Вертел я ваши кланы! Том 5

— Зато свидетели по высшему разряду, — улыбнулся Вадим.

— Это церемония, — объяснил шаман, — во время которой мы призываем духа мира ниспослать нам своё откровение. Это сродни молитве или медитации, сердце которой — мирные намерения пожелавших разделить друг с другом огонь и дым этого очага.

Табак оказался ароматной курительной смесью. Если не пытаться затянуться — то почти как кальян.

Трубка пошла по кругу. Справа от меня сидел Джозеф, и, передавая ему трубку, я невольно думал о том, какие раздрай и смятение мы принесли своим появлением в эту семью. Рэйен пытается контролировать эмоции, как и Джозеф, но видно, как тяжело им воспринимать всё происходящее. Может, менее жестоко было бы забрать тело девушки и просто уйти?

А слева от меня сидел Роман Гордеев. Глава моего трофейного клана. Который сложит полномочия, когда мой клан получит признание. И принимая от него трубку, я видел в его глазах глубокую задумчивость.

Не знаю, как это работает, но в этот предрассветный час, сидя под звёздами Онтарио, я действительно почувствовал умиротворение.

А потом началась собственно сама церемония. И началась она ещё до рассвета, с выкупа. Джозеф и Вадим покинули нас первыми, а мы, собравшись, пошли пешком. Шаман ещё что-то шепнул моему отцу, и тот ему кивнул. Только сейчас я обратил внимание, что у отца с собой рюкзак.

Когда Кватоко объяснял, как будет проходить церемония, я у него спросил насчёт выкупа. Помня, в какое вымогательство превращается ритуал на русских свадьбах, я попросил шамана рассказать, на что рассчитывать. Оказывается, ничего страшного. Единственный, кто имеет право что-то требовать с жениха — это отец невесты. Правда, требовать он вправе, пока не убедится, что жених сможет обеспечить жену и семью. В нашем случае Джозеф вряд ли станет что-то предъявлять. Да и Вадим.

Мы шли, и по дороге к нам присоединялись жители поселения. Кажется, пришли вообще все! Кто-то запел, у кого-то с собой были бубны, какие-то трещотки, небольшой барабан. Под простой ритм и гортанное весёленькое пение, которое больше было похоже не на песню, а на «что вижу то пою», мы поднялись на холм, на вершине которого я увидел Рики.

Точнее, я догадался, что это она — света было ещё маловато, хотя первые лучи солнца уже пробивались. Мне надлежало убедить отдать за меня Рики до того, как солнце поднимется над горизонтом.

Дорогу нам преградили Вадим и Джозеф. Для убедительности Вадим ещё и выставил перед собой щит, влив в него столько маны, что свечение наверняка видели все.

— Стой, Крылатый Медведь, — заговорил Джозеф. — Зачем явился?

— Взять в жёны Илларию Рики Оренду.

— По какому праву ты претендуешь на неё? — спросил Вадим.

— По праву любви! — ответил я, не задумываясь, и мой ответ вызвал одобрительный гул. — Чтобы любить её, заботиться о ней и оберегать от невзгод!

— А сможешь ли? — Вадим подмигнул. — Так ли ты силён, молодой Медведь? Пройди через этот барьер, коли сможешь!

Толпа за спиной просто взорвалась. Такого в их сценарии явно не было, да и магии как таковой они никогда не видели, а тут целое противостояние! Почти магический поединок!

Я просто активировал на полную мощность покров, разлившийся вокруг меня желтоватым сиянием, и наступила тишина. Все просто замерли, затаив дыхание!

Взломать магический щит грубой силой нереально, и мы с Вадимом оба прекрасно это знали. Но и остановить он меня не сможет, сил не хватит. Ведь привязал он щит к себе. А значит, и упираться ему придётся собственными ногами.

Я подошёл к щиту вплотную и упёрся в него руками. Вложив всю свою, как говорила Рики, медвежью силу, я просто надавил, но надавил так, что Вадима потащило по земле вместе со щитом. Он упирался, я упирался, в результате его ботинки пропахали в пыли дороги две глубокие полосы. Но щит он, конечно, продолжил держать.

