Кунсткамера

11 ноября 1818 года академику X. Д. Френу поручили возглавить выделенное из Кунсткамеры собрание восточных моделей, рукописей и книг, под названием Восточного кабинета, который сразу же получил второе, ставшее более распространенным наименование — Азиатский музей. В 1824 году под надзор ботаника К. А. Три-ниуса передаются из Натур-камеры все ботанические коллекции и книги по ботанике, которые образуют Ботанический отдел. 10 ноября 1825 года учреждается Египетский кабинет, или Египетский музеум, под который специально расписываются египетским орнаментом комнаты в первом этаже восточного крыла Кунст-камеры. Смотрителем Египетского музея стал академик Ф. Б. Грефе. Разделение Кунсткамеры началось при жизни Озерецковского, на его глазах и по его настоянию.

„Создаю или разрушаю?“ — вопрос, который мучит семидесятипятилетнего Озерецковского спустя четверть века его работы надсмотрителем Кунсткамеры. Этот вопрос не выходил из его головы и в хмурое декабрьское утро 1825 года, когда в зрительную трубу через окно четвертого этажа башни Кунсткамеры он рассматривал Сенатскую площадь, пытаясь понять, что происходит на ней. В тот вечер, когда Николай Яковлевич узнал подробности выступления декабристов, он долго сидел в своем кабинете при догоревших свечах, и мысль о будущем России, потерявшей лучших людей на плахе, вновь напомнила ему встречу с Александром I, четверть века упорной борьбы за Кунсткамеру как центр науки и просвещения. Он пытался понять самого себя и определить свое место. Ему семьдесят пять лет, он стар. Но где его дух: там, на Сенатской площади, которую он рассматривал в зрительную трубу, или там, среди придворной свиты, ждущей монаршей милости? Он ведь тоже ждал. Ждал четверть века, и не ради себя, а ради России. Те, что вышли на площадь, тоже вышли ради России. „А может быть, и он и они разрушали ради созидания?“

Конец 1826 года принес Николаю Яковлевичу новый удар: умер его друг и соратник Василий Севергин. Возвращаясь с похорон друга, Озерецковский простудился и заболел. Болезнь была долгой и тяжелой. Николай Яковлевич терял сознание, бредил. Лишь иногда сознание возвращалось. Тогда он вспоминал свое прошлое, путешествия, службу, работу в Кунсткамере. Вспомнилось письмо княгини Дашковой, полученное 28 мая 1800 года, в котором она поздравляла его с назначением надсмотрителем Кунсткамеры и выражала надежду, что он будет мудрым правителем ее. „Мудрым, — подумал Николай Яковлевич, — но никто не знал, что я окажусь ее последним правителем, что я сам разделю' ее по нужде, по необходимости для дела на разные кабинеты, ставшие уже самостоятельными вотчинами и даже размещенными в музейном флигеле, что строят за главным зданием Академии…“

28 февраля 1827 года Озерецковского не стало.