сил, происхождения могло быть ложью.

Он должен был сразу увидеть ее насквозь.

Соран медленно и с болью приподнялся на локтях. Он повернулся на бок, его чуть не стошнило, пока он пытался сесть. Огонь догорел, угли давно стали серыми и безжизненными. Утренний свет лился в окна. Как долго он лежал без сознания? Видимо, всю ночь.

Значит, Дева Шипов пропала. Иначе она порвала бы его, пока он спал.

— Черт, — прорычал Соран. Он встал на ноги, чуть не упал, но смог ухватиться за шкаф. Он дождался, пока комната перестанет кружиться, а потом пошел к двери.

Он услышал тихий шорох, скуление. Когда он открыл дверь, виверна посмотрела на него, сидя у порога. Она мяукнула и подняла гребень.

— Знаю, — сказал Соран. — Она ушла, — он прислонился к дверной раме, пытался перевести дыхание. Яд оставил его с ужасным головокружением. Но он не мог тратить время.

Он прошёл мимо скулящей виверны, миновал дверь и добрался до края утеса. Он видел за облаками вдали Эвеншпиль. Он был дальше, чем в прошлый раз. Но он все еще видел Эвеншпиль. Это уже было что-то.

Может… может…

Лодираль придет в Роузвард. И довольно скоро, раз рувин-сатра прошла. Он мог уже услышать о носрайте, атаковавшем Ноксор, и он придет проверить.

Как он отреагирует, обнаружив, что Деву Шипов забрали в мир смертных?

Соран мрачно нахмурился. Лодираль будет рад такому повороту событий. Он скажет, что смертным стоит ощутить, что фейри испытали под атакой носрайта. Он оставит монстра крушить Вимборн.

И он убьет Сорана, не думая.

— Пускай, — буркнул Соран. — Пусть приходит. Пусть пронзит мое сердце.

Но он не имел это в виду. Пока что. Дева Шипов была его творением. Его ошибкой. Он не мог оставить ее в мире смертных, разгуливающую свободно.

Он должен был как-то вернуться в Роузвард. Пока не было поздно.

11

Знакомый пейзаж улицы Драггс удушал ее.

Нилла шагала, опустив голову, волосы спутанной вуалью закрывали лицо. Она с болью осознавала, как ужасно выглядела — штаны были подвязаны на талии веревкой, мятая рубашка в пятнах была для мужчины вдвое шире нее, босые ноги замерзли. Она выглядела слабой, уязвимой, могла стать жертвой.

Но было раннее утро. Худшие крысы Драггс были еще в своих дырах, спали после пороков ночи. Несколько детей с жестокими глазами подбежали и стали щипать ее и пытаться поставить подножку. Нилла повернулась к ним, рыча и ругаясь, шлепая их по затылкам, и они разбежались, настороженно следили за ней из переулков и у дверей.

Вес ее сердца грозил сломать ее пополам, пока она шла по улице. Она хотя бы вернулась туда, где было ее место. В гнилые переулки, отчаяние и хищничество, из которых был создан этот мир. Ее мир. И она была гнилой, отчаявшейся и жестокой как все тут.

Она добралась до покосившихся домов над грязными берегами реки Вим, заметила свой старый — не найти слова лучше — дом. Глядя на окно чердака, она искала признаки того, что папа еще был там. Она заплатила старухе Диргин до конца месяца. Но если прошло три года…

Страх сдавил ее горло. Нилла взлетела на крыльцо третьего дома слева и стала колотить в дверь до боли в кулаке.

— Госпожа Диргин! Госпожа Диргин! — вопила она. Дверь сотрясалась, и Нилла выбила бы ее, если бы ударяла достаточно долго.

Казалось, прошли годы, хотя, наверное, прошло меньше минуты, и шаги зазвучали внутри.

— Что такое? — заорал недовольный голос. — Что за ошалевшая девка орет под моей дверью как…

Дверь открылась. Появилось мрачное лицо госпожи Диргин, красное от гнева. Но ее обвисшие щеки тут же лишились цвета.

— Семь богов! — охнула она. — Это правда ты, девочка?

— Где папа? — выпалила Нилла. Она чуть не ввалилась в дверь, но сжала дверную раму и впилась в нее. Она не пересечет этот порог без надобности. — Где он, госпожа Диргин?

— Он… на кухне, — старушка указала за плечо большим пальцем. — Он завтракает и…

— Что? — Нилла покачала головой. В этом не было смысла. Папу не пускали на кухню, и госпожа Диргин не кормила их завтраком. — Почему он…?

Она посмотрела на старое осунувшееся лицо госпожи Диргин, подозрения камнем упали в ее живот.

Не закончив вопрос, Нилла миновала старушку, игнорируя возмущения, и поспешила по узкому коридору, уклоняясь от детей жильцов по пути. Она ворвалась в низкую дверь кухни, и мужчина за столом вздрогнул.

Мужчина в выцветшем камзоле, который когда-то был с серебряными пуговицами, но их пришлось продать и заменить на деревянные годы назад. Его сломанный нос смотрелся криво на красивом лице. Его глаза были с блеском мечтателя, и он не знал, как мириться с уродливой реальностью своего существования.

Он влюбился в дикую и опасную красоту, отдал все, чтобы быть с ней… и все потерял.