Тогда я ударил огнём. Теперь Вадим выглядел как былинный богатырь в схватке с драконом. Перья бы этот дракон только сам себе не опалил... Вадима тащило по земле, но он держал, хотя я и видел, что ему это реально тяжело, он не притворялся.

И тогда я выпустил разряд молний. Щиту они, само собой, ничего не сделали, но вот Вадим побледнел. Чтобы держать щит — его надо подпитывать маной, которая тратится на противодействие поражающим факторам. И сейчас я его просто просаживал своей мощью.

И Вадим сдался. Подмигнув мне, он отключил щит, а я в то же мгновение убрал и огонь, и молнии, и свой покров. Для зрителей — а ведь это шоу! — выглядело это так, будто я пробил щит. В принципе, не так много оставалось...

— Силён, силён! — воскликнул Вадим. — Вижу, оберегать сможешь.

— А сможешь ли обеспечить? Жену, детей? — задал свой вопрос Джозеф.

Я оглянулся на отца. Вот он, момент вручения даров.

И тут я понял, что неважно, что приготовили родители. Что бы они ни приготовили, это всё вообще не то! Совсем! Более того, любой дар в этой ситуации станет оскорблением!

Что можно подарить отцу девушки, у которого забрали не только дочь, но даже возможность отдать ей последние почести? Да как он ещё не свихнулся то, глядя на Илларию? А впрочем, он и не смотрит на неё...

А Рэйен?

Я поднял голову и вгляделся в лицо женщины. До неё было шагов двадцать, но даже с такого расстояния в свете восходящего солнца я видел, какие у неё зарёванные глаза.

И единственная причина, почему они участвуют во всём этом — робкая надежда, что их дочь не покинула этот мир окончательно. Что есть какой-то не равный нулю шанс, что она вернётся.

А ещё они так быстро всё организовали — чтобы мы побыстрее убрались с их глаз. Видеть улыбающуюся Рики для них — пытка.

Да я чудовище, что терзаю их души всем этим праздником!

И неважно, какие выгоды получит община и весь мир, сами родители вот этого — не заслужили!

Джозеф сам сказал, два часа назад, о том, что для него действительно важно. Что если Иллария вернётся — мы о ней позаботимся. Я дал слово, потому что не могу дать ему клятву. Но...

Я взял у отца рюкзак, и, порывшись, нашёл то, что искал. Да, родители побывали у нас дома, и взяли его. Ритуальный кинжал, подаренный мне Марком. Посмертно.

Очень символично — посмертный подарок, чтобы принести клятву, касающуюся девушки, душа которой покинула нас.

— Рэйен, — обратился я к матери Илларии, — подойди, пожалуйста. У меня для вас дар один на двоих.

Женщина удивлённо приподняла бровь, но подошла.

— Великие, — обратился я к двум патриархам, скромно стоящим в сторонке, — я прошу вас оказать честь и засвидетельствовать мою клятву.

Патриархи переглянулись, но подошли.

— Миша, какого лешего ты творишь? — сквозь зубы выговорил тихонько дед по-русски.

— Делаю, что должен. И будь, что будет. Это нужно им, и это нужно мне.

— А мы-то тебе зачем? — спросил Переслав, как-то очень по-простому.

— Такие клятвы приносят перед богами, — пожал я плечами. — И коль уж вы здесь...

У Переслава дёрнулась бровь. Он, кажется, решал для себя важный вопрос — охренел я, или охрененен.

— Ты понимаешь, — заговорил дед, — что автоклятва — это, по сути, проклятие? И если добавить в него силу двух патриархов, то это станет неодолимой силой, которая будет вести тебя по жизни? В чём ты хочешь покляться? Надеюсь, не вернуть Илларию с того света?

— Нет, конечно, деда. Я не выжил из ума. Всего лишь позаботиться о ней, если вдруг она сама вернётся. Я бы сделал это без всяких клятв и проклятий. Это же... ну а как иначе то? В этой клятве нет никакой надобности. Она нужна лишь для того, чтобы вот они смогли жить дальше без груза на сердце. И ещё — чтобы я не чувствовал себя вором.

