Тиана. Год Седой крысы

Глава 9

Так мы и прожили еще два месяца. У меня уже и живот видно стало. Княжич подмоги дождался, да теперь к бою готовился с алларийским войском. Я же себе места не находила. Грызло меня что-то, а что понять не могла. Может то, что таки не послушал меня Ольвен, да тайком с Вельвеной сбегали в лес, подальше от глаз. И знала я что добегается. Ей то с рук сойдет, а его погонит княжич, да так больше к себе не подпустит. Может что другое. Да только металась я, не зная как о том сказать и что с тем делать.

А ответ пришел в конце первого летнего месяца.

Было то уже вечером. Мы тогда в городе Вешене станом стояли. Нам с мужем дом отдали, хозяева к родным ушли, чтоб нас не стеснять. Мне же тогда душно было, жарко.

— Что с тобой? — забеспокоился Альвар.

— Да так. Неладно что-то, а сама не пойму что.

Он же меч отложил, что чистил, посмотрел на меня пристально.

— Откуда чуешь?

Я же глаза закрыла, силясь понять, что и где чую, да только руками развела.

— Не пойму.

— Сходи проветрись может? То быть может из-за того, что в тяжести ты?

— Может, — я с тем из дома вышла да по улицам пошла тихо ступая. Так прошла мимо часовых у ворот, по стану прошла, да и стала, как вкопанная.

Сперва, глазам не поверила, а когда убедилась, что не наваждение это, руки к груди прижала да бросилась к связанному избитому мужчине, разревелась. Он молчал, сперва стараясь понять, не мерещусь ли я ему.

— Что колдовка, может знаешь его? — спросил нахмурившись Велэй.

— Знаю, — сказала слезу смахивая. — Вэйко это. Мы росли вместе.

— Вот значит как? — сказал княжич задумчиво. — Идем, расскажешь все.

Я же спиной чувствовала злой взгляд Вэйко, но пошла, не оборачиваясь. Чувство дурное о нем было. Видела, что княжич его судьбу решил уже, да только позволить этому статься не могла.

— Отпусти его княжич Сельф, — попросила, когда он вопросы задавать закончил, а я уже почти всю свою жизнь рассказала. — От его гибели тебе толку не будет, а отпустишь — и вреда не станет.

— Ты как себе это представляешь, Кристиана? С чего мне отпускать его? Да и можешь ты мне, что хочешь говорить сейчас, а все равно знаю, что соврешь. Он к князю своему побежит, да расскажет все, что видел. А мне того не нужно.

Я губу закусила, думая о том, как княжича уговорить.

— Ни разу я тебе Сельф не соврала, ни разу не обманула. Все как есть говорила. Да раз не веришь мне, вспомни, что слово давал одну мою просьбу выполнить. Так прошу я тебя, чтобы отпустил моего друга.

Княжич лицом побагровел и глазами зыркнул так, что показалось мне, броситься на меня. Потом же улыбнулся широко и спросил:

— А Альвар то твой знает, как ты тут незнамо кого грудью защищаешь?

— Он поймет, — сказала, а сама подумала, что может и не так это.

— Вот и проверим. Пойдешь к мужу, скажешь, о чем меня просила. И если он за дружка твоего попросит, то отпущу.

Я не знала, как мужу говорить и что. Чувствовала, что злиться будет. Так и сталось. Едва заикнулась, как он побелел весь кричать начал.

— Не стану за твоих полюбовников вступаться, — рявкнул он.

Да вылетел, дверью хлопнув. У меня же сердце оборвалось. Глаза слезами заволокло. И так больно стало, что и дышать не могла, только подвывала тихонько.

Так я просидела на лавке, пока сереть не начало. Потом нож взяла, переплела косу под платок спрятавши, в сумку хлеба бросила, соли да крупы мешочек. С тем вышла и пошла в стан.

Часовых возле Вэйко не ставили, скрутили только знатно, не пошевелится даже.

— Крыска, — простонал он, меня завидев.

— Тихо ты, — цыкнула я на него, присела веревки разрезала. — Идем.

Так и вывела его. Когда мимо часовых проходили, зубы им заговаривала, чтобы Вэйко прошмыгнуть мог, а потом сказала, что за травами иду. Другие просто на посту спали. Разленились, зная, если что колдовка княжичева упредить успеет.

— Как так сталось, Крыска, что ты так от дома далеко, да еще и в тяжести? — спросил меня Вэйко, когда мы уже довольно далеко в лес зашли.

— Сталось, Вэйко. Сталось.

А сама слез сдержать не могу. Иду и давлюсь ими, словно захлебываюсь.

— Ты чего это, Крыска? — спросил меня.

Я же проревевшись рассказала, что уходила из дома, сама не зная, что в стане воинском свою любовь и судьбу найду.

— Значит, во вражеского колдуна влюбилась… — задумчиво сказал Вэйко. — И чего ж со мной пошла?

— Княжич слова не сдержал, которое мне обещал. Такого терпеть не стану больше.

— А колдун твой?

На то я промолчала только.

— Ладно колдун, как же так ты от Лидко отказалась? Говорила же что любишь.

