Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

По пути на рынок я решил, что парутройку ближайших дней я пооколачиваюсь среди торгового люда, понемногу выспрашивая о наиболее уважаемых владельцах коней и - вообще о всех солидных торговцах живущих в городе. Так я и поступил: придя на рынок, я важно приценивался к коням, расспрашивал торговцев о том и о сем и, признаюсь, по неопытности довольно часто раскрывал свой кошелек, в котором поблескивали мои честно заработанные флорины.

Пока я так торговался, ко мне несколько раз подходила какая-то старушка. Она подступала ко мне то с одной, то с другой стороны, заглядывала в лицо и вдруг, подойдя совсем близко, крепко обняла со словами:

-Андреуччо! Как же ты вырос!

Что мне оставалось, как не вытаращить на нее глаза и не разинуть рот от удивления.

-Достопочтенная сударыня,- пробормотал я, отступая и со всей учтивостью освобождаясь от ее объятий.- Опасаюсь, что вы приняли меня за кого-то другого.

-Разве ты не помнишь старую сиделку Пампинею, которая ходила за тобой целых полгода, когда ты, Андреуччо, был еще крохой и лазил ко мне на колени, как на высокую гору?- скороговоркой выпалила старушка, вновь надвигаясь на меня и протягивая ко мне руки.

-Увы, не имею чести помнить вас, сударыня,- пробормотал я, делая еще один шаг назад.

Первым мне пришло в голову, что старуха - мошенница и что она, разведав мое вымышленное имя у хозяина постоялого двора, норовит теперь выклянчить у меня денег за свои прошлые заслуги. Чтобы оправдать ее, я даже подумал, а не приняла ли она меня за Тибальдо Сентилью, живого или мертвого.

-Разве ты не Андреуччо ди Пьетро из Ливорно?- как бы удивилась старушка и опустила руки.

-Ну да, я тот самый и есть,- кивнул я головой.

-Что я говорила!- вновь всплеснула своими длинными руками старушка.- Иду я себе по дорожке мимо постоялого двора и вдруг вижу знакомое лицо. Я так и остолбенела. Гляжу: такой статный и благородный юноша. А хозяинто гостиницы - мой добрый знакомец. Я бегу к нему, спрашиваю, а он и говорит: Андреуччо ди Пьетро из Ливорно, лошадник. Как я рада видеть тебя, Андреуччо! Где же ты пропадал?

Направление моих мыслей изменилось, и я с волнением подумал, а не признала ли она того самого ребенка, что некогда жил в этих краях, а потом вырос, отправился в далекую страну и был безжалостно окраден памятью.

Заметив приветливую, но все же недоверчивую улыбку на моих губах, старушка вдруг нахмурилась и проницательно посмотрев на меня, спросила:

-Неужто благородный юноша носил в детстве какое-нибудь другое имя?

-Вполне могло такое статься,- с еще большим трепетом ответил я, и недоверчивость должна была оставить место ожиданию чуда, что могло вот-вот случиться.

-Расскажика поподробнее, славный юноша,- настойчиво попросила старуха.

Тут я перевел дух и рассудил про себя, что такая встреча может таить не только радости возвращения на родную землю, но и неведомые мне пока опасности, ведь, покинув меня здесь, на рыночной площади, словоохотливая старушка наверняка пойдет рассказывать о чудесной встрече всякому иному встречному и поперечному, так что слух может в конце концов дойти и до ушей тех зловещих синьоров, которым я и был обязан всеми своими злоключениями.

И вот я стал плести сказку про остров Кипр, про пиратов и про всякие похищения, которые мне пришлось перенести вместе с моей бедной матушкой.

-Верно! Верно! Так оно все и было!- кивала старушка.- Я нянчила тебя до того самого дня, когда вы с матушкой отправились в то злополучное путешествие. Ах, если бы я знала, что с вами должно произойти, как бы я молилась Пресвятой Деве, дабы Она избавила вас от стольких несчастий! Немудрено, дорогой Андреуччо, что ты совсем не помнишь меня. Я могу теперь только возблагодарить Бога, что ты сам остался жив и здоров и даже добился своим трудом известного достатка.

