Маленький Цахес, по прозванию Циннобер

Перед домом была большая, красивая лужайка, где и паслись оба единорога, в то время как воздух оглашали великолепнейшие аккорды.

— Теперь-то ты видишь, теперь-то ты слышишь? — спросил Валтазар.

— Я не вижу ничего, — отвечал Фабиан, — кроме двух сивок, которые щиплют травку, а что касается звуков, то здесь, наверно, развешаны эоловы арфы.

Прекрасная в своей простоте и соразмерности архитектура этого одноэтажного дома восхитила Валтазара. Он дернул за шнурок звонка, дверь тотчас же отворилась, и большая, похожая на страуса, блестящая золотисто-желтая птица предстала друзьям в роли швейцара.

— Вот так ливрея, — сказал Фабиан Валтазару, — ну и ливрея!.. Если дать на чай этому малому, то еще вопрос, есть ли у него руки, чтобы сунуть монету в жилетный карман!

С этими словами он повернулся к страусу, ущипнул его за блестящий пушок, топорщившийся у него под клювом, как пышное жабо, и сказал:

— Доложи-ка о нас господину доктору, мой обаятельный друг!

Но страус произнес только «квирр» и клюнул Фабиана в палец.

— Черт возьми, — закричал Фабиан, — этот малый, видимо, и впрямь гнусная птица.

В тот же миг отворилась внутренняя дверь, и к друзьям вышел сам доктор... Щуплый, бледный человечек!.. На голове у него была маленькая бархатная шапочка, из-под которой струились длинными локонами прекрасные волосы, одет он был в длинную, цвета охры индийскую хламиду, а обут в маленькие красные сапожки на шнурках, отороченные не то пестрым мехом, не то блестящим птичьим пухом. Его лицо было воплощением спокойствия и добродушия, странным только казалось, что если присмотреться поближе, попристальней, то из лица его словно бы выглядывало, как из стеклянного вместилища, еще одно, меньшее личико.

— Я увидел, — тихо сказал с милой улыбкой Проспер Альпанус, несколько растягивая слова, — я увидел вас, господа, из окна, да я и раньше знал, по крайней мере относительно вас, дорогой господин Валтазар, что вы придете ко мне... Пожалуйте за мной!..

Проспер Альпанус привел их в высокую круглую комнату, сплошь увешанную небесно-голубыми гардинами. Свет проникал сюда сверху через пробитое в куполе окно и бросал свои лучи на отполированный до блеска мраморный стол с опорой в виде сфинкса, стоявший посреди комнаты. Решительно ничего необыкновенного здесь больше не было.

— Чем могу вам служить? — спросил Проспер Альпанус.

Собравшись с духом, Валтазар рассказал обо всем, что произошло с маленьким Циннобером со времени его появления в Керепесе, и под конец выразил свою твердую уверенность в том, что он, Проспер Альпанус, и есть тот добрый маг, который положит конец подлому, отвратительному колдовству Цинно-бера.

Проспер Альпанус постоял молча в глубокой задумчивости. Наконец, когда прошло, наверно, несколько минут, он тихо заговорил с серьезным видом:

— После всего, что вы, Валтазар, мне рассказали, не подлежит сомнению, что с делом маленького Циннобера связаны какие-то особые и таинственные обстоятельства... Но прежде всего нужно узнать врага, с которым борешься, определить причину, действие которой хочешь отменить... Надо полагать, что маленький Циннобер не кто иной, как человечек-корневи-чок. Сейчас поглядим в справочник.

С этими словами Проспер Альпанус дернул за один из шелковых шнурков, свисавших кругом с потолка. Одна из гардин с шумом раздвинулась, открыв глазам большие фолианты в сплошь золоченых переплетах, и вниз скатилась изящная, воздушно-легкая лесенка из кедрового дерева. Проспер Аль панус взобрался по этой лесенке и, достав какой-то фолиант из верхнего ряда, положил его на мраморный стол, но сперва тщательно стряхнул с книги пыль большим веником из блестящих павлиньих перьев.

