Родные гнездовья

* * *

Владимир Русанов пришел точно в назначенное Шидловским время. Общество изучения Русского Севера не имело своего помещения, и большинство его дел Шидловский осуществлял в своем служебном кабинете. Туда он и пригласил обоих исследователей. Опасаясь, видимо, горячности Андрея Владимировича, он сразу же все нити беседы взял в свои руки.

Русанова Шидловский предупредил, что знаком с многочисленными фактами отступания Ледовитого океана, добытыми Андреем Владимировичем. Упомянул он и о том, что Журавскому принадлежат самые полные и лучшие геологические и этнографические коллекции, за что он удостоен высоких наград научных обществ. Как-то неназойливо развернул он биогеографическую карту и втянул их обоих в беседу...

— Вот так, Владимир Александрович, — заключил он, — ученые будут, очевидно, долго спорить, прав ли Журавский, предрекающий медленное потепление климата Севера, но карту распространения древесной растительности он составил на фактах, фактами же доказал, что тундра медленно отступает. Я видел полупудовые кочаны капусты на огородах станции, с грядок рвал овощи, какие выращивают под Питером. Так почему же вы так смело опровергаете все это? Вы отрицаете возможность залежей угля и нефти, но у Андрея Владимировича вещественные доказательства, к которым шел он семь лет.

— Я, Александр Федорович, не отрицаю возможности залегания угля и нефти в Печорском крае.

— Это уже хорошо, — вмешался Журавский. — А каковы ваши факты, господин Русанов, наступания океана, приближения оледенения, невозможности земледелия в Приполярье? Только без графа Литке, — улыбнулся Андрей.

— Кроме общеизвестных утверждений ученых, у меня нет иных фактов, — обезоруживающе улыбнулся Русанов.

— Что показали ваши исследования относительно колебания уровня океана около берегов Новой Земли, Владимир Александрович?

— Пока рано говорить об этом, но предварительные геологические изыскания показывают, что ее берега поднимаются над уровнем океана[22], — нехотя признал Русанов.

— Не будете же вы, господин Русанов, утверждать после этого, что у берегов Новой Земли океан отступает, а на материк наступает, — рассмеялся Журавский.

— Господа, — поднялся Русанов, — достоверных фактов по уровню колебаний океана пока у меня нет.

— Следовательно, и толковать не о чем, — примирительно сказал Журавский. — Владимир Александрович, расскажите, пожалуйста, о находках каменного угля на Новой Земле. Я рвался туда, но руки не дошли, а очень бы интересно поглубже пощупать геологию Новой Земли.

— Каменный уголь на Новой Земле есть — и, может быть, в количествах, достаточных для промышленных разработок.

— Интересна природа его? По простиранию материковых геологических напластований его там не должно бы быть.

— Образование новоземельских углей, Андрей Владимирович, связано с выбросом на берег растительных наносов из Оби[23].

— Короче, плавник образовал уголь — утверждаете вы?

— Да, — убежденно подтвердил Русанов.

— Вот это в науке новость! — то ли с сарказмом, то ли с удивлением воскликнул Журавский. — Опасаюсь что-либо сказать по этому поводу, — после минутного замешательства проговорил он. — Одно прошу вас, Владимир Александрович, не увозите коллекции во Францию или хотя бы делите их пополам с Россией. У нас нет ничего по геологии Новой Земли, а это крайне необходимо Чернышеву.

— Я не могу вам обещать этого, ибо нынешние уже отправлены, а будут ли еще, это лучше знать Александру Федоровичу[24].

— Судя по всему — будут, — пообещал вице-губернатор. — Да вы сами знаете об этом от губернатора.

— Иван Васильевич не имеет твердых гарантий на финансирование исследовательских работ, — развел руками Русанов.

— Все, что вы делаете, оплачивается по статье колонизации Новой Земли, а это статья твердого финансирования. Так что продолжайте учебу во Франции, а летом снова к нам, — подал руку Русанову вице-губернатор, озабоченно глянув на настенные часы.

Русанов, поняв, что Шидловский торопится, быстро поднялся, энергично пожал его руку, поблагодарив за внимание к нему и за содержательную беседу, и подошел к задумчивому Журавскому. Высокий, стройный, с красивым русским лицом, на котором играла сейчас открытая, чуть смущенная улыбка, он вызывал у Андрея доверие.

— Не серчайте на меня, Андрей Владимирович, — положил он руку на плечо поднявшегося со стула Андрея, — все оказалось куда сложнее, чем я представлял, хотя это и не оправдывает меня... вчерашнего, — добавил он. — Меня поразила глубина и широта ваших исследований и научного предвидения. Мне есть чему учиться у вас, и я буду очень признателен вам, если вы удостоите меня чести получить ваши печатные труды в Париже.

— Все мы учимся, — протянул ему руку Андрей, — даже на вчерашней полемике и в сегодняшней беседе. Были корабли графа Литке в Варандейском Шаре? — быстро спросил Журавский, глядя в глаза Русанова.

— Были. Но...

— Спасибо, Владимир Александрович. Остальное мне ясно, и я с удовольствием приму ваши работы по наблюдениям за колебанием уровня Ледовитого океана.

На этом и расстались Журавский с Русановым осенью 1908 года.

Шидловский, еще раз глянув на часы, заторопился: быстро убрал карту, надел плащ и шляпу.