— Так и любила. Да что любовь, если не судьба ему со мной быть. Знаю, что вернется когда, месяц второй погорюет и снова женится. И все у него хорошо будет. А если бы вернулась, и себя и меня извел бы. Собственного ребенка возненавидел.

— Так что ж это Лидков ребенок? — округлил он глаза. — Ну знаешь, колдовкой ты там стала или кем, а посмотрю на тебя… Дура ты.

Я на то только кивнула.

— Может и дура, да от своего решения не отступлюсь. Уйду туда где ни княжичей, ни колдунов нет.

— Как знаешь, Крыска. — сказал он, задумчиво на меня глядя — Как знаешь.

А потом добавил, все так же меня разглядывая.

— Злится вроде на тебя должен, а мне тебя только жалко.

Так мы до самого вечера и шли, а когда на ночлег ставать стало пора, я ему головой махнула, чтобы дальше шел, а меня здесь оставил.

— Пойдем со мной, Крыска, я тебя обиду никому не дам.

— Не дашь. Да только не хочу я больше к людям.

— Тогда с тобой останусь.

Я же снова головой мотнула.

— Не нужно это. Тебе все равно дать того чего ждешь от меня не смогу. Только мучиться подле меня будешь. А так. И в службе тебе возвыситься удастся, и жену себе возьмешь не простую. Иди Вэйко.

Он же меня обнял порывисто и, помявшись еще немного, ушел в темноту.

Я же села на землю. Где стояла, да застыла, желая камнем стать, чтобы той боли в душе не чувствовать. Хотелось назад броситься, к груди мужа припасть, прощения просить. Пусть и не виновата.

Так и сидела, пока не то уснула, не то бредить начала.

— Что пищишь недовольно? — спросила я у явившейся Крысы.

Она же на задние лапы передо мной встала, да в глаза заглядывает.

— Не вернусь я.

Крыса же опять на четыре лапы опустилась, пропищала, словно рассмеялась. И показался мне в лунном свете на ней золотой узор, как на моих запястьях.

— Что ты тем сказать хочешь? — не выдержала я ее взгляда. — Он меня чуть не волочайкой назвал. Как простить такое?

— Знаю, что простить сложно, — услышала я голос Альвара.

Глаза подняла резко и увидела, как подходит ко мне, на землю ветки бросает. Как Буран, весь серебристой сеткой расшитый рядом с Крысой ложится. А она на его бок забралась, да растянулась от меха густого чихая. Я онемела.

— Снится мне это?

— Не снится, Тиана, — сказал муж мой, опуская рядом со мной, да не касаясь. — Ты можешь злиться, да послушай меня сначала.

— Что ты мне нового сказать можешь?

— А ты послушай, а потом уже решай. — и он начал говорить, не дожидаясь моего ответа, будто боялся, что уйду, не стану слушать его. — Мать родила меня в зиму Года Янтарного Волка…

А я… Я слушала. Слушала и думала о том, что не зря боги нас вместе свели. И что теперь уж точно ни боги, ни люди нас порознь быть не заставят. А кто посмеет тронуть колдуна и колдовку-то?

— Семья моя, Тиана, на границе с Алларией в Таххарии жила. Там колдунам почет особый, потому, когда дар мой проснулся, родители счастливые были, со мной носились. А когда мне десять исполнилось, в ученики одному колдуну отдали. К семнадцати годам я уже по силе с учителем сравнялся, а к двадцати и его далеко позади оставил. Да сталось мне Тиана, влюбиться… — он сглотнул, а я его за руку взяла. — Рэвена хороша была, чем то на Вельвену похожа. И тоже колдовка сильная.

Я же подумала, что если на Вельвену похожа, то ничего хорошего в ней и не было, но перебывать не стала.

— Я за ней как собака привязанная ходил. Все в глаза заглядывал. А когда на признание мое ответила добром, готов был хоть звезды с неба достать. Да только ей не звезды нужны были. Так она до царевича молодого добраться хотела. Я с ним дружбу водил тогда. Не раз в бою бывали вместе, друг другу спину прикрывали. Карист хоть колдуном и не был, а воином знатным. Он меня по плечу хлопал, когда я Рэвене в след вздыхал. А потом их в одной постели застал. А я ж, Тиана, уже браслеты выбирал. Так озлился, что и не помню, что дальше сделал. Только потом, перед царем стоя узнал, что одним заклятьем убил его на месте. За то меня казнить хотели. Да учитель заступился и меня только дара колдовского лишили и из страны погнали. Я же думал, что лучше бы голову сняли. Все смерти искал, под любые знамена вставал. Да не везло. Когда тебя увидел в княжича шатре… озлился очень, не на тебя, а на себя, потому, как понял, что не устою перед твоей колдовской красотой. Боролся с собой, а потом решился. Да только когда ты пришла просить за друга своего, испугался очень. Показалось, что потеряю тебя, вот и вызверился. Ты можешь не прощать меня, да только не гони.

Я же на то сопела, носом в плечо его уткнувшись. Он меня по голове погладил, вздохнул.

— Ты бы ей хоть имя дала, Тиана.

— Кому? — спросила я, заглядывая ему в глаза.

— Крысе своей. Она бедная все за тобой носится, а ты ей ни слова доброго, ни сухаря. Я бы обиделся уже.

Я же на то улыбнулась широко.

— Пусть Крысой и будет.