Морские короли. Перекрестки

- А тут он все равно погибнет. Я матери обещал позаботиться о младших!

- Тогда сначала хоть одного спасите, а второго позднее. И тьерину надо будет вытаскивать, тоже сколько сил понадобится.

Луис только вздохнул.

- Ты прав.

И с удвоенной энергией принялся копаться в бумагах предстоящего Эльнора. Мародерство?

Вот еще! Уж Эрико эта сволочь по гроб жизни теперь должна. А ему, Луису... это не грабеж! Это - военный трофей!

***

Эттан Даверт медленно ехал по улице.

Он любил этот город, и вдвойне любил его, став полновластным хозяином Тавальена.

Любил белые камни домов и серые мостовые, любил чахлую зелень палисадников и красные черепичные крыши. Любил болезненным чувством собственника, происходящим из юности, когда Тавальен с насмешкой смотрел на нищего мальчишку Даверта. А сейчас - каково?

Кто тут хозяин?

То-то же...

А скоро равных ему вообще не останется. И это тоже правильно. Он - Преотец, его слово должно быть законом, а этот наглый магистр...

Опять же, за столько лет в закромах у орденцев скопилось много всего интересного, полезного и ценного, что должно принадлежать ему. А магистр Шеллен нагло распоряжается его, Эттана, имуществом, как своим собственным.

Скоро, уже очень скоро.

Конь Эттана взвился на дыбы, и Преотец едва не вылетел из седла. Гвардеййцы помогли. Вовремя удержали скотину под уздцы, подхватили магистра...

Из переулка на белой лошади вылетела очаровательная всадница. Вылетела - и затормозила, словно наткнувшись на стену, но сумятицу она уже внесла.

Гвардейцы заслонили Эттана, обнажили клинки...

- Нет!

Эттан говорил негромко, но очень властно. И его услышали.

- Мечи в ножны! Все успокоились.

- Благодарю вас!

Всадница поглядела на Эттана своими громадными глазами. Бархатисто-карими, теплыми, ясными, и мужчина невольно улыбнулся. Разве можно быть строгим с такой очаровательной девушкой?

Никак нельзя.

- Простите, о-ох... Преотец!

Эттан чуть склонил голову, признавая, мол да, это он.

- О, простите меня, пресветлый, я не хотела, я случайно, просто Марлона у меня всего пару месяцев..., - девушка тараторила и тараторила, из-под кокетливой шляпки выбились огненно-рыжие локоны, и вообще она была удивительно похожа на белочку. И живым своим личиком, и громадными глазами и даже повадками, и Эттан вдруг поймал себя на мысли, что не прочь бы покормить эту 'белочку' орешками.

- Все в порядке, госпожа...?

- Лиона. Тьерина Лиона Альенсе.

- Тьерина Лиона, вы должны пообещать мне не летать так по городу. Вы могли пострадать...

О том, что кто-то мог и просто попасть под копыта коня, Эттану в голову не пришло. Подумаешь, простолюдины?

Да кого они интересуют?

А вот тьерина...

С места встречи Эттан уезжал, получив клятвенное обещание скорой встречи. Например, на загородной прогулке. И даже не подозревал, что тьерина Лиона отличная наездница.

Просто...

Преотец - завидная добыча.

Вальеры Тессани больше нет, препятствие устранено, так почему бы и не подсуетиться, раз уж получилось? Разогнать лошадь, увидев кортеж Преотца, вовремя остановить ее, изобразить испуг...

Тьерина Лиона осознавала силу своей привлекательности, и собиралась перевести ее в звонкую монету. Или драгоценные камни - почему нет? Пусть Преотец сделает подарок красивой девушке...

А там - посмотрим?

Семейство Арьен.

- Ну, здравствуй, сестренка.

Эдмон крепко обнял Альетту, как когда-то, уходя из дома, и ощущая напоследок родное тепло. Поцеловал в щеку, отмечая про себя, что сестра, хоть и выглядит достаточно молодо, но обзавелась и морщинками в уголках рта, и кругами под глазами...

Время?

Оно мало кого красит, но тут не годы виной. Раздор в семье страшнее старости.

- Братик... я так рада.

