Тиана. Год Седой крысы

Глава 6

Военный совет долго проходил. Одни говорили, что есть в моих словах истина, другие, что колдовка от города своего просто отвадить захотела, а потому и веры мне нет.

Я же знала, что по моему слову будет. Княжич уже сам решил так. А воевод слушает, скорее чтобы не сомневались, что слово их для молодого княжича важно.

Вечером второго дня меня в шатер княжича привели.

— Что ж, колдовка, решил я, что на юг пойдем. — сказал княжич. — А тебя позвал, чтоб сказать, если удумала чего, тебя же и заставлю ответ держать.

На то я только плечами пожала.

— Не боишься? — подался он вперед.

— Чего боятся? Я знаю, что говорю, княжич, и от слов своих не отказываюсь.

На то он только выровнялся и велел меня увести.

А на выходе столкнулась я с девкой княжича. Она как раз входила, когда меня Альвар, в спину подталкивая, выводил. Хороша, что сказать. Высокая, что мне голову задрать пришлось, косы и глаза черные, а кожа белая, рот алый пухлый, нос маленький. В мужские одежды одета, да с ножом длинным охотничьим на поясе. Хороша. Да только мне эта красота лихой показалась. И чудилось, что от нее кровью тянет.

— Это еще кто? — спросила она красивым грудным голосом, а в глазах злой огонек зажегся.

— У княжича Сельфа спросишь, Вельвена. — сказал Альвар спокойно, я же на то только зубами скрипнула.

Может же, как человек нормальный говорить, чего тогда на меня зверем рычит?

— Спрошу, Альвар, не сомневайся. — зашипела на то полюбовница княжичева и в шатре и скрылась.

— Идем уже. Чего стоишь? — сказал, меня под руку беря. — Теперь она его надолго займет.

Что мне на то говорить нужно было, не знаю. Потому и шла молча.

Вместе с решением своим, княжич Сельф всем велел наказ его донести, что колдовка Кристиана, теперь под его защитой и если кто меня тронет, тем ему обиду учинит и отвечать перед ним же и будет.

Потому на следующий день мне по улице разрешили погулять, да воздухом подышать. После душных шатров, когда и небо видела только когда из одного в другой, как скотину домашнюю гоняли, даже стан военный милым был. Потому и стояла, вдыхая полной грудью запах и костров, и перегара, и конского навоза. Люб был даже ветер зимний злой, да снег густой, как стена. И даже на косивших на меня настороженно воев, готовящихся с места сняться, не глядела. Что мне было до их хмурых поглядов? Не убудет. И не было дела до, сопевшего рядом, Альвара. Да только рассеянно трепала по голове волка его, что Бураном звался. Он и правда, как буран был. Особенно то ясно становилось, когда рык его с горла звериного вырывался. Да только не боялась его больше. Сама не знаю, когда и как бояться перестала.

— Ты, дочка так бы не стояла на ветру. Продует еще, — сказал подходящий к нам Велэй.

При свете дневном он мне еще старше показался. Лицо обветренное, да полущевшееся, глубокими морщинами испещрено, глаза внимательные. А только добрые были глаза те. Потому и улыбнулась ему и сказала, что не холодно, а хорошо, после духоты-то. Он же только хмыкнул на мои слова.

— Ты Альвар иди, я пригляжу за колдовкой. У тебя ж и свои дела есть.

Тот же нахмурил брови, губы поджал. Но после кивнул и без слов ушел, хлопком по ноге волка подзывая.

Я от облегченного вздоха сдержать не смогла.

— Обижает что ли? — спросил Велэй.

— Нет, что ты. Просто пугает, больше зверя своего.

— Это да. Не ты одна его опасаешься.

— И ты?

— Я нет. Давно его знаю. Еще когда он колдуном был. Сильным колдуном. Ученым. Он когда дар потерявши, хмурый стал, да нелюдимый, а все же знаю, что не плохой он. Что человек, что воин. И княжич его за то ценит.

Я же нахмурилась. Если Альвар колдуном был, да дар свой утратил, не потому ли я теперь и жизни его не вижу. О том и спросила.

— И потому. Колдун, дара лишившись, для мира умирает будто. А еще потому что жизнь и судьба колдунов и колдовок одним богам подвластна. Они и распоряжаются ею.

Только хотела спросить, как сталось, что колдуном перестал он быть, да не успела.

— Так значит таххарийская колдовка? — толи спросила, толи мурлыкнула, как кошка сытая, девица, что Альвар Вельвеной назвал. — Может, и мне чего скажешь?

Мне же на нее и смотреть не хотелось. Надо ж так, чтоб боги в такое красивое тело, гнилую напрочь душу поместили. И так не только я думала. Заметила, как нахмурился Велэй, как потяжелел его взгляд. Потому и не стала даже оборачиваться на голос ее.

— Не стану я тебе говорить ничего.

— Что ж так? Зазналась может, когда княжич тебя под свою защиту взял? Так ты смотри, он человек такой, сегодня пестует, а завтра и пинка даст.

— Я то и без тебя знаю, — сказала спокойно, все же обернувшись. — И так же знаю, что и ты боишься, как бы не прогнал тебя. Не княжич тебе нужен, а власть его. Потому и говорить ничего не хотела. Что бы ни сказала — от пути выбранного не отступишься. А о погибели говорить не люблю.

Она же побелела вся, да красными пятнами пошла. Уже рот открыла, чтоб сказать гадость какую. Я даже глаза прикрыла, чтобы злобы ее не видеть.

— Ах ты дрянь, — взвизгнула она да шаг ко мне сделала. — Я тебя…

— Ты Вельвена ее и пальцем не тронешь. — сказал неведомо откуда появившийся Альвар, а волк его зарычал ощерившись. — А сейчас развернешься и пойдешь к княжичу, и на глаза мне больше не покажешься сегодня.

И вроде говорил спокойно, да только от слов его и голоса у меня волосы на голове зашевелились, а сердце сжалось, вот-вот готовое остановиться. А потом зашлось, как дурное.

— А ты Велэй, за колдовкой смотреть обещался, а сам… — меж тем продолжил он, уже и потеряв интерес к уходящей Вельвене.

— Так Кристиана-то и сама себя отстоять может.

— Может и может, а только твоя задача была следить, чтоб не приходилось ей этого делать.

С теми словами меня за руку взял и потащил, ступая широко. Чтоб злость его почувствовать, и дара колдовского не нужно было. Потому и перебирала ногами, молча плетясь следом. Молчала, когда в шатер меня втянул, да так и застыл дыхание переводя.

— Завтра с места снимемся, — сказал не оборачиваясь. — Если что тебе нужно, скажи — принесу.

Я же задумалась, нужно ли мне что?

— Ничего не надо, — уверенно сказала я. — Что мне пригодится может, с собой взяла, остальное же только тяготить будет.

Он покосился на мой узелок никчемный с двумя рубашками, но ничего не сказал.

— Ты ж не девка уже? Почти в полной силе колдовской, — спросил он, неожиданно развернувшись.

— Замужем я, — протянула руки, показывая брачные браслеты.

— Как же муж тебя отпустил тогда?

— Не отпускал, сама ушла. Не знает он, что домой вернувшись, меня не застанет уже.

А от слов своих все внутри оборвалось. Хоть и думала о том часто, хоть и знала, да только когда в голос сказала, словно перечеркнула жизнь свою прошлую. Потому и слезы на глаза навернулись.

— Не плач, — сказал он непривычно мягко, я же от того только всхлипнула. — Поход закончится — вернешься.

— Не вернусь я.

— А что ж тогда делать будешь?

На то только плечами пожала. О том после думать буду.