Записки краеведа Кердика, естествоиспытателя Фантазии

Учитывая время года, я не стал нанимать снеккар или кнорр, а пошёл на своих двоих в Нордгард, ориентируясь по карте и полагаясь на удачу; под ногами же моими была уж не земля, но лёд.

Устало перебирая ногами, я еле доковылял до ледяного дворца — почти вся территория Нордландии есть сплошной ледник. Едва ступив на эту землю, которая многие тысячи лет находится в условиях вечной мерзлоты, я прекрасно понял Эйнара Мореплавателя, который отплыл из этих богами забытых мест и расселил нордов по всему северу и западу Фантазии.

Что же пишут о Нордландии в «Большой антологии»?

Не узнав ничего нового и захлопнув книгу, я — холодный, голодный — постучал в ворота, но ответа не дождался. Похоже, мне никто не собирался открывать?! Лишь белоснежный герб с перекрещёнными топориками цвета человеческой крови глядел на меня, старика, сверху вниз. Подавленный, всеми забытый я просто упал на ближайший сугроб — который, к несчастью, оказался снежным троллем. Проснувшись и недовольно фыркнув, тот, однако, не стал есть старого дурака, а ретировался куда-то очень далеко.

Что же мне делать? Если так пойдёт и дальше, то я попросту замёрзну; стану падалью и мишенью для гриффона.

Провидению суждено было оставить меня в живых, ибо по истечению некоторого времени врата всё же отомкнулись — не физически, но магически. Оттуда вышли двое привратников, которые отнесли убогого путника, нежданного гостя в Нордгард. Там меня переодели, отогрели, накормили, и спать уложили, а после — младую деву предложили. Я вежливо отказался, поскольку ещё в юности дал обет безбрачия, ибо лишь науки занимали мою душу, а плоть я привык усмирять мыслью и молитвой, аки аббат в монастыре. К тому же я стар и болен, и подобное ночное бдение может стоить мне жизни, ибо сердце может не выдержать нагрузок — дева соблазнительно хороша, юна, горяча, свежа и страстна. Также, я наслышан о пылкости нордландских девиц: они злодремучи, и студёный климат обычно компенсируют близостью, которую требуют от своих партнёров в десятикратном размере (поэтому неизвестно, отчего больше устают их мужья — от битв и сражений, или от аппетитов своих избранниц). Мне самому крайне неприятно об этом упоминать, потому как я человек, весьма далёкий от всего этого, и веду праведный образ жизни (просто как летописец я обязан записывать всё, что видел, слышал, ощущал). Несомненно, что в святости меня уличить трудно, ведь ваш Кердик любит вкусно поесть и… Но пора возвращаться к моему кругосветному путешествию.

Ничего особо сверхъестественного в Норгарде я не узрел — обычный замок далёкого Севера; шкуры, меха, рыба… Скучная жизнь, на мой взгляд.

Одевшись теплее, я отправился в селение Фиргефин-на-Ланна охотиться на рыбу — меня взяли с собой на спортивную рыбалку, и отказаться от сего мероприятия было очень некрасиво.

Суть спортивной рыбалки заключалась в том, что все — заядлые рыбаки со стажем, рыбаки-любители — собирались вместе для своеобразного соревнования: они строили палатки прямо на морском льду и сверлили лунки; мальков отпускали, зачем-то целуя их в уста, а крупную рыбу ловили на самые различные приспособления: учиться никогда не поздно, и меня в мои года ознакомили с такими словами, как поклёвка, мормышка и прочая. Я видел азарт в их глазах, я наблюдал за их счастливыми лицами — но до конца понять так и не смог. Огромный плюс состоял в том, что люди находились на природе, дышали свежим воздухом; дикостью же я считал собственно ловлю — если бы вы только знали, как замирало моё сердце, как наворачивались на глаза слёзы, когда я видел бьющуюся в агонии умирающую рыбу, которой не хватало воздуха. Лёжа на снегу, пойманная, коварно обманутая, она подпрыгивала, напрягая все мышцы своего хвоста… Я не выдержал и отвернулся; я поднялся, отряхнулся и ушёл, не в силах лицезреть убийство, которое происходит на моих глазах. Одно дело — когда рыба в твоей тарелке, и ты с превеликим удовольствием уминаешь её за обе щёки, и совсем другое — когда она мучается и страдает, ещё живая. Меня раздирало надвое: в моей душе происходило противоборство, противостояние между Кердиком-животным и Кердиком-человеком, между Кердиком-едоком и Кердиком-ботаником.

Назад я брёл угрюмо, про себя рассуждая о смысле жизни.

«Ничего необычного в Нордландии нет, — заключил я, — всё примерно то же самое; всё видел я».

Тёмным морем я поплёлся в Варвиккен — самый восточный из замков Свэя. Вскоре его воды плавно перетекли в воды Рунического моря — я почувствовал это сразу, когда обратил своё внимание на необычайный блеск льда в некоторых местах — согласно легенде, некто начертал руны прямо на дне глубокого моря, а они, обладая волшебным свойством, светили и ярко, и мощно — прямо как далёкие, мерцающие звёзды ночного неба.

Мне не хватало знаний для того, чтобы расшифровать эти таинственные знаки, эти магические символы — сколько бы я ни вглядывался, прочесть это было решительно невозможно. Увидев же сквозь зеркальную гладь призрачного господина, лежащего с открытыми глазами и вытянутыми вдоль тела руками, я…

Совладав с собой и напомнив самому себе, что Виля д'Э больше нет в мире живых, я, Кедик-зануда прибавил шаг и таки добрался до Варвиккена — я различил город издали по характерному гербу замка (шесть очень красивых снежинок на вечернем небе) и флагу кронства (голубоватый перекрёсток на снежном поле). Не останавливаясь, я прошёл мимо всех семи благородных домов (включая Хэмс и Снээт), пока не дошёл до стен Ввотрикса — столицы северного кронства Свэй и по совместительству самого снежного города Фантазии; Ввотрикс примечателен тем, что на его главной площади высится огромная белокаменная статуя Свэйи — богини зимы и Снежной королевы, которая покровительствует стране и дала ей название. Также, через Ввотрикс проходит нулевой меридиан, делящий Фантазию на Запад и Восток.