С этими словами старушка пустила слезу и снова накинулась на меня, как сокол на свою жертву. Руки ее оказались сильными и жесткими, словно когти остроклювого хищника.

Теперь я почти не сомневался, что старушка порядочная мошенница и хитрюга. Однако крохотный росток сомнения все же не увядал в моей душе, питаясь вот какой подземной влагой: мне вдруг пришло на ум, что сказки, коими я морочил головы многим добрым людям, могут и в самом деле оказаться совсем не сказками. Вдруг все, что я выдумывал наугад, я попросту, не ведая того, выуживал без спросу из темного колодца моей запретной памяти. Отчего же я не мог оказаться в детстве на острове Кипр, если я потом безо всякого на то желания очутился посреди безлюдных ущелий Рума?

Видимо, почувствовав мои подозрения, старушка отстранилась и, пристально посмотрев мне в глаза, сказала со вздохом:

-Ладно же, достопочтенный синьор Андреуччо ди Пьетро, вижу, что я не обрадовала тебя, а только удивила. Что ж, переведи дух, пойди выпей чарку вина, и тогда, быть может, твоя память оживет вновь, как засохший розовый куст, и ты снова вспомнишь старую Пампинею, которая очень любила тебя. Мы еще увидимся, Андреуччо. Тут я бываю частенько.

При этих словах старуха с едва приметной опаской бросила взгляд да-то в сторону.

Проницательности мне и самому не надо было занимать. Я, конечно же, уловил этот ее беглый взгляд и скосил глаза в ту же сторону. Там, в дюжине шагов, стояла молодая особа, лет, я полагаю, семнадцати или годом больше, очень пригожая собой и весьма небедно одетая. Небесная лазурь и ясный огонь вечерней зари живописно сочетались в ее платье. Белый убор из тонкого полотна плотно облегал прелестную головку, всем вокруг показывая ее совершенную форму.

Красавица делала вид, что разглядывает снизки бус и разноцветных шнурков на лотке у торговца, но, как только я прикоснулся к ней своим косым взглядом, сразу повернула головку и с не меньшей, чем у меня и старухи, опаской живо осмотрела лошадника Андреуччо с головы до ног. Признаюсь, что короткий взгляд ее умных глазок цвета морской волны, если и не сумел сразу проникнуть в казну моих намерений и подозрений, то успел испортить и поломать там многие замки и затворы.

Я тоже сделал вид, что вовсе не собираюсь любопытничать по ее поводу, а заодно убедил себя, что в таком переглядывании не может быть никакой загадки, ведь все девушки прекрасно чувствуют, когда на них смотрят молодые люди.

Старушка еще раз простилась со мной, попросив пару сольдов на молитвы о моем здравии и о упокоении души моей матушки. Я упросил ее довольствоваться пока моим здравием, и на том мы разошлись. Она заторопилась в сторону городских ворот, а я, бросив последний взгляд на миловидную девицу, рядом с которой уже оказался какой-то состоятельный и крепкий в плечах ухажер, вооруженный длинным клинком, неторопливо двинулся в сторону гостиницы, перебирая в уме все возможные объяснения только что происшедшему случаю.

Заперевшись в своей комнатушке и опорожнив две чарки вина, вместо одной, я так и не сумел вспомнить тех счастливых дней, когда лазил на колени к старой сиделке Пампинее, и не измыслил более никаких толкований случаю, кроме тех, что пришли мне в голову сразу, пока я стоял посреди рыночной площади. Самой худшей разгадкой могло быть только то, что мои незримые и всемогущие покровители снова без всякого труда выследили меня и теперь морочат мне голову, потихоньку завлекая в какие-то новые ловушки.

Под вечер, когда за маленьким окошком уже начало смеркаться, в мою дверь кто-то довольно учтиво постучал.