— Влетит мне от Клеопатры — наказывала быть пораньше и обязательно с вами, а мы тут... О чем думаете? — внимательно посмотрел он на Андрея. О Русанове? О Водгаузе?

— Об обоих сразу: Водгауз предложил мне переехать в Канаду... Живет же Русанов во Франции...

— Вот вы о чем, — снял шляпу Шидловский и присел на стул. Сел и Журавский, отметив про себя, что Александр Федорович очень встревожился его сообщением.

— О Канаде я не знал и не догадывался, — пояснил Андрей Шидловскому, — хотя обмен научной информацией через Криштофовича мы вели регулярно. Криштофович служил в министерстве сельского хозяйства, активно поддерживал мои начинания. Теперь он в Канаде.

— Понятно. При вашем знании немецкого и французского, да еще при такой французской внешности и темпераменте, в Канаде вы будете своим.

— Может, и для России я стану нужнее? Всего пять лет тому назад бывший политссыльный Русанов не смог получить сотню рублей на изыскания Камско-Печорского канала, а нынче, приехав из Франции, получил больше, чем я за семь лет.

— Предложение, честно говоря, заманчивое: разом избавитесь от всех лишений, но...

— Смогу ли я жить без России? Это вы хотите сказать?

— Да. Вы с Русановым разные люди. Очень разные, — подчеркнул Шидловский, — хотя цель у вас и одна. Вы болезненно щепетильны... Зная, что Сосновский нечестен, вы не примете от него помощи, хотя она и будет средством к достижению вашей цели. Вот потому-то ты, Андрей, — по отечески назвал Журавского Александр Федорович, — не сможешь жить без России. Не сможет прожить без России и Русанов, хотя и шумит: «Я навсегда покидаю Россию!..» Зачем живет и чем живет человек? Успевает ли он познать себя? Помню: найдя «Мертвые души» Гоголя и разобравшись, что это такое, я летел к Мусину-Пушкину так, как не мчатся в сказках с жар-птицей. А когда нашел архив знаменитого Суворова, то зачитался им так, что не заметил, как ушла от меня жена...

— Разве Клеопатра Ивановна вторая ваша жена?

— Вторая, которая вздумала меня выездить до губернатора, — невесело улыбнулся Шидловский. — И дети, ее дети, тоже хотят быть детьми губернатора... А ведь сошелся я с ней и стал вице-губернатором из-за глупого тщеславия перед первой женой, перед самим собой, а теперь... Знаю ли я себя? Нет, Андрей.

— Вера, по сути, тоже ушла от меня, — сознался больше себе, чем Шидловскому, Андрей.

— Что ж, она, наверное, давно ушла, но ты сейчас только заметил. Согласись стать на место Тафтина — вернется.

— Нет. Нет, — Андрей резко выпрямился и встал со стула. — Буду нищим, но свободным!

— Когда в Питер? — сменил тему Шидловский.

— Завтра.

— Я вам дам с собой копию любопытного документа, который держат от меня в секрете Чалов с Сосновским, — поднялся Шидловский. — Вот, — вынул он из портфеля лист бумаги и подал Андрею.

— Что это?

— Прочтите здесь, — снова перешел Шидловский на «вы», — могут возникнуть вопросы.

«Господину Министру Внутренних Дел... — бегло читал Журавский. — ...По существу поставленных вопросов исследователем Печорского края г‑ном Журавским имею честь сообщить:

1. Обращение с. Усть-Цильмы в уездный город представляется желательным, но встречает существенные затруднения вследствие решительного несогласия местного населения.

2. Сама мысль об устройстве на казенный счет для кочевников каких-то специальных магазинов представляется нелепою.

Никакая опека правительства, ни запрещение доступа в тундру зырянам и русским не избавит самоедов от косности, а, скорее, приучит к мысли, что казна обязана их кормить. Никогда кочевники не пользовались благосостоянием, кроме тех случаев, когда чужое добро попадало им путем грабежа, — машинально выделились эти губернаторские слова в сознании Журавского, — но и того хватало им ненадолго.

3. Наконец, по поводу заключения г‑на Журавского о низком нравственном и служебном уровне печорского чиновничества. Такие выводы им сделаны по чисто личным мотивам, ибо местное чиновничество не разделяет слишком смелых гипотез г‑на Журавского о «колоссальных потенциальных богатствах Печорского края».

4. Считаю своим долгом ходатайствовать о повышении годового содержания до 3000 рублей особому чиновнику по делам самоедов ввиду сложности его работы и больших разъездов.

Губернатор, Камергер Двора Его Величества И. Сосновский».

— Но это же... — тряс бумагой бледный от возмущения Журавский.

— Скажу больше: пришло известие, что в Куе исчез следователь, посланный мной по делу отравления самоедов. Исчез вместе с материалами следствия... Здесь, в канцелярии губернатора, потерялось заключение доктора Попова о том, что они были отравлены стрихнином — вот так-то, Андрей Владимирович, — опустил седую голову вице-губернатор.

— Где Тафтин? — дрогнувшим от волнения голосом спросил Журавский.

— В Архангельске. Назначен чиновником и над малоземельскими самоедами.

— И вы бессильны были воспрепятствовать этому?

— Да, — тяжело вздохнул Шидловский. — Против тройственного союза — Сосновский — Чалов — Ушаков — я бессилен. Однако нам надо идти, — решительно поднялся он. — Вся надежда, Андрей Владимирович, на Питер.