Финно-угорские этнографические исследования в России

По крупицам, чтобы не вызвать напрасных подозрений, суммируя и дифференцируя сообщения своих информантов, среди которых были приезжающие в административный центр губернии купцы, миссионеры и чиновники, Страленберг нашел занятие, целиком поглотившее его внимание и, что немаловажно, время. Беседы с российским резидентом в Пекине, шведским инженером Л. Лангом и высланным в Сибирь по «делу Мазепы» украинским шляхтичем Г.И. Новицким, ставшим автором первого этнографического описания хантов, постепенно выкладывались на листах будущей карты. Познакомившись с жившим в Тобольске русским картографом С.У. Ремезовым, автором «Чертежной книги Сибири» — своего рода атласа сибирских уездов и городов, Страленберг почерпнул массу полезных сведений, в особенности касавшихся мест расселения и кочевий коренных народов края. Вместе с тем, он убедился в несовершенстве техники исполнения прежних карт, лишенных градусной сетки и, следовательно, четкой привязки географических объектов к местности. Общаясь с жившими в городе и его окрестностях бухарцами и другими выходцами из Центральной Азии, он записывал лексический материал, приобретал рукописи и вычерчивал планы. Возвратившись на родину, он встречался с бывшими военнопленными, побывавшими в разных уголках России и Сибири, с их слов восстанавливая географию отдельных регионов, в которых ему не пришлось побывать лично.

Будучи человеком практического ума и, вероятно, не лишенным честолюбия, Ф.И. Страленберг рассчитывал выгодно продать изготовленную им карту и приобрести славу личности, приоткрывшей завесу тайны над территорией Сибири и всей «Великой Татарии». Тем более, что научного географического описания России, ее народов и их занятий на тот момент не имелось, а сведения о естественных ресурсах были крайне скудны. Не было, конечно же, и общей карты Российской империи, которая давала бы достоверное представление о действительных размерах, местонахождении естественных пределов и административных границ страны. Узнав в 1717 г. об этих замыслах, ранее покровительствовавший Страленбергу сибирский губернатор князь М.П. Гагарин отдал приказ изъять карту и пригрозил ему немедленной высылкой на побережье Северного Ледовитого океана. Впору было впасть в уныние, и пленный офицер действительно на время забросил работу, пока не появился случай вновь проявить себя в связи с приездом в Тобольск доктора Д.Г. Мессершмидта.

В экспедиции: Ранней зимой 1719 г. доктор медицины Д.Г. Мессершмидт, которому было отказано в исследовательской поездке в Китай, приступил к подготовке экспедиции вглубь Сибири. Вполне естественно, что главными его консультантами стали шведские военнопленные, с которыми он быстро сошелся по причине языкового и религиозного единства, являясь, подобно многим пленным, сторонником пиетизма. Будучи выпускником университета г. Галле, доктор Мессершмидт был искренним сторонником профессора теологии А.Г. Франке, основавшего при университете, а затем по всей протестантской Германии сеть «Frankesche Stiftung» — религиозных школ, сиротских домов и библиотек. Выпускники «штифтунгов» занимались филантропической и миссионерской деятельностью, призывая обратиться к истинному евангельскому благочестию, одновременно прикладывая много сил для просвещения людей из разных стран и разных сословий. Одним из важных проектов «галльских пиетистов» было налаживание научных и культурных связей с Россией. В 1702 г. профессор Франке организовал в Галле «Collegium Orientale» — своеобразный семинар по изучению Востока, в котором впервые в Германии начинается изучение русского языка, появляется библиотека с книгами о России и русские студенты. Между «штифтунгами» и петровскими эмиссарами в Европе возникли оживленные контакты на предмет закупки медикаментов, книг и учебной литературы. Опираясь на личное знакомство с царем и его сановниками, А.Г. Франке и адепты его идей из московской «немецкой слободы» старались всеми доступными способами поддержать шведских пленников-единоверцев, собирая для них деньги, вещи и книги.

Кроме того, родной город Д.Г. Мессершмидта — Данциг, хотя и относился территориально к Речи Посполитой, этнически и культурно более тяготел к соседним шведско-немецким землям. Капитан Страленберг, практически земляк-поморянин Мессершмидта, ознакомил его с местной топографией, другие офицеры оказали содействие в сборе образцов флоры и фауны, распространенной вблизи Тобольска.

Это общение побудило доктора Мессершмидта ходатайствовать перед властями о включении в состав сибирской экспедиции «швецких арестантов». Положительное решение властей обеспечило ученого не просто спутниками, но и составило необходимое связующее звено между исследователем, не знающим русского языка, и полевой реальностью предстоящего исследования — 1 марта 1721 г. экспедиция отправилась в путь, имея в своем составе обер-офицера Ф.И. Страленберга и унтер-офицера Д. Капеля. Путь лежал из Тобольска вдоль Иртыша до г. Тары, затем через Барабинскую степь до Чаусского острога. Оттуда по зимнику, проложенному по Оби, до с. Богородского. К началу весенней распутицы экспедиция прибыла в Томск, в окрестностях которого пребывала около трех месяцев, дожидаясь схода большой воды.

