Упорядоченное

– Т-тело д-для в-воплощения? – язык едва повиновался Вениамину.

– Ну, конечно! – снисходительно пророкотал профессор. – Уж не считает ли любезный господин ассоциат, что мои изыскания следует продолжать вот в таком, крайне неудобном для учёных занятий виде?

– Н-но тело…

– Мы изучим этот вопрос дополнительно, – уверенно заявил призрак. – Вот-вот разразится эпидемия некроэпизоотии, орды восставших мертвяков уничтожат, разорвут и сожрут всё живое на своём пути и я…

– Профессор! – нашёл в себе силы Вениамин. – Со времени вашей… э-э-э… со времени безвременной… то есть трагической… вашей кончины прошло уже шестьдесят лет! А всеобщей пандемии разупокаивания так и не случилось!

Но почтенного дона ди Фелипо не так-то легко было сбить с толку.

– Значит, она разразится вот-вот! – без тени сомнения бросил он. – Согласно моим вычислениям вероятность её возрастает с каждым годом; и хорошо бы, кабы она имела место в прошлом, ещё не набрав полной силы; сейчас же, шестьдесят лет спустя, прорыв станет поистине ужасающим. Нельзя медлить, мой дорогой, никак невозможно!

– Но… что же мне делать?

– Выполнять мои указания, – немедля отозвался профессор. – Сейчас вам надо отринуть свои страхи, впустить меня в своё сознание целиком и полностью – продиктовать необходимые указания я не могу, они слишком сложны, но постараюсь передать, так сказать, невербально.

– Профессор… но… как же вы… как вы оказались…

– Мой милый, сейчас это совершенно неважно. Но, если вы настаиваете – трагическая случайность на завершающих стадиях эксперимента. Несчастливое стечение обстоятельств, выпадающее раз в сто лет. Флуктуация. – В голосе ди Фелипо явственно слышалось нетерпение. – Вам так важно это узнать прямо сейчас? Не забывайте, наше время ограничено!

Холодные чужие пальцы настойчиво давили ему на виски, однако Вениамин продолжал сопротивляться.

– Что это… было за оружие? Я должен… знать! Профессор…

– Спаситель великий, – вздохнул призрак. – Ну и молодёжь пошла. Никакой страсти к истинно рискованному научному поиску! Всё хотят, чтобы по правилам, по уложениям, с гарантированным результатом…

– Профессор… – простонал Вениамин. Боль становилась нестерпимой, но сдаваться и впускать кого бы то ни было в сознание он не собирался. – Вам… трудно?

– Ну конечно же, нет, – последовал желчный ответ. – Хорошо, уважаемый ассоциат. Смотрите вот на этот экспонат. Да-да, на сию заспиртованную голову. Смотрите ей в глаза.

Вениамин повиновался.

– Поневоле придётся многое пропустить, – профессор не скрывал неудовольствия. – Только самое главное. Смотрите!

Уродливая башка в банке конвульсивно дёрнулась. Рот искривился в гримасе боли, хотя что могла ощущать отрезанная голова?

Слепые глаза раскрылись, и Вениамин увидел…

…Вечерний сумрак. Развороченные могилы, опрокинутые монументы и могильные плиты. Здесь хоронили богачей, если судить по мраморным мавзолеям и вычурным статуям, ухоженным дорожкам и возвышавшемуся чуть дальше величественному собору Спасителя. Чистые белоснежные стены, алые черепичные крыши, сверкающий золотом крест на вершине шпиля.

И у самого подножия этих чистеньких стен, на мраморных, как и почти всё вокруг, ступенях – кровь. Кровь и тела, разбросанные, словно детские игрушки. И над ними, над телами – целое скопище мертвецов, поднявшихся из могил.

Здесь были почти нагие костяки и почти незатронутые тлением трупы. Мужчины и женщины, старики и дети, старухи и юноши. Девушки в подвенечных платьях, так и не успевшие выйти замуж и обвенчавшиеся взамен этого с могилой.

И сейчас они рвали ещё тёплую плоть убитых ими людей. Быть может, собственных детей, или внуков, или правнуков, – им это было неважно.

Вениамина едва не вывернуло наизнанку.

– Знаменитое разупокаивание в Хастингсе, – деловым тоном объявил профессор. Его жуткая картина, по-видимому, ничуть не смущала. – Привилегированное кладбище, высокая сохранность тел и костяков благодаря частичному бальзамированию… Извольте видеть, господин ассоциат, что случилось дальше.

