Драконы ночной смены

— Опал не была в опасности, — возразил отец. — Она была создана гением. Другие дети…

— То, что она родилась с сильной тягой, не означало, что у нее была способность управлять ею. Она сказала, что ее обучение началось в пять. Пять! Чудо, что она не сожгла себя еще тогда, хотя она была близка, когда я нашла ее.

Отец в смятении посмотрел на меня, но я просто пожала плечами. Что я могла сказать? Она была права.

— И это даже не худшее, — сказала доктор Ковальски, грозя пальцем перед лицом папы. — Будто ваших «лучших учителей в мире», позволяющей пятилетней колдовать, было мало, они заставили ее учить тауматургию, хотя она явно не сторонница дисциплины. Хороший учитель изменил бы урок под ученика, особенно, под такого уязвимого, как ребенок, но ваши идиоты били ее об стену и обвиняли ее, когда она ранилась! Что за дураков вы нанимали?

Ён отпрянул на шаг.

— Я… все звали их лучшими.

— Вам стоило внимательнее следить за происходящим в вашем доме, — ругалась она. — То, что вы дракон, не оправдание! Вы приняли человеческого ребенка, значит, вы в ответе за ее развитие. Вы должны были видеть, что у нее были проблемы, и направить ее к ее естественному таланту, но сделали ли вы это? Нет! Вы решили, что она была птицей, бросили ее в воздух и сказали лететь, даже не проверив, а она могла оказаться рыбой!

— Я не знал, что она могла быть рыбой, — возмутился Ён. Он был в смятении. — И я даже не знаю, о чем мы уже говорим.

— Ясное дело, — буркнула доктор Ковальски. — Глупые драконы всегда думают, что знают лучше.

Папа отпрянул на шаг, и я чуть не подавилась зерном. Я еще не видела, чтобы Великий Ён был так растерян, и это было бесценно. Но, хоть мне это нравилось, я привела папу сюда не для укоров.

— Доктор Ковальски?

Моя наставница хмуро оглянулась, и я указала на папу.

— Вы правы во всем, но вряд ли он в ближайшее время повторит ошибку с другим ребенком-магом, так что можете посмотреть на его магию и сказать, могу ли я как-то ускорить преобразования:

— Что не так с тем, что ты делаешь? — спросила она, гнев пропал из ее голоса, ведь мы уже не обсуждали грехи отца против юных магов. — Я слышала, вчера он был еще в коме, так что у тебя серьезный успех.

— Но этого мало, — я быстро рассказала ей о его дымчатой форме, и как моя душа болела, когда я передавала магию ему. — Я ощущала такое при отдаче, но я не бью себя магией! Я идеально передаю ему безопасное количество магии, хотя этого едва ему хватает. Мне нужно, чтобы он накопил силы, а не постоянно расходовал их, но я переживаю, что вывихну душу снова, если отдам больше сил.

— Во-первых, хорошо, что ты слушаешь свое тело, — гордо сказала доктор Ковальски. — Насчет твоей проблемы — боль, которую ты чувствуешь, наверное, связана не с объемом магии, а с тем, что ты передаешь ему огонь дракона или нечто близкое. Как другие формы магии, огонь дракона верен своей натуре, и это означает, что он обжигает. Ты — не дракон, так что ты не можешь удерживать большое количество огня дракона без боли.

— О, — я смутилась. У нее это звучало очевидно. — И что мне делать?

— Не знаю, — она нахмурилась. — Давай я сверюсь с книгами и поищу ответ. А ты пока что займешься поливом, ладно? Овощ для сегодня на столе.

На столе было много овощей, но она могла говорить лишь об одном.

— Вы про это? — спросила я, поднимая мускатную тыкву размером с мою руку.

— Да, — доктор Ковальски пошла к своей библиотеке. — Полей все. Долгое время не было дождей, и осень становится жарче с каждым годом.