-Кто там?- спросил я, пожалев, что еще перед дорогой не приобрел себе приличного оружия, а по старой привычке обошелся хорошо заточенным ножом, упрятанным за пояс.

-Мессер!- донесся снаружи голос, который мог принадлежать разве что совсем юному отроку.- Вы дома?

Я осторожно приоткрыл дверь и действительно обнаружил на пороге мальчишку с весьма пройдошливым выражением глаз.

-Мессер!- повторил он, не отводя своего взгляда в сторону.- Если вы ничего не имеете против, одна здешняя знатная дама хотела бы с вами побеседовать.

-Вот как!- сделал я изумленный вид.- Против я ничего иметь не могу. А где проживает эта знатная дама?

-Неподалеку отсюда,- ответил мальчишка.- В городе.

"Что ж,- подумал я,- они, если бы захотели, поставили бы капкан и у самых дверей. Делать нечего. Видно, час пришел. Посмотрим, что выйдет".

-Не будет ли угодно вам, мессер, последовать за мною,- сказал мальчишка и отступил от дверей.- Она ждет вас у себя.

-А отчего бы ей не прийти сюда?- полюбопытствовал я.

-Мессер,- нагло усмехнулся мальчишка.- Сразу видно, что вы приехали из глухих краев, пусть и богатых. У вас там не ведают, что знатным дамам выходить в этот час из дома никак не полагается.

Я и сам собирался отправиться в город, но - только на следующий день. События, однако, подгоняли меня.

-Иди, а я за тобой,- велел я мальчишке и, дождавшись, пока он спустится и выйдет из дома наружу, покинул свою комнату, а затем, решив ничего не говорить хозяину, вышел с постоялого двора и, озираясь по сторонам, неторопливо направился вслед за своим новым провожатым, который был явно посвящен в рыцари самого таинственного и скрытого от всех людских глаз Ордена.

С затаенным дыханием приближался я к порогу благословенной Флоренции.

-Смотрика, Джанни, с какими важными синьорами ты водишь знакомство!- крикнули моему провожатому городские стражи, почемуто не взявшие с меня ни одного флорина, динара, марки или юсуфи.

И вот я оказался посреди узкой улочки, между высокими, сумрачными и неприветливыми в этот поздний час стенами, под низко нависавшими над головой арками и торговыми гербами. Здесь было гораздо темней, чем на открытом месте, и шаги гулко звенели в этих прямых ущельях, словно бы пробитых крепкими кирками сквозь гранитные скалы.

И, однако же, те сумрачные ущелья вдруг показались мне самыми приятными на свете местами. Редкие огоньки в оконных щелях и отверстиях виделись мне теперь поистине ангельскими звездочками. Столь же редки были попадавшиеся навстречу прохожие, с которыми было нелегко разойтись в проулках и приходилось протискиваться грудь в грудь, предварительно выдохнув из себя весь уличный эфир.

Зато мое сердце замирало от восхищения, когда мы оказывались посреди площадей. А перед восьмым чудом света, собором Санта Мария дель Фиоре, я попросил моего проводника задержаться и украдкой смахнул слезу. Теперь я мог поклясться, что родился на свет где-то поблизости, осененный тенью этих священных стен.

Наконец мы углубились в какую-то улицу с не известным мне названием и беспрепятственно вошли в двери одного из домов. Мальчишка повел меня вверх по лестнице, слабо озаренной светом масляного огонька, что трепетал в изящной лодочке, прикрепленной к стене.

Наверху стояла в ожидании дама, которую я поначалу толком не разглядел.

-А вот и ваш Андреуччо, госпожа,- радостно проговорил мальчишка и внезапно исчез, то ли в какой-то щели, то ли за незаметной дверцей.

Мне ничего не оставалось, как только подниматься дальше, и, когда я достиг предпоследней ступеньки, я вдруг узнал в ожидавшей меня таинственной даме ту самую юную и пригожую особу, которую приметил днем на рыночной площади.