Камушек

2

«...10 апреля

С трудом поднял себя к завтраку. Москва — ужасно гнетущий город. Небо темное, дома серые, люди унылые, грязь повсюду. Даже в Лондоне на душе было легче. Не понимаю, что это со мной?

Якова, ценных тварей и пару сундуков всякого скарба домовик перенес в другой дом, и уже к обеду я остался в одиночестве. Эх, вот бы и мне завести такого слугу. А то ведь после один я сидел за огромным столом, хлебал какой-то суп с непроизносимым названием, и даже посмотреть было не на кого. Одни только камни повсюду, теперь даже внутрь забрались.

Когда одевался, заметил, что руки мои начали понемногу трястись. Неужели я подхватил здесь какую-то болезнь? Так или иначе, пеплозмейки ждать не станут.

Подволакивая ноги, словно пьяный, я брел по утопавшим в грязи улицам Москвы. Положение солнца на небе можно было угадать только по слегка светившемуся месту облаков. Я был уверен, что еще довольно рано, но вокруг словно сумерки сгущались. Или у меня так в глазах темнело?

Огневицы живут лишь час после того, как выползают из огня, да и отложенные за это время яйца отличает крайняя вспыльчивость. Поскольку о недавних пожарах разговоров не было, я пребывал в уверенности, что двигаться надо к тем улицам, на которых этих змей видели в последний раз. Вот только город был мне незнаком, а случайные прохожие пугались моего вида и с отвращением отшатывались прочь. Пришлось идти наобум.

Одни дома сменялись другими, становясь все более старыми и менее опрятными. Притом у каждого второго крыльца я видел россыпь знакомых блестящих округлых камней перед ступенями, и чем беднее выглядел дом, тем больше их было. Странное веяние моды, вызывавшее у меня теперь не интерес, а отвращение. Да замостили бы этими булыжниками мостовые, хоть грязи стало бы меньше!

Выходят огневицы лишь из того огня, в коем щепоть любого волшебства сгорала. Ни один разумный колдун без присмотра пламя такое не оставит, а потому искал я лавки, в каких простецы с магическими порошками могли баловаться. Догадка оказалась удачной, и возвращение в дом Щелкалова пришлось на глубокую ночь, но с дюжиной укрощенных Иммобилюсом яиц огневицы в кармане. Никогда не видел, чтобы три кладки располагались так близко друг к другу. Колдуны, писавшие Якову, были правы: все это не к добру.

11 апреля

С самого пробуждения в пребывал совершенно без сил, аппетита тоже не было, но гордость и едва позвякивавший кошель выгнали прочь из дома на поиски яиц огневицы. Перед выходом я сложил все вещи обратно в сундук, ибо не видел смысла пребывать в этом доме и дальше.

Возможно, лучшим вариантом будет отправиться на берег Франции и немного отдохнуть. Идти на охоту за скрытнем в таком состоянии — непростительная глупость.

В этот раз, при помощи Ашвиндер Ревелио, едва ощутимый след огневицы удалось отыскать не на окраинах, а в центре города — в лавке, торговавшей дёгтем и красками. Это место было пугающе близко к дому Якова, но, окончательно обессилев, я был только рад пройти путь покороче.

Опираясь одной рукой о дома и заборы, попадавшиеся по пути, и удерживая в другой волшебную палочку, я потихоньку брел к цели, когда за спиной моей раздался шорох…»

Ньют едва не закричал, вскочив на кровати, когда отчетливое шуршание послышалось прямо позади него. Что это было?!

Посмотрев пару мгновений в испуганно расширившиеся глаза домовика, пришедшего подмести полы, он обессиленно рухнул обратно. «Так, нужно поскорее узнать, чем все закончилось, и наконец заснуть. — Ньют приложил руку к груди, чувствуя, как заполошно бьется сердце, а потом утёр со лба холодный пот. — А заметки из других поездок уж лучше при свете дня буду смотреть». Перевернувшись на живот, он отыскал нужное место и вернулся к чтению.

«…раздался шорох. Наверное, обернулся я неожиданно резво для своего состояния, потому что тварь среагировать не успела.

Пушистое тельце с ладонь, огромная шароподобная голова, почти человеческое личико — вот что удалось разглядеть мне прежде, чем серовато-коричневая гадина прыгнула, распахнув неожиданно большой рот с рядами острых зубов. Уж не знаю, каким чудом, но я успел ее отбросить, прежде чем маленькие когтистые пальчики схватились за одежду, а затем пригвоздил это существо к месту Оглушающим заклятием.

Победа? Как бы не так! В тот же миг все клятые камни, лежавшие на улице, принялись шевелиться и подниматься, заставляя меня испытывать неведомый доселе ужас. О, не твари это были, но демоны, и имя им — легион!

Понимая, что обречен проиграть эту битву, я трансгрессировал к дому Якова. Здесь пока что было спокойно и камни оставались камнями, но становилось ясно: это ненадолго. Так, в спешке и в ужасе, я попрощался с Москвой, едва не сведшей меня в могилу своим радушием и гостеприимством.

«Погребин» — так назвал камнеподобную тварь Яков, когда окреп достаточно, чтобы выслушать мой рассказ. Это от русского слова, означавшего «хоронить, предавать земле», поскольку любой оказавшийся в окружении этих демонов прямой дорогой отправлялся в могилу. Насылая печаль и безволие как на колдунов, так и на маглов, погребины с одинаковой жадностью пожирали любого, кто более не мог сопротивляться. Что уж там, мой друг и сам оказался к смерти ближе, чем планировал. Возможно, не отошли я его в поместье, демоны обглодали бы мясо с его костей прямо в постели…»

— Быть не может! — Ньют уставился на чернильный рисунок существа, ставшего причиной столь сильного испуга Лезела Фрикса. — Погребин?! Но почему? Они ведь довольно безобидные!

Поняв, что произнес это вслух, он прикрыл рот ладонью и огляделся по сторонам. Уф, хорошо, никто из соседей не проснулся.

«…К сожалению, из-за того, что Яков заболел, а я устранился, отыскать яйца огневицы оказалось никому другому не под силу. Потому со стыдом и жалостью слушали мы вести об ужасном пожаре, случившемся в Москве на следующий же день после моей поспешной трансгрессии. Начавшись в той дегтярной лавке, близ которой меня окружили погребины, огонь сгубил многие дома и унес бессчетное количество жизней.

Впрочем, самим каменным демонам пожар также не пришелся по душе. Говорили, будто сгинули они, переселившись из города на дороги, и с той поры преследовали лишь одиноких путников, нагоняя на сердце их печаль и тоску.

По-моему, могло статься и так, что часть их мрачной и гибельной сути навеки осталась в камнях домов и дорог московских, делая облик того города угрюмее по весне».

Ньют закрыл книжицу и отложил ее на тумбочку.

— Я стану лучшим магозоологом-исследователем и объеду весь мир! — пообещал он себе тихим шепотом. — А потом напишу правдивую историю обо всех встреченных существах. Может, тогда они станут кому-то так же интересны, как мне?