Я убедила ее, что все полью, но она вряд ли слышала. Она уже забиралась по встроенному книжному стеллажу, чтобы снять огромный академический том с таким длинным названием, что оно занимало весь корешок книги. Радуясь, что моя проблема была в хороших руках, я схватила тыкву и пошла наружу, наполнила ее магией, а потом вытащила из нее силу и придала облик огромной ладони, которая смогла схватить бочку для дождя, стоящую на углу дома. Наполнив тыкву магией еще раз, я представила лейку, подняла ладонь над головой, чтобы создать мерцающий барьер из магии, полный дырочек.

Получился перевернутый дуршлаг, накрывший весь сад. Когда магия приняла облик, который я хотела, я перевернула первое заклинание на второе, и вода из бочки потекла по барьеру, проваливаясь в дырки на сад, прямо как дождь.

Трюк был отточенным за недели, которые я занималась этим почти каждое утро. Когда я опустошила первую бочку и повернулась за следующей, я увидела, что отец наблюдал из заднего хода дома с потрясением на лице.

— Это было чудесно, Опал.

Я пожала плечами, смущенная, что такая мелочь впечатлила его. Комбинация бочки и дуршлага для создания дождя была сложной для меня, но настоящий маг легко полил бы так сад.

— Доктор Ковальски — хороший учитель.

— Мне уже сказали, — Ён сел на крыльцо, горько вздыхая. — Я на самом деле думал, что делал для тебя как лучше.

— Знаю, — я перевернула следующую бочку на дуршлаг из магии. — Но ты все равно ошибся, хотя я знаю, что не специально.

— Я хотел, чтобы ты раскрыла свой потенциал, — он отчаянно пытался защититься. — Даже когда ты не справлялась, я не хотел, чтобы ты сдавалась или думала, что я сдался с тобой. Потому я заставлял учителей давить на тебя.

— Я знаю, что ты хотел как лучше, пап, — раздраженно сказала я, сосредотачиваясь на работе. Было весело, когда доктор Ковальски ругала его, но я не хотела этот разговор. Старая Опал была бы рада рассказать ему, как плохо мне было от этого давления, но мне нравилось, что я хоть раз не была в ярости из-за отца. Вчера мы совершили хороший прогресс, и я не хотела спада. И крики из-за ошибок прошлого никогда не шли нам на пользу. Да, он почти во всем ошибся, когда дело касалось меня, но я уже не была малышкой, взрывающей тыквы. Я была взрослым магом со своими талантами, и я становилась лучше с каждым днем. Этого хватало. Я была готова идти дальше, когда папа открыл рот и сказал то, что я не ожидала от него услышать:

— Прости.

Я застыла. Замерла, как камень, посреди тропы в саду. Я слышала, что люди замирали от шока, но я не понимала до этого, что это был настоящий физический феномен. Когда я смогла развернуться, отец сидел на заднем крыльце дома, опустив голову, худые плечи склонились, как у старого побежденного мужчины.

— Одна из самых больших опасностей для дракона — жить прошлым, — сказал он тропе из гравия под его дешевыми сандалиями. — Эта слабость погубила моего отца. Ему было почти десять тысяч лет, он должен был знать лучше, но все еще видел людей лишь добычей, которую нужно было гонять и поглощать. Он не видел то, что видел я, не замечал их прыжки в разуме, упорстве и изобретательности. Он не приспособился, потому не подозревал ничего, когда я с древними смертными заманил его в глубокую воду, где сам и ждал его.

Я знала, куда вела история.

— Ты убил его.

Ён кивнул, сжал пальцы, словно вспоминал, как это ощущалось.

— Он заслуживал смерти. Он не менялся, был горделивым и слабым. Старый змей, который не смотрел, что мир изменился, и что его сын был не таким. Когда я съел его огонь, я поклялся, что не буду таким глупым. Не повторю его ошибки. Но повторил.

Он посмотрел на меня. Я нервно глядела на него, не зная, что происходило, так что не опустила даже пустую бочку, которую еще держала магией в воздухе. Отец говорил о прошлом все время, но не о своем. Он мог рассказать полную историю каждой страны в мире, но не рассказывал мне это.