Альетта уткнулась носом в плечо брата, и на миг замерла.

Эдмон.

Старший, любимый, все понимающий и знающий, братик, в глазах которого плескалось море, а душа рвалась куда-то к неизведанному. Единственный, кого она по-настоящему любила из всей семьи.

Эмисса была глупой, Амедей жадным и вредным, а родители... они были замечательными, но никогда не понимали ее до конца. Так тоже бывает. Альетта подозревала, что и ее дети, хотя и любят маму, но считают безнадежно отсталой. И старалась не давить на молодежь - благодарнее будут.

Прошло немало времени, прежде чем родные оторвались друг от друга, и Альетта повела рукой.

- Садитесь.

Эмиль уже устроился в кресле и лопал засахаренные фрукты. Тетка смотрела на него с любовью.

- Твой старший?

- Есть еще Кати, но она дома, с матерью. Маританки не любят покидать свой остров. А твои?

- Старший сейчас в Тавальене, они с отцом торгуют, он и поехал представителем, средний в страже служит, уже до капитана дорос, а младший решил податься в религию. Служителем будет.

Альетта пожала плечами. Брат и так все знал, письмами они продолжали обмениваться все эти годы. Но вежливость диктовала свои правила. Наконец формальные расспросы были окончены, и она, вздохнув, перешла к делу.

- Эдмон, ты должен вернуться.

- Ты писала, но я толком не понял, что случилось, - нахмурился мужчина.

- А что тут непонятного? - Альетта смотрела грустно. - После смерти отца, матери стало плохо. Она сейчас у себя, и я надеюсь...

- Конечно, я ее навещу.

Альетта кивнула.

- Понимаешь, мне от родителей ничего не надо. Я в жизни хорошо устроилась...

Эдмон понимающе кивнул. Альетта вышла замуж за отличного парня, купца, получила приданое, муж удачно вложил его в дело, раскрутился, и ей хватало с лихвой. И детям, и внукам останется. А вот у брата с сестрой дело обстояло не так блестяще.

Эмисса долго выбирала, гордясь своей красотой, и наконец, выбрала тьера, очень красивого, но безземельного и откровенно безденежного. Красотой же сыт не будешь, так что тьерина откровенно попрошайничала у родителей.

Вложить деньги в дело?

Получить прибыль?

Что вы, это так... неблагородно!

Амедей же...

В свое время младший брат дико завидовал Эдмону, а оставшись единственным, окончательно распоясался. Отца все же подкосил уход первенца, а Амедей еще подливал масла в огонь, вслух надеясь, что Эдмона в дальних краях постигнет печальная судьба. Когда же отец умер, Амедей заявил, что теперь все дела будет вести он. А мать... ну, доживет она свой век при нем, уж как-нибудь...

Эмисса потребовала, чтобы ей тогда сразу выделили долю из дела. Треть и прямо сейчас. Ах, дело рухнет? Неважно это же купечество, одним больше, одним меньше. А вот она такую соболиную муфточку видела... Мать была слаба, и в свары вмешиваться не могла, Альетта выслушала обе стороны и схватилась за голову. Если и дальше так пойдет - семья просто распадется. Так что она махнула на все рукой и вызывала Эдмона.

Мужчина только зубами скрипнул.

- Льетта, от меня ты что хочешь?

- Отец оставил завещание.

- Вот даже как?

- Незадолго до смерти он вызвал меня и принялся расспрашивать. Он всегда подозревал, что мы поддерживаем связь, и на этот раз я не стала отрицать. Прочитаешь?

- Давай своими словами?

- Все, что у него есть, он завещал тебе. Нам с Мисси - определенную сумму денег, которую можно изъять без ущерба для дела, небольшую... Амедею - ничего.

- Чем таким отличился младшенький?

- Грязными делишками и скандалом. Обрюхатил дочь папиного друга, жениться отказался...

- Он не женат?

- Был. Жена умерла, его детей, кстати, я воспитываю. Нашему купцу некогда.

Эдмон только вздохнул.

- Ладно. Льетта, я тебе по-любому обязан, так что... ты хочешь, чтобы я принял наследство?

- Да.

- Я это сделаю. А теперь пойдем к маме?

