"Исторические" люди

-- А давно это было?

-- Да уже давненько... Нынче и таких не стало. Куда, что вы!.. Ведь какия головы были, а нынче ходи да оглядывайся сам... Например, были два брата Копорские: один на одном конце тракта, другой -- на другом. Два брата. Хорошо-с, Ну что, кажется, взять с тракта?.. А Копорские придумали. Да-с.. Поправлять тракт должны крестьяне, ну-с... один брат Копорский и погнал с своего конца мужиков на другой -- верст за сто, а другой брат к нему своих мужиков гонит. Конечно, мужики взвыли... ну, конечно, по рублю с рыла. Да-с, этого-такого Адам Смит не придумает или как его там, Милль Стюарт, что ли... Нюрочка у меня любит ученыя книжки читать. Так я что собственно говорю-с... Видите ли, чтобы взять, нужно иметь большое остроумие,-- так-с?

Иван Митрич с каким-то ожесточением хлопнул третью рюмку и закашлялся. Наступил некоторый перерыв, а потом разговор принял тот неприятно-интимный характер, как умеют говорить захмелевшие люди. Выпивая рюмку за рюмкой, старик два раза успел посвятить в разныя фамильныя тайны, а потом следовала безконечная глаза пережитых Иваном Митричем несправедливостей и огорчений. Когда этот материал исчерпался с достаточной полнотой, мой мучитель перешел к изложению своих планов, надежд и разных "самонаивернейших" ожиданий: да, его, Ивана Митрича, призовут... у него есть рука в канцелярии губернатора... тогда уж он покажет нынешним молокососам-становым, каким должен быть настоящий становой и т. д.

III.

Анна Ивановна все время сидела на крылечке и как-то безучастно смотрела на грязнейший постоялый двор, по которому бродили точно общипанныя курицы. Ей, видимо, было тяжело дышать скверным воздухом, какой стоял в избе, а может-быть, не хотелось видеть пьянаго отца.

Лошади явились только под-вечер, когда уже начало заметно темняться. Иван Митрич еще раз вспылил на хозяина и обругал его нехорошими словами. Усаживаясь уже в экипаж, расходившийся старик по старой полицейской привычке несколько раз спрашивал хозяина:

-- Как тебя зовут?.. Сидором?.. Хорошо... я поимею тебя в виду... Значит, Сидором?

-- Точно так, Сидором.

-- Хорошо... Нюрочка, подвинь подушку за спину. Вот так... Да. Так Сидором?..

-- Сидором...

Экипаж тронулся. Лошади тяжело шлепали по грязи. Где-то скыркала и визжала какая-то отчаянная гайка. Кучер, размахивая кнутом, выкрикивал: "Эй, вы, залетныя, плавай!"...

-- Вот одних спасажиров сплавил, слава Богу,-- обяснял Сидор, провожая глазами удалявшуюся повозку,-- а потом и вам лошадок сгоношим... Экое ненастье Господь послал: всем ямщикам один измор. А лошадок вам сгоношим... Должны скоро подойти...

Мы долго стояли таким образом на крыльце и разговаривали о разных посторонних предметах. Сидор оживился, когда зашла речь о башкирах: самый проваленный народ... Среди богатства умирают с голода. Только и боятся, что одного становаго.

-- А этот Нагибин хорош был?-- спросил я.

-- Да так... Известно, все начальники одинаковы. У Ивана Митрича одна нехорошая повадка была: куражиться любил. Никак его не укладешь, бывало, как козьи рога в короб. А так ничего, даже вызволял многих... Светленько пожил, ну, а теперь сильно захудал.

Переставший-было дождь заморосил в осенней назойливостью. В воротах остановилось несколько башкир,-- посмотрели на нас, перекинулись двумя-тремя фразами и побрели дальше. Сумерки надвигались все больше.

-- А я, знаете, вот эту самую барышню из головы своей никак не могу выкинуть,-- после длинной паузы проговорил Сидор, перебирая ворот своей ситцевой рубахи.

-- А что?

-- Да так-с... Особенный ноне народ пошел. Как-то на неделе возил вот такую же барышню. Она, значит, поповна... да, едем и разговариваем. "Куда вы, говорю, барышня, изволите проезжать?" -- "В город", говорит.-- "А за каким делом?" -- "А, говорит, работы еду искать в городе. Дома-то не у чего сидеть..." Так-с.-- "Как-то, говорю, барышня, неловко, поди, вам по вашей женской части и ехать, например, по тракту одной? Неровен час -- и пообидеть могут..." -- "Ничего, говорит, я не боюсь". И этак, знаете, обстоятельно сказала, а сама молодая и из лица красивая. Я вот своим умом и мекаю: нашему брату, мужику, на заработки ходить солоно, а тут барышня едет незнамо куда и этак обстоятельно все говорит. Удивительно мне это очень, потому что много их ноне таких-то... Тоже вот и Анна Ивановна: учительша она и родителя своего содержит. Да еще водки ему подай... Даве вышла, добыла из сумочки портмонет, считала-считала свои мелионы и справила-таки родителю полуштофчик, чтобы перед посторонними людями не острамить старика... Совестливо так сделала, да. В ней, в Анне-то Ивановне, золотая душа, а она гинет на работе... Отдохнуть бы надо, повеселиться молодым делом, а она какой воз везет. У кого, главное, чему научилась-то, а?.. Вот это и сумнительно: родитель-то вон какое сокровище, а дочь точно с того свету к нему пришла. И я так своим умом полагаю, что нашей крестьянской бабе, например, тяжело достается, а барышням-то вот таким, пожалуй, вдвое.

Я только теперь разсмотрел, что за человек был этот Сидор. Плечистый и широкий в кости, с широким русским лицом и маленькими серыми глазами; мочальная бородка скрывала такую умную усмешку. Эта мужицкая жалость к барышне так шла к его могучей, ширококостной фигуре.

1888.