Повесть дохронных лет

* * *

ЯНУШ, ДМИТРО, НИКОЛКА

Рядовые, марпехи ОВМР.

Небёны, а могли бы родиться на Земле.

На миске председателю колхоза «Отрадный» вырезал:

ДЕМИДОВИЧ ТАТЬЯНЫ

ИВАН ЕФИМОВ

15.11.2152. X 09.08.**32.

председатель колхоза «Отрадный».

Господи, за что ему такая доля.

С дощечки на кресте из мотыжных тяпищ перенёс надпись на обелиск с миской:

ХАРИТОНОВИЧ АННЫ

ПАУЛЬ КАСТРО

01.01.2151. X 16.02.**31.

первый председатель колхоза «Отрадный».

В прошлом биохимик, нейрохирург, академик.

Надпись своему командиру Лебедько вырезал особенно аккуратной клинковой резьбой:

ФРАНЦ КУРТ

24.11.2034 Х 09.08.**32

полковник, командующий ВС Пруссии.

Господи, упокой душу Бати.

Хрон в печень виновникам его погибели.

Вильгельм был первым из небёнов, родился на «Звезде». Вынули из крио-тубуса, дитя, прося грудь, верещало: «муттер», поэтому назвали немецким именем. «Немец» — национальность назначили.

Милош Милошевич — земляк: зачат и родился у мужчины с женщиной на Земле в Сербии до Хрона, сто лет спал в Анабиозарии Исхода.

У председателей колхоза «Отрадный», как у многих послехронных землян с презрением относящихся к марсианам (тем же землякам), в паспортах сделана правка: сначала прописано отчество, имя матери, только затем имя собственное и фамилия. Так и на погребальных обелисках обоим написали.

Полковник Курт — родной дядя капитану Вальтеру. Накануне земной кампании племянника майора Франца Геннадьевна Курта на «Звезде» официально известили о пропаже без вести роты ВДВ под командованием Франца Аскольдовича Курта, где-то на островах близ Кубы, но майор знал, что на самом деле дядя выполняет секретное задание. О том, что прусский комвзвода Вальтеру родственник знали только я, ротный старшина Балаян и прапорщик Лебедько. Первому майор приказал второго попросил о том молчать. У Лебедько попытался узнать, что произошло, почему взвод атаковал полуроту, при этом накрыв и крестьян. Спросил, не замечал ли прапорщик за полковником странностей и неадекватного поведения. Лебедько сплюнул и позже всем поведением показывал, что тема эта для него табу. Смягчился, после впроголодь прожитого года, как майор разжалованный в капитаны согласился проделать в Отрадном реформу, последовать дядиному примеру. Приказом были отменены воинские уставные отношения. Звания упразднили, имена и фамилии заменили прозвищем, обращаться друг к другу стали «мужик» или «хлопец». Збарек Крашевский назвался именем возлюбленной — Крыся; старший сержант Брумель в память о погибшем друге за прозвище себе взял его спецназовский позывной «Йосиф». Я, представившийся Коганом, Вальтера назвал Председателем, он не возразил. Других семерых старожилов острова: Комиссарову, Хлебонасущенскому, Чону Ли, Селезеню и троим солдатам его разведотделения оставили прежние прозвища: Камса, Хлеб, Чонка, Селезень, Мелех, Крынка, Пузо Красное. КП (командный пункт) переименовали в колхозное правление, казарму в спальный барак, каптёрку в продсклад, пищеблок в столовку, медчасть в больничку, гальюн в нужник. Та оно было в бытность полковника Курта Председателем, Батей.

Сразу после прощального салюта Президент Пруссии изъявил желание отбыть в столицу. Снимая намордник с дога-поводыря, запряжённого в велосипед, он заручился обещанием адмиралов и генерала придать захоронениям статус «братских» и помнить его сограждан, лишённых теперь единственной защиты от пиратских набегов. А он лично готов оказать всякое содействие в расследовании трагического инцидента, до конца жизни останется в печали по хорошему товарищу, верному другу Францу Аскольдовичу Курту. Попросил дОлжно помянуть командующего ВС Пруссии на поминках, на которых, к сожалению, присутствовать не сможет. Генерала ещё попросил передать Коменданту Крепости, что вся вина лежит на нём, пославшем на Бабешку спецназ по причине смехотворной — доноса. План по поставкам в Твердыню выполнен, а всё огнестрельное оружие в Отрадном — несколько дробовиков, которыми распугивали над колхозными полями чаек, налетавших на остров во время захода сюда судов менял; ружья в последнюю их швартовку были обменены на автомат «Кукольное представление Арлекин & Петрушка» и сладости детям.