Здесь, в Свэе было намного теплее (по сравнению с Тронном, Сиберией и Нордландией), а климат способствовал постоянному наращиванию снежной массы на суше, ибо осадки в виде мягких, пушистых снежных хлопьев тут шли практически ежедневно (что есть несомненное раздолье для свэиков-младших и головная боль для свэиков-старших).

Исследовав Свэй и не найдя ничего волшебного и в нём, я с прискорбием заторопился на юго-запад, в земли кронства Сюшер — однако я сомневаюсь, Сюшер ли это, поскольку точное произношение того названия ныне позабыто.

Плутая по Берёзовой роще (которую иные называют Берёзовой пущей, Берёзовой гущей, Берёзовой чащей и т. д.), я вышел на опушку и неожиданно наткнулся на ведмедя15 — который, сонно хлопая глазками, лениво развалился, опираясь спиной о ствол дерева. Это было странно — видеть это грузное животное не спящим в разгар зимы. Ах, если бы у меня было лукошко с кореньями, или кадка с мёдом! Люблю я зверей, и вместо того, чтобы идти на ведмедя с рогатиной, я лучше накормлю его и приласкаю — и я знаю, что он не причинит мне вреда, ибо это уже проверено за всю мою жизнь неоднократно.

По весне, продолжая вести неспешную, безмятежную торговлю, я осторожно плавал вдоль зимней линии айсбергов16 от одного берега Сюшера, на котором стоят замки Лиддауданс и Брисеад, к берегу другому, где высится сюшерова столица — замок Сюрхомм (иначе Сюшерхаус).

Я зафиксировал в Сюрхомме вечный, густой, влажный, прямо мокрый туман, висящий, словно смог — такова его отличительная особенность; данному климатическому явлению способствует столкновение двух мощных течений — тёплого и холодного.

Зная о том, что весной в Хладь мне не пробраться ввиду половодья на Снегозёрье и Страшной трясине (по аналогии с Талой низменностью и Остаточными озёрами Стерландии), я решил доплыть до самой Китовой гавани — заливу, омывающему юго-западное побережье Тронна.

Мне представилась уникальная возможность вернуться к себе домой — на всех парах, вне себя от счастья я летел, я мчался через всё своё кронство в Абфинстермаусс, дабы доложить кронингу о своём прибытии, а после — принять горячую ванну, как следует выспаться, набраться сил, насытиться тремя завтраками и хорошенько отдохнуть, ибо уже летом я всенепременно посещу новые земли — все те, которые я отметил у себя галочкой.

3. СОКРОВИЩА НУМИЗАНДА

Еще, будучи маленьким ребенком, я был наслышан о несметных богатствах империи Нумизанд — теперь я, Кердик-иностранец, Кердик-чужестранец, иду туда сам в надежде, что всё впитанное мною в детстве есть сущая правда. Но для того, чтобы попасть в эту протоиндийскую колыбель цивилизации, мне предстоит пересечь все Срединные земли, а на это могут уйти месяцы.

Для начала я сушей прибыл в уже знакомую мне Китовую гавань, затем сел на корабль в Сюрхомме и, переплыв Море нордов, уже из Лиддауданса пешком направился в стольный город Златоград — столицу кронства Хладь, на территории которого когда-то располагалось государство Ведмедистан, населённое ведмедями обычными и ведмедями капюшонными.

Копошась в своё время в архивах, я долго не мог взять в толк, отчего Хладь зовётся именно так — те же Сиберия, Нордландия и Тронн куда северней и холодней! Позже я выяснил, что так это княжество (всё верно — в ту пору, в начале девятого века именно княжество) назвали пришлые номадины — они посчитали, что добрались до самой холодной части Фантазии. Эти захватчики остановились в этих краях и поработили их, а город, для начала сровняв с землёй, переименовали в Морозабад, а само княжество — в Хладистан; были изменены флаг и герб…

То было Смутное время17, и с тех пор много утекло воды. Сейчас, как я погляжу, давно отстроенный город — город ста золотых ворот — так и переливается на Солнце, ибо Солнцу поклоняются здесь (до такой степени, что царевичи носят на шее талисман с изображением дневного светила).

Всё очень просто: Солнце — редкий гость в этих краях; любимая же присказка хладичей: «И стало теплее…» (ибо даже выглянувший из-за хмурых туч лучик радует их глаз).

Что же до формы правления, то Хладь являет собой уникальный пример эксперимента с властью в отдельно взятой стране: когда-то это была диархия — правили князь Древомир и его брат; после Древомир сместил родного брата и княжить стал единолично, единовластно. В Смутное время самодержавие сменилось на плутократию, ибо страна, находясь в руинах, заполонялась мародёрами. Одновременно с этим бежавший на север Древомир стал управлять остатками своих земель, остатками своей разбитой наголо армии посредством анализа снов — очевидно, сомнократию трусливый князь перенял от некоторых властителей дальнего Востока. И снова двоевластие: племянник Древомира, ставленник номадинов Вранолис Сребролюб вернулся к магократии, творя беспрецедентные вещи. Так продолжалось до тех пор, пока не восстал на троне хранитель руин Годомир Лютояр…