Вавилонские хроники

* * *

Телефонный звонок. Стараясь не шевелить головой, я протянул руку и уронил телефон на пол. Из трубки слышался чей-то хриплый крик. Я шевелил пальцами над трубкой, но ухватить ее не мог; оторваться же от дивана не смел.

Трубку взял Мурзик. Приложил к моему уху.

В трубке бесновался Ицхак.

– Баян, твою!.. – орал он. – Ты меня слышишь?

– Да… – слабо ответил я.

– Я в больнице!

– Изя! – нашел в себе силы я. – Иська, что с тобой?

– Палец на руке сломал, – сказал Ицхак.

– А я думал, ты это другим местом делаешь, – сказал я. – Выписывайся скорей и приходи, я тебе покажу. У меня тоже такая штука есть.

Несколько минут Ицхак бессильно поливал меня бранью. Потом совсем другим тоном сказал:

– Баян, а ты не помнишь, что там произошло?

– Не… – сказал я. – Меня Мурзик в сквере нашел. У Даниила. А как мы там оказались?

– Не знаю… Позвони Аннини, а? У меня пятилептовики кончаются, а здесь телефон, сука, платный…

– Иська, ты когда выписываешься?

– Завтра.

В трубке запищало. Ицхак еще раз выругался, и тут нас разъединило.

Аннини была дома. Она оставила нас после первой бутылки, поэтому у нее обошлось без приключений.

Буллит помнил немногим больше, чем я. Он помнил, как мы пришли в сквер и как опрокидывали скамейки. Потом вроде бы там появилась еще одна компания. Сперва мы вместе пили, чокаясь с чугунным Даниилом. Затем вдруг обнаружилась ицхакова очкастая девка. Ее все лапали. Потом Ицхак завелся… Или девка завелась. Она каратистка оказалась или что-то в этом роде…

На этом обрывались воспоминания Буллита.

Я снова лег и пропел потолку:

– В чулках и платье полосатом вы танцевали с вашим братом… Ах, Анна-Лиза, Анна-Лиза… И ель в огнях и новогодняя метель… Где вы теперь, где вы теперь?

И слезы навернулись у меня на глаза, а почему – и сам понять не мог.

Мурзик воспринял мое пение как требование немедленно подать кефир. Я выхлебал. Спросил моего раба, как он меня разыскал. Вавилон-то большой… Мурзик сказал, что у него чутье.

Кулаки у Мурзика были в свежих ссадинах. Я спросил и об этом. Мурзик, смущаясь, объяснил, что дрался.

Дрался он из-за меня. Отгонял каких-то юнцов, пытавшихся обтрясти мои карманы, пока я почивал пьяный.

– А, – молвил я. – Ну, ступай.

И крепко, успокоенно заснул.