Президент мне показался странным. Высокий воротник френча всегда застёгнут выше подбородка под самый нос. Плаща с капюшоном и перчаток не снимал, хотя погода была не дождливой, довольно сносной, если бы ветер с океана не поднимал пыль. Ночь в отведённой ему палатке не спал — уединялся где-то с догом. Здоровался и прощался с адмиралами и генералом за руку, не сняв перчатки. Простившись с членами комиссии, подозвал комроты и сказал утешительное: «Не отчаивайтесь, майор». Растроганный, Вальтер распорядился доставить Президента в столицу на БММП по воздуху. Тот поправил очки слепца и отказал:

— Нет уж, спасибочки. Меня встречать выйдет вся столица, а у вас, насколько я осведомлён, щит у ветролёта глючит. Отстреливаться, даже резиновыми пулями, вам на дружественной территории запрещено. Не хотите же вы ещё одной трагедии? В Быково крестьянствуют бывшие горные проходчики, забойщики шахтные, бетонщики и монтажники — и со спецназом готовые схлестнуться. Нет уж, как-нибудь своим ходом.

Тогда я по распоряжению комроты помог старику сесть на велосипед и катил, удерживая под седло. На подъёме большой сопки старик меня остановил и сказал, что дальше дог сам справиться. Я поправил упряжь и пожелал счастливого пути. Слепой ноги держал не на педалях, а скрюченными на раме, подметив это, я опасался, что упадёт съезжая с перевала сопки. Попрощавшись, я поднялся следом на перевал. Каково же было моё удивление оттого, что увидел. Съехав по склону, Президент неожиданно затормозил, слез с велосипеда, упал в песок на колени, снял капюшон, перчатки, сбросил плащ и френч, сорочку, брюки и начал энергично и безудержно чесаться. В этом ему, лениво лапой по спине, помогал дог. Потом, спустив трусы, старик онанировал. Пёс улёгся с переду хозяина — ждал струю.

Президент Пруссии принял отставку у оставшихся в живых. Забрать уволенных со службы на дирижабль капитан Кныш приказа не получал, а сами те, к всеобщему удивлению, покинуть остров не устремились. Лебедько, когда Кныш всё же предложил улететь с ним, отрезал: «Куда нам с такими ушами? Людей смешить? И потом мы поклялись не покидать острова, пока могилы наших товарищей здесь». А надо сказать, у старожилов острова уши, действительно, были необычными — с набухшими хрящами и налившимися чем-то тяжёлым мочками. К тому же, покрыты по всему телу густой рыжей шерстью, редкой и жёлтой на груди, животе, ладонях и стопах ног. Меня одного минуло это безобразие, потому как в отличие от сослуживцев мало съедал островной ягоды-оскомины — у меня язва. Звал «чебурашками». И смешно, и оторопь забирала. Я о таком необычном недуге — а я тогда считал, что это болезнь — не знал, даже у мутантов на материках.

Довольствия на старожилов не было, поэтому Вальтер, теперь уже капитан, приказал своему разведотделению, каптенармусу, повару, ротному порученцу при комиссаре и денщику убыть в ЗемМарию. Денщик, прощаясь со мной, сказал: «Китайца Чона Ли, нового денщика комроты, я проинструктировал — наказал пищу обильно не солить и сладкого много не давать… Хлебнёте вы здесь. Но послушай, старика: не только поднять колхоз вас здесь оставляют. Командующий, понятно, тем спасает от скорого суда: вернул бы в Твердыню, отправили бы на Марс — под трибунал. Но, сдаётся мне, именно здесь, на Бабешке, вы ему зачем-то нужны, иначе бы профессионалами так не рисковал. Земляки — бывшие горожане, не говорю уже о небёнах, — полоть не умеют, а вырастить пшеничку знать надо как. Попроси комроты оставить меня на острове, я до Хрона фермером был». К Вальтеру с этой просьбой я обратился, но тот отказал.