О «знаменитом разупокаивании в Хастингсе» Вениамин ничего не слышал.

Двери собора, массивные, с два человеческих роста, украшенные затейливой резьбой, были сорваны с петель, там, где полагалось быть засову – торчащие веером щепки.

– Внутрь можно не заглядывать, там всё ещё хуже. А теперь – глядите, сударь мой ассоциат, глядите!

Из-за угла стремительным шагом появился бородатый импозантный мужчина: что называется, в самом расцвете сил, с властным правильным лицом, сильным подбородком и стальными глазами, хоть сейчас на картину. В руке он сжимал вычурный посох белого дерева, в оголовке полыхало белое пламя, обнимавшее набалдашник, как огонёк свечи обнимает фитиль.

– Нет, это не я, – прокомментировал профессор. – Мой компаньон и, если угодно, наставник. Декан, академик и доктор…

Бородатый маг замер на мгновение, затем резко вскинул посох, нацеливаясь им в жрущих мертвяков. Вениамин ожидал чего-то эффектного, вроде потока пламени, огненных шаров или молний, но вместо этого на анимированные трупы и костяки вдруг полезла земля, вспучиваясь чёрной пеной. Подобно морским волнам, дёрн вздыбился вместе с травой, тёмная почва под ним волновалась, накатываясь на мраморные ступени. Она захлестнула ближайший скелет, увлечённо обгладывающий ногу женщины, потащила вниз, несмотря на его барахтанье и попытки зацепиться.

Земля неумолимо заваливала пожелтевший костяк, накрывала, словно тщась вновь похоронить в собственном лоне.

Остальные мертвяки дружно подняли головы. Как-то подозрительно дружно; и так же подозрительно дружно, словно их вела общая для всех воля, ринулись на чародея.

Один из мертвяков разлетелся ошмётками гнилой плоти и костей, словно в него угодил незримый молот; но остальные в один миг с феноменальной резвостью покрыли отделявшее их от мага расстояние, вцепились в него, повалили, поволокли…

– Я позволю себе не вспоминать звуки, коими это сопровождалось, – сухо объявил ди Фелипо. – А вот теперь, молодой человек…

В полной тишине всё из-за того же угла храма опрометью выбежал ещё один маг, куда моложе, со впалыми щеками, чуть великоватым носом и острым подбородком. Борода росла клочками и ещё не успела протянуться от уха до уха, однако это, несомненно, был профессор ди Фелипо, ещё не успевший сделаться знаменитым астромагом и…

И призраком.

Рядом с ним ковыляло на четырёх конечностях неуклюжее существо, напоминавшее мумифицированного пса, зачем-то облачённого в подобие роскошной бронзовой брони с выгравированными рунами и символами. По изгибам и росчеркам знаков пробегал голубой и зеленоватый огонь, в существе двигались поршни и рычаги, словно ему требовалась помощь, чтобы просто переставлять лапы.

Молодой ди Фелипо остановился. Он глядел на окровавленные останки своего учителя, часто моргая. Рот у него приоткрылся, и выглядел он совершенно не героически.

– Да-да, именно так, – услыхал Вениамин. – Именно таким я и был в ту пору: одержимый собственными идеями, вдохновлённый первыми успехами… но не стану изображать себя сказочным богатырём, который одним махом семерых побивахом. Было именно так, как было. Смотрите дальше!

Ди Фелипо попятился, по-прежнему не отрывая взгляда от жуткой сцены. Рука его опустилась на загривок ковылявшего рядом с ним конструкта – а что это был конструкт, Вениамин не сомневался. Руны заискрились и засверкали, рычаги вздрогнули, бронзовые пластины раздвинулись – «пёс» ди Фелипо вразвалочку, неспешно потрусил навстречу неупокоенным.

А они дружно ринулись к нему – словно давно не видевшиеся возлюбленные.

Молодого мага они полностью игнорировали. Забыли они и об оставшейся валяться добыче, которую только что рвали с такой жадностью.

Возникла куча-мала, блеск бронзы исчез под натиском костей и мёртвой плоти. Чародей ди Фелипо быстро делал какие-то пассы руками, и губы его шевелились, он явно накладывал какое-то вербально-жестовое заклятие – и тут груду мертвяков пробил яркий тёмно-золотой луч, разбросавший уже один раз умершие тела. Нет, Вениамину показалось – это был не луч, а что-то вроде бронзового копья, какими на турнирах сражаются рыцари Империи Креста.