***

Мать Эдмон даже не узнал сразу. Была она вполне бодрой женщиной лет сорока, когда он уходил из дома, а теперь лежит в постели сухонькая старушка - и плачет. Молча плачет.

Вот за эти слезы, стекающие по морщинистым щекам, Эдмон себя и почувствовал последней мразью. Упал на колени перед кроватью, коснулся губами сухонькой руки.

- Мама... я вернулся, мамочка...

Слезы не останавливались.

Только теперь это были слезы счастья. И Альетта, стоящая в дверях, сделала шаг назад, потянув за собой Эмиля.

Потом, все потом. И наговорятся потом, и налюбуются друг на друга, а сейчас пусть мать и сын побудут друг с другом. Им есть о чем поговорить.

***

К обеду Эдмон снес мать вниз на руках. Но Линнея Арьен чувствовала себя намного лучше, и собиралась встать на ноги. От горя кто хочешь сляжет, а радость - она лечит. Они сидели за столом всей семьей - мать, Эдмон с сыном, Альетта с мужем и кучей детей, которых Эдмон, честно говоря, и не запомнил ни по именам, ни по лицам, смеялись и обсуждали достоинства супа из шпината, когда в столовую вошел...

Брата Эдмон тоже узнал сразу. Амедей не слишком изменился. То же сухое лицо с глубоко посаженными глазами, те же узкие плечи - красота в семье досталась старшим детям, на брата не осталось ничего.

Амедей сделал шаг, другой - и замер на пороге. Впился глазами в лицо Эдмона так, что гвозди оказались бы милосерднее, настолько ненавидящим, злобным и гневным был взгляд младшего брата.

- Ты...

Эдмон поднялся из-за стола. Расправил плечи, улыбнулся.

- Я, Мед. Я.

Раньше Амедей вылетел бы из комнаты, хлопнув дверью. Но этот оказался покрепче. Подошел к столу, без спроса налил себе вина в бокал...

- И где вы взяли этого актеришку?

- Амедей! - Альетта сверкнула глазами, но высказаться не успела. Эдмон и сам мог постоять за себя.

- На Маритани. Куда ты, братик, скоро отправишься.

- Что?

- Я думаю, что мы будем открывать на острове свое представительство. И мне нужен будет кто-то под боком. Ты сгодишься.

Амедей презрительно расхохотался. Получилось вполне убедительно.

- Да с чего ты взял? Ты тут никто и ничто, тебе ничего не полагается! Ты прошлялся невесть где двадцать лет...

- Около пятнадцати, - поправил Эдмон. - и ты ошибаешься. Отец написал завещание в мою пользу.

Глаза Амедея полыхнули бешенством, но смотрел он теперь на Альетту.

- Ты... с-сука...

Может, он и кинулся бы на сестру - разорвать, вцепиться в горло той, которая нарушила все планы, но не успел. Плечом к плечу с отцом выросла фигура Эмиля Арьена.

- Не смей оскорблять моих родных.

Пусть это прозвучало по-детски, но Амедею хватило.

Сейчас перед ним сидела вся семья. Семья, в которой ему места не было (или так ему казалось). И сделать бы что-нибудь, схватить меч, проткнуть негодяя, который шлялся невесть где малым не двадцать лет, а теперь явился на готовенькое, словно ему тут медом намазали, но...

На поясе у негодяя висел отличный клинок с простой рукоятью, обтянутой акульей кожей, а значит, и владеть им Эдмон умел. Такие клинки кому попало и на Маритани не раздают, это из 'гвардейских мечей', а еще рядом с ним стоял молодой парень, очень похожий на молодого Эдмона, и смотрел зло и холодно. И Амедей задохнулся от гнева.

Схватился рукой за горло - злоба душила...

- Ненавижу! НЕНАВИЖУ!!!

И вылетел вон.

Эдмон посмотрел на Альетту.

- Так, одна проблема решена. Остается вторая - Мисси. Но я надеюсь, она не явится портить нам обед?

***

Амедей мчался по улице, позабыв и про лошадь, и про свои безумно дорогие сапоги, которые сейчас пачкались навозом, и про достоинство, с которым должен вышагивать богатый купец...