— Этот труд, — сказал он затем, — трактует о корневичках, которые полностью представлены здесь на рисунках. Может быть, вы найдете среди них своего врага Циннобера, и тогда он в наших руках.

Когда Проспер Альпанус раскрыл книгу, друзья увидели множество аккуратно раскрашенных гравюр, изображавших диковиннейших уродцев с самыми что ни на есть нелепыми рожицами. Но как только Проспер дотронулся до одного из этих нарисованных человечков, тот ожил, выпрыгнул на мраморный стол и принялся препотешно скакать и кривляться, он щелкал пальчиками, выделывал кривыми ножками великолепные пируэты и антраша и верещал в лад этим движеньям «квирр-квапп-пирр-папп», пока Проспер не схватил его за головку и не положил назад в книгу, где он сразу же распластался и сплющился в пеструю картинку.

Таким же способом были просмотрены все рисунки этой книги, но всякий раз, когда Валтазару хотелось уже воскликнуть: «Это он, это Циннобер!», студент, присмотревшись получше, убеждался, к своему огорчению, что пляшущий перед ним человечек совсем не Циннобер.

— Это довольно странно, — сказал Проспер Альпанус, когда книга кончилась. — Однако, — продолжал он, — Циннобер может быть даже каким-нибудь гномом. Поглядим-ка.

Сказав это, он с редким проворством снова взбежал по кедровой лесенке, достал другой фолиант, старательно стряхнул с него пыль, положил его на мраморный стол и раскрыл со словами:

— Этот труд трактует о гномах, может быть, мы поймаем Циннобера в этой книге.

Друзья снова увидели множество аккуратно раскрашенных гравюр, изображавших отвратительных коричнево-желтых уродов. И когда Проспер Альпанус дотрагивался до них, они начинали визгливо ныть, затем наконец неуклюже вылезали и катались, брюзжа и ворча, по мраморному столу, пока доктор не вдавливал их опять в книгу.

Циннобера Валтазар и среди них не нашел.

— Странно, чрезвычайно странно, — сказал доктор и задумчиво помолчал.

— Это не может быть, — продолжал он затем, — это не может быть король жуков, поскольку король жуков, как я точно знаю, именно сейчас занят в других местах; маршал пауков это тоже не может быть, поскольку маршал пауков хоть и уродлив, но смышлен и ловок и живет собственным трудом, не присваивая себе чужих заслуг... Странно... Очень странно...

Он опять помолчал несколько минут, благодаря чему стали ясно слышны всякие дивные голоса, доносившиеся отовсюду то отдельными звуками, то полными, нарастающими аккордами.

— У вас всегда и везде довольно приличная музыка, дорогой господин доктор, — сказал Фабиан.

Проспер Альпанус, казалось, вовсе не замечал Фабиана, он смотрел только на Валтазара, сперва он простер к нему руки, а потом зашевелил пальцами, словно окропляя его какой-то невидимой жидкостью.

Наконец доктор схватил обе руки Валтазара и строго, но дружелюбно сказал:

— Только чистейшее согласие психического начала с законом дуализма способствует успеху операции, которую я сейчас произведу. Следуйте за мной!..

После того как они прошли вслед за доктором через множество комнат, где не было ровно ничего примечательного, кроме нескольких странных животных, занятых чтением, письмом, рисованием и танцами, отворились какие-то две двустворчатые двери, и друзья очутились перед плотным занавесом, за которым и исчез Проспep Альпанус, оставив их в кромешной темноте. Занавес этот, шурша, распахнулся, и друзья оказались в каком-то овальном, по-видимому, зале, где царил магический полумрак. Стоило посмотреть на стены, как взгляд словно бы терялся в необозримых зеленых рощах и цветущих лугах с журчащими ручьями и родниками. Таинственное дыхание какого-то неведомого благовония разносило, казалось, сладостные звуки гармоники. Проспер Альпанус появился в сплошь белой, как у брамина, одежде и, поставив посреди зала большое круглое хрустальное зеркало, накинул на него легкое покрывало.