Копьё пробивало анимированные трупы и костяки, дробило кости, рвало мёртвые тела, расшвыривало их в разные стороны; они падали, ломались кости, черепа срывало с позвонков, тела, сохранившиеся лучше, уже едва могли подняться.

Однако, хоть и «едва», но они поднимались. Поднимались и вновь вцеплялись в бронзового пса, даже не пытаясь увернуться от ударов его копья; и вот – полетела, завертевшись, погнутая бронзовая пластина, руны на ней угасли, обратившись в тёмные росчерки, бессильные и безвредные.

Молодой ди Фелипо попятился. Потом ещё. И ещё. И ещё – до тех пор, пока совсем не скрылся за углом.

Видение погасло.

– Мой первый опыт, – раздалось снисходительно-небрежное. – Малоудачный. Анимированный конструкт на динамических кристаллах Кнехта. Бронзовая броня, механика, все дела. Я был молод и крайне самоуверен. Однако, как нетрудно видеть, даже моя самоуверенность, моя наивность оказались более продуктивны, нежели всё знание высоких материй моего наставника, да упокоит Спаситель его бедную душу. Мой конструкт оказался малопригоден, его хватило только на одну схватку, мертвяки не оставили от него ничего, смяв бронзу так, что я потом даже не смог узнать ни одной детали, не говоря уж о том, чтобы что-то использовать вторично. Правда, мертвякам тоже досталось. Тогда я понял, что на правильном пути, только вот использовать надо совсем иные ингредиенты…

Вениамин вздрогнул – уродливая нечеловеческая башка глядела на него совершенно чистым человеческим взглядом. Исчезли слепые бельма; и смотрели глаза эти на молодого ассоциата с такой болью и отчаянием, что его буквально вышвырнуло обратно в реальность – ту самую, где он стоял на коленях возле пыльных полок, а за его спиной большое костяное существо, состоящее из множества мелких, по-прежнему пыталось прорваться сквозь отпорный круг.

А чуть дальше клубился бесформенный коричневато-жёлтый туман, так не похожий на обычную аппарацию.

– Теперь вы поняли, надеюсь, мой дорогой ассоциат? Вы поняли, насколько важны мои изыскания? Но, увы, эти ретрограды из Академии никогда не могли осознать, что такое истинное «благо общества», они думали только о том, чтобы их собственные ручки, нежные и белые, остались бы чисты и незамараны. А грязную работу пусть делают другие; мы же их гордо осудим, да-да, осудим, проклянём, развоплотим и заточим! Навеки!..

Сухой треск, зелёные искры так и посыпались. Костяные тварюшки добрались до середины отпорной полосы, оставляя за собой полустёртые, потерявшие силу символы.

– Что?! А…

– Спокойно, мой дорогой ассоциат, спокойно. – Коричневые клубы поползли к защитной черте. – Моя работа не может быть прервана никакими случайностями. Мои глупые коллеги решили, что за «бесчеловечные» и «жестокие» эксперименты меня следует отправить на холод. Разумеется, негласно, дабы не внушать студенчеству дурные мысли. Достопочтенный профессор астромагии ди Фелипо уйдёт на покой и уедет далеко, в свой маленький белый домик на берегу тёплого моря, – голос призрака резал, подобно ножу. – Его светостатуя останется на почётном месте в Парадной галерее! Но куда им, мягкотелым, справиться со мной, прошедшим в поисках знания такие места, что они бы описались от страха, едва услыхав их названия! Я вырывал тайны у пирамид Чёрных Королевств, и заточённые там призраки поневоле выдавали мне свои секреты. Я побывал в библиотеках забытых храмов, там, где у книг страницы из бронзы, и ни одну нельзя вынести из зала, ибо их сторожат заклятья более древние, чем сам человеческий род! Поэтому всё, что смогла сделать моя дорогая Академия, – подсунуть мне… опытный образец… отягощённый заклятиями… которые должны были бы меня погубить. И они погубили… но не только меня. «Образец», как вы можете видеть, ассоциат, тоже остался здесь – и я даже успел его отпрепарировать. О, слышали бы вы как она кричала!