— Я думал, что знал, что для тебя лучше, — продолжил он так тихо, что я едва слышала из-за ветра среди деревьев. — Ты была странным эмоциональным созданием. Тебя нужно было направить. Я думал, что давал тебе это. Думал, что знал, что это было. Когда я смотрю на тебя сейчас — на то, что ты сделала, на что способна — я понимаю, что совсем тебя не знаю.

Он звучал так печально, что мне стало не по себе. Это было странно, ведь я этого и хотела. Я хотела, чтобы он понял, что я уже не была маленькой. Я просто не была готова к тому, как это его расстроит.

— Дело не в том, что ты меня не знаешь, — я опустила пустую бочку. — Просто я уже не ребенок. Смертные меняются. Мы взрослеем.

— Я знаю, — с гневом ответил он, сжал костлявые кулаки на коленях. — Я — Ён из Кореи! У меня больше смертных, чем у многих драконов — золота. Я растил и защищал свою империю без клана больше тысячи лет, понимая то, как быстро могут меняться люди. Я знаю, как смертные растут. Просто… — он вздохнул. — Я не видел этого в тебе. Та же упрямая слепота, которую я презирал в отце, была все это время в моих глазах, и я не замечал, потому что не хотел видеть. Я хотел, чтобы ты всегда оставалась счастливым маленьким щенком у моих ног.

— Но я никогда не была такой, — разозлилась я. — Ты всегда звал меня щенком, но я не питомец!

— Я тебя такой и не видел.

— Тогда почему обращался как с питомцем?

Отец снова вздохнул.

— Так было безопаснее.

Я растерянно нахмурилась, а отец провел ладонями по лицу.

— Я не считал тебя ниже, — сказал он терпеливо и печально. — С момента, как твоя мать вручила тебя мне после твоего рождения, я считал тебя своим ребенком. Лучше своего, ведь мой был бы таким, как драконы, как я. Предатели, желающие мои земли, мой огонь и мою голову. Ты была человеком, и я мог свободно заботиться о тебе, сколько хотел, без страха предательства.

— Но ты видел меня как меньшее, — возразила я. — Ты «ценил» меня, только потому что думал, что я была слишком слаба, чтобы ранить тебя. Потому что я была безопасной. Разве этим ты не считал меня ниже?

Глаза отца расширились от удивления, я потом он покачал головой с отвращением.

— Как я и сказал, — пробормотал он, — я был слепым. Слепым и глупым, и я все еще раскрываю, как далеко тянулось мое неведение, — он посмотрел на землю снова. — Как верно сложилась, что ты разбила меня. Карма движется по кругу.

Я закатила глаза.

— Кто теперь ведет себя глупо? — я подошла и плюхнулась на крыльцо рядом с ним. — Я тебя не разбивала. Ты пытался запереть меня в клетке, и я отбивалась. Не буду извиняться за то, как защищалась, но это не значит, что нам суждено быть врагами. Если в этом есть карма, то это твои плохие поступки кусают тебя за хвост. К счастью, есть простое решение. Если не хочешь, чтобы я боролась с тобой, хватит заставлять меня делать то, чего я не хочу. Дай мне решать, что для меня лучше, и, может, мы перестанем кусать друг друга каждый раз, когда появляемся в поле зрения.

Тень улыбки появилась на губах отца.

— Это было бы приятной переменой.

— Точно, — согласилась я. — Мне не нравится все время с тобой ссориться, но я не могу одна все изменить. Я уже выросла, но, чтобы это сработало, тебе тоже нужно вырасти. Если я твоя дочь, ты должен относиться ко мне, как к дочери. Как к семье, а не как к «щенку» или «сокровищу», которыми ты владеешь.

Отец нахмурился.

— Уверена, что хочешь этого? Моя история с семьей не из счастливых.

— Семья такая, какой ее сделаешь, — возразила я, глядя ему в глаза. — Мне плевать на Белую Змею или гадости, которые ты мог творить тысячу лет назад. Для меня важны мы, тут и сейчас. Я и мама — семья, которую ты выбрал. Но если ты зовешь меня своим отцом, то и веди себя как отец. А не как дракон, закатывающий истерику из-за пропавшего камня.