— Подойдите, — сказал он глухо и торжественно, — подойдите к этому зеркалу, Валтазар, сосредоточьте все свои мысли на Кандиде... Пожелайте всей душой, чтобы она показалась вам в тот момент, который существует сейчас во времени и пространстве...

Валтазар поступил, как ему было велено, а Проспер Альпанус, став у него за спиной, принялся обеими руками описывать около него круги.

Через несколько секунд из зеркала поплыл голубоватый туман. Кандида, прекрасная Кандида появилась во всей своей прелести, как живая! Но рядом с ней, совсем рядом с ней, сидел мерзкий Циннобер и пожимал ей руки, и целовал ее... И Кандида, обняв урода одной рукой, ласкала его!.. Валтазар хотел громко вскрикнуть, но Проспер Альпанус крепко схватил его за плечи, и крик замер у него в груди.

— Спокойнее, — тихо сказал Проспер, — спокойнее, Валтазар!.. Возьмите эту трость и нанесите несколько ударов малышу, только не трогайтесь с места.

Сделав это, Валтазар, к своей радости, увидел, как малыш скорчился, перекувырнулся, забарахтался по земле!.. В ярости Валтазар прыгнул вперед, но тут эта картина померкла и расплылась, и Проспер Альпанус с силой оттащил Валтазара назад, громко крича:

— Остановитесь!.. Если вы разобьете это магическое зеркало, мы все пропали!.. Выйдем на свет.

По приказанию доктора друзья покинули зал и вышли в соседнюю светлую комнату.

— Слава богу, — воскликнул Фабиан, глубоко вздохнув, — слава богу, что мы уже не в этом проклятом зале. От спертого воздуха у меня чуть не лопнуло сердце, а эти дурацкие фокусы вызывали у меня глубокое отвращение.

Валтазар хотел было ответить, но тут вошел Проспер Альпанус.

— Теперь, — сказал он, — теперь совершенно ясно, что этот безобразный Циннобер — не корневичок и не гном, а самый обыкновенный человек. Но тут замешана какая-то таинственная волшебная сила, распознать которую мне еще не удалось, и именно поэтому я пока не могу помочь... Зайдите кс мне вскоре еще раз. Валтазар, мы поглядим, как быть дальше. До свиданья!..

— Значит, — сказал Фабиан, подступая вплотную к доктору, — значит вы, господин доктор, волшебник, и все ваше волшебство бессильно даже против этого маленького, жалкогс Циннобера?.. Знаете ли вы; что в моих глазах вы с вашими пестрыми картинками, куколками, магическими играми и всей остальной дребеденью самый настоящий, законченный шарлатан?.. Валтазар-то влюблен и пишет стихи, ему-то вы можете внушить что угодно, но меня вы не проведете!.. Я человек просвещенный и не признаю никаких чудес!

— Думайте, — отвечал Проспер Альпанус, рассмеявшись громче и веселее, чем того можно было ожидать от него, — думайте все, что вам угодно. Но даже если я и не совсем волшебник, на иные славные штучки я горазд...

— На штучки из «Магии» Виглеба[15], наверно, или еще какие-нибудь в этом же роде! — воскликнул Фабиан. — Ну, так куда вам до нашего профессора Моша Терпина, вы ему в подметки не годитесь: ведь этот честный человек всегда показывает нам, что все происходит естественным образом, он не окружает себя такой таинственной обстановкой, как вы, господин доктор... Итак, честь имею откланяться!

— О, — сказал доктор, — неужели в таком гневе вы и уйдете от меня?       

С этими словами он несколько раз тихо погладил Фабиану обе руки от плеч до запястий, отчего тот как-то опешил и смущенно воскликнул:

— Что вы делаете, господин доктор!

— Ступайте, господа, — сказал доктор, — вас, господин Валтазар, я надеюсь довольно скоро увидеть снова... Скоро найдется способ помочь вам!

— А на чай, приятель, ты все-таки не получишь! — бросил Фабиан, выходя, золотисто-желтому швейцару и ущипнул его за жабо.