— Папа, — прошептала Нилла.

Михаэл Бек сидел с деревянной ложкой, застывшей на пути к открытому рту, глядел на нее, не узнавая. А потом туман в его глазах медленно растаял, сменился ярким светом.

— Нилли?

Он выронил ложку и вскочил на ноги, перевернув миску водянистой овсянки. Он оббежал стол, обвил ее руками и прижал ее лицо к шершавой ткани его плеча. Она вдыхала его затхлый запах, едва веря, что он был настоящим. Вес годов давил на нее, и она поняла, осознала, как долго не видела отца.

— Нилли, Нилли, девочка моя! — шептал он в ее волосы, покачивая ее, словно она была ребенком. — Где ты была? Где ты была, кроха? Я думал, Кловен тебя убил! Я думал, ты была на дне реки! Я думал… думал…

Его голос оборвался от всхлипов, все тело дрожало, как лист. Бедный папа не был сильным. Нилла выпрямила спину, взяла себя в руки и подавила слезы. Ей нужно было стать сильной за него.

— Прости, папа. Мне жаль, — сказала она, голос был грубым от стараний не плакать. — Я попала в плохие дела и не могла выбраться. Но теперь я тут.

— Ты настоящая? — он отодвинулся, обхватил ее лицо дрожащими ладонями. — Я так много раз видел сны, но они не были правдой.

Она опустила ладони на его, быстро моргая от слез в глазах.

— Я настоящая, папа. Я дома. И я больше не уйду. Обещаю. Я позабочусь о тебе.

Странное выражение проступило на его лице. На миг его красивые черты стали выглядеть на его возраст — морщины у рта стали глубже, кожа под глазами и у челюсти обвисла.

— О, Нилли, — сказал он. — Нилли, мне было так плохо, когда ты ушла. Мне пришлось выживать самому, и…

Нилла скривилась и осторожно убрала ладони отца со своего лица, сжала их крепко своими пальцами.

— Что ты делал, папа? Это снова Кловен? Я его порву, клянусь! Я сдеру с него шкуру!

Но папа покачал головой и опустил взгляд.

— Нет. Вообще-то я…

— Он женился.

Резкий голос госпожи Диргин вонзил кинжалы в затылок Ниллы. Она закрыла глаза, дрожа, но повернулась к хозяйке дома. Худая женщина стояла, скрестив руки на груди, неприятно посасывая один из нескольких оставшихся зубов, глядя на Нилу, как на полумертвую мышь.

Нилла смотрела на нее, кривя губы. Она не хотела верить в это. Она знала, что должна была, но не хотела. Ее красивый, нежный и глупый папа не связал бы себя с…

— Кхм, Нилли? — ладонь ее отца легла на ее локоть, и она подняла голову и увидела его слабую улыбку. — Ты знаешь мою жену, конечно. Госпожа Диргин — госпожа Бек — всегда была добра к нам, как к ее жителям…

— Не была, — прорычала Нилла.

Папа продолжил, словно не слышал ее:

— … и после того, как ты пропала, мы узнали об одиночестве друг друга. Ты знаешь, что мир может быть холодным и жестоким местом, особенно, для одиноких. И госпожа Диргин…

— Махильда, — прорычала старушка.

— Да. Мы с Махильдой решили связать себя узами брака…

— Мы поженились, — госпожа Диргин прошла на кухню и указала на миску пролившейся овсянки на столе. — Думаешь, можно тратить хорошую еду? — она схватила тряпку и бросила в лицо Ниллы. — Убери. Я не потерплю лень здесь. Ты уже взрослая, можешь работать, иначе…

— Любимая! — папа бросился вперед и поцеловал старушку во впалую щеку. — Можно нам с Ниллой поговорить в гостиной минутку? Нам нужно многое обсудить.

Госпожа Диргин хмуро посмотрела на него, снова посасывая зуб.

— Если думаешь, что я буду ухаживать за ней, как за леди, подумай снова!

— Нет-нет, — папа радостно рассмеялся, ущипнул ее за подбородок и быстро обвил рукой талию Ниллы, повел ее из кухни в узкий затхлый коридор. — Не бойся, милая Махильда! Я все это быстро улажу.

Нилла едва смогла оглянуться на кислое лицо своей новой мачехи — мачехи, какой кошмар! — и дверь кухни закрылась.

— Сюда, быстрее, — ее отец обошел ребенка с мокрым лицом и тощую рычащую собаку. Он отвел ее в гостиную, открыл дверь и резко сказал. — Прочь отсюда! Вон! Комната наша этим утром!

Мрачные фигуры встали с разных предметов, которые смахивали на мебель. Они прошли мимо папы, и он отвел Ниллу в опустевшую комнату и закрыл за собой дверь. Пахло плесенью, гнилью и другим, Нилле не хотелось думать, чем. Но мебель когда-то была хорошей. Наверное, была украденной.

— Вот, Нилла, присядь, — сказал папа. Нилла послушалась в ступоре, опустилась на край твердого кресла и сцепила ладони на коленях. Он сел напротив на скрипящий стул, уперся ногами, чтобы не упасть на пол, и посмотрел на нее большими глазами со слезами.

— Папа… — начала Нилла.

Он скривился и поднял руку.