— Когда-нибудь я расскажу тебе историю Арины, внук, — дед вдруг тяжко-тяжко вздохнул. — Да, Миша, я тебя понимаю. Не одобряю, но понимаю. Действуй.

За нашим разговором на русском следило несколько пар глаз, и только Вадим понимал его. Но он только улыбался. Да уж, его историю я и сам знал. Уж он-то память о своей жене увековечил так увековечил!

— Михаил, что такое происходит? — немного испуганно спросила Рэйен, глядя на кинжал в моей руке.

— Рэйен и Джозеф, — обратился я уже по-английски. — Мне нечего подарить вам такого, что могло бы... что было бы соответствующим ситуации. Джозеф, я дал тебе слово. А теперь я хочу дать клятву перед богами и всеми присутствующими.

— В этом нет нужды, молодой Медведь, — покачал головой Джозеф, — мы уже поняли, кто ты и что ты.

— Есть. Для меня самого как минимум.

Я достал нож, заткнув ножны за пояс, и приготовил левую руку. Дед и Переслав положили свои руки мне на плечи.

«Миша, это точно нужно?»

«Да».

Вдох. Выдох.

Я полоснул себя по ладони, и даже не почувствовал боли, такой бритвенной остроты был клинок. Или так напряжены нервы.

Теперь ток маны. Она просто должна циркулировать.

— Я, Михаил Медведев, клянусь тебе, Джозеф, и тебе Рэйен, и самому себе, что если когда...

По мере того, как я говорил, я чувствовал, как в меня вливается, помимо моей собственной, ещё и сила двух патриархов. Её столько, что она не помещается. Сперва начинает светиться белым порез на ладони, потом кровь, текущая тонкой струйкой, лужица крови на земле, потом ладонь, рука, и, наконец, весь я, а вслед за мной — и оба патриарха.

— ... если когда душа вашей дочери Илларии вернётся, я позабочусь о ней, тем или иным этичным и разумным способом. Также я клянусь приложить все усилия, чтобы увековечить память о ней, чтобы её уход в леса вечной охоты не был бы напрасным. Даже если душа вашей дочери никогда не вернётся, память о ней будет жить. Я сказал!

Белое сияние охватило нас троих целиком, вспыхнуло особенно ярко и погасло.

Пореза на ладони как не бывало. Только на песке осталась лужа.

Я продемонстрировал чистую ладонь потрясённым Джозефу и Рэйен.

— Смотрите, боги приняли клятву.

— По содержанию это, скорее, обет, — хмыкнул дед, — но да, приняли. Проще принять, чем объяснить тебе, почему это плохая затея.

— Благодарю, молодой Медведь, — поклонилась Рэйен и наконец-то искренне и открыто улыбнулась. — Иди к своей невесте, и встретьте вместе рассвет вашей новой жизни.

И как раз в тот момент, когда я обнял Рики за талию, солнце выглянуло наконец из-за кромки горизонта и осветило верхушку холма и нас.

«Миша, я горжусь тобой!»

«Знаешь, это был длинный и тернистый путь. Но это только начало! И свою историю мы напишем вместе».

«Ты про Катю не забыл?»

«Шутишь? Нет, конечно. А где она, кстати?»

«Вон стоит, плачет. Завидует, наверное. Ничего, скоро я буду ей завидовать, и будем квиты! Представляешь её в белом платье?»

«С синими волосами? Это будет очень контрастно!»

Так мы перешучивались, встречая рассвет новой жизни, а окружающие думали, что мы просто стоим и любуемся рассветом. Ну вот такая у нас жизнь!

А потом было само празднование. Мы тёрлись носами вместо поцелуя. Потом мы должны были объединить огонь очагов... что-то такое, в общем, надо было от двух костров зажечь третий. Мы сказали, что нам огонь не нужен, мы сами огонь. И, взявшись за руки, в том числе для обмена маной, у Рики пока Источник не адаптировался, полыхнули так, что ритуальный костёр взвился до небес. Потом мы его обходили кругом четыре раза, останавливаясь на каждой из четырёх сторон света, и давали друг другу обещания, частью шуточные, частью серьёзные. Потом с нас сняли тёмные одеяла и вместо них надели белые пледы.