Интересным нововведением в полевой практике стала попытка привлечения местных жителей к сбору сведений по естественной истории края. По просьбе Д.Г. Мессершмидта, комендант города отдал распоряжение расклеить в людных местах объявления, призывавшие обывателей доставлять участникам экспедиции образцы сибирских рыб, зверей и насекомых, минералы, вещи, вырытые из могил, и прочие редкости. Из этой затеи мало что получилось, и на тот момент вряд ли могло получиться, если вспомнить о невысоком проценте грамотного населения и народной традиции держаться подальше от власти, тем более призывавшей, а не приказывавшей. Здесь достаточно отчетливо проявляются сложные взаимоотношения ученых, властей и простого народа, когда импульсы, исходящие от интеллектуалов, с большим или меньшим успехом пытаются использовать трансляционные возможности администрации. Личная работоспособность руководителя экспедиции была поистине феноменальной, от своих спутников он также требовал неутомимой деятельности. Академик П.С. Паллас писал по этому поводу: «Мессершмидт владел отличной ученостью, часто писал дневник всю ночь до утра, записывал все, что он за день увидел и собрал, оставляя сну лишь немногие часы. Удивляешься, что этот человек сделал один, тем более что он во всем соблюдал излишнюю даже пунктуальность, о каждой мелочи писал представления начальству и т.д. Чучела зверей он набивал обычно сам и тут же их срисовывал. Растения он собирал частично самолично, частично пользовался здесь услугами мальчиков, которые также очищали семена, собранные с сухих растений, в каждом заслуживающем внимания месте он, если светило солнце, измерял географическую широту (высоту полюса)». В дороге определился круг обязанностей Страленберга, отвечавшего за ведение полевого дневника, фиксацию сделанных наблюдений на немецком и латинском языках. Ставший по сути дела заместителем начальника экспедиции, лучше ориентируясь в сибирской специфике, он предпринимал самостоятельные исследовательские решения и поездки. В особенности Страленберг интересовался этнографическими, археологическими и лингвистическими вопросами, встречаясь с информантами, среди которых были представители коренных народов, шведские военнопленные, служилые люди, казаки и представители администрации. Теперь собирать сведения для карты, которая оставалась для него главным делом, было много проще, беря в расчет официальный статус всего научного предприятия.

В начале июля 1721 г. Д.Г. Мессершмидт водным путем направился в Кузнецк, откуда намеревался посуху добраться до Абаканского острога, а Страленберг предпринял поездку в Нарым для изучения медного хантыйского идола, по слухам, хранящегося у местного воеводы. Затем, уже поздней осенью, он отправился в Абакан, где встретился с Мессершмидтом. Здесь, на берегах Енисея, забыв о зимней стуже, нехватке денег и продовольствия, они с увлечением изучали древние могильные курганы, пещеры и каменные идолы. Весной 1722 г., после еще одной самостоятельной поездки в Енисейск, Страленберг прибыл в Красноярск, где ему официально было объявлено о подписании мира и скором возвращении домой. В трогательных словах Мессершмидт описывает момент расставания с человеком, который за год совместного путешествия стал его настоящим другом и советчиком: «...Со слезами распрощался я с красноречивым, прилежным, верным Таббертом, со своим единственным другом и опорой, остался без знакомых и помощников...». Печаль Мессершмидта можно понять: теперь ему предстояло одному противостоять всем внешним трудностям и внутренним сомнениям. Участники экспедиции расстались на Чулыме, откуда Страленберг с экспедиционным рисовальщиком К.Г. Шульманом отправились в обратный путь в Тобольск, нагруженные письмами и экспедиционными материалами, но не упуская ни одного случая, чтобы не пополнить свои сведения о народах края.

Зимой 1723 г. капитан Страленберг прибыл в Москву, где уже сосредоточились готовящиеся к отправке на родину «каролины». Его не могло не огорчить известие о том, что переданная им шесть лет назад высокопоставленным шведским пленникам карта «Великой Татарии» так и не нашла признания, находясь в руках нечистоплотных комиссионеров. Будучи не в состоянии выкупить карту, он принял решение приступить к созданию ее нового варианта, уточненного и дополненного теми сведениями, что ему удалось приобрести в ходе экспедиции. Есть также сведения о том, что ряд его российских знакомых, в частности генерал-фельдцейхмейстер граф Я.В. Брюс, предлагали ему остаться в России, приняв ту или иную ответственную и хорошо оплачиваемую должность. Там же в Москве, Страленбергу удалось почерпнуть немало сведений о древней и новой истории российского государства, о политических особенностях развития страны. Но остаться в России он не решился.

Вернувшись на родину, Ф.И. Страленберг продолжил военную службу в своем прежнем полку в чине подполковника, а затем до конца жизни состоял комендантом одной из шведских крепостей, но развившаяся в нем страсть к научным занятиям не отпускала. Работа над картой, рассчитанной, прежде всего, на интерес просвещенной европейской публики, потребовала составления серьезных комментариев. Чтение современной ему историко-филологической литературы и средневековых хроник, работа в королевской библиотеке Стокгольма, встречи со шведскими учеными и, наконец, поездка в Лейпциг для консультаций с немецкими ориенталистами постепенно расширили его первоначальные рукописные тексты до объема самостоятельного научного труда, впервые увидевшего свет в 1730 г. в Стокгольме под пространным заглавием «Северная и Восточная часть Европы и Азии...». В целом же следует отметить, что первая половина XVIII в. стала периодом расцвета западноевропейской историографии, посвященной русской тематике, причем особым вниманием пользовались те сочинения, авторам которых пришлось лично и часто подолгу находиться в России. Тем не менее, самое продолжительное время наибольшим авторитетом как в России, так и за ее рубежами пользовалась книга Ф.И. Страленберга, первоначально напечатанная на немецком языке, затем неоднократно переводимая на английский, французский и испанский языки.