Суть дела

2

С половины девятого до одиннадцати утра он разбирал дело о мелкой краже; нужно было допросить шесть свидетелей, а он не верил ни единому их слову. В Европе есть слова, которым веришь, и слова, которым не веришь, там ты можешь провести приблизительную черту между правдой и ложью; там хоть как-то можно руководствоваться принципом cui bono[13], и, если возникает обвинение в краже, а потерпевшего не подозревают в том, что он сам подстроил эту кражу и просто хочет получить страховую премию, ты твердо знаешь хотя бы одно — что-то действительно украдено. Но здесь нельзя быть уверенным даже в этом, нельзя провести границу между правдой и ложью. Скоби знавал полицейских чиновников, чьи нервы не выдерживали, когда они пытались обнаружить хоть крупицу истины: они набрасывались с кулаками на свидетеля; их клеймили местные газеты, а потом отсылали под предлогом, что они больны, в Англию или переводили в другую колонию. Были и такие, у кого просыпалась лютая ненависть к людям с черной кожей, но за пятнадцать лет Скоби уже давно преодолел в себе это опасное состояние. Теперь, увязая в сетях лжи, он чувствовал горячую любовь к этим людям, которые побеждали чуждый им закон таким незамысловатым способом.

Наконец его кабинет опустел; список происшествий был исчерпан; вынув блокнот и подложив под запястье промокашку, чтобы пот не стекал на бумагу, он собрался написать Луизе. Писать письма ему всегда было трудно. Вероятно, в силу служебной привычки он просто не мог поставить свою подпись даже под самой невинной ложью. Ему приходилось быть точным; боясь причинять огорчение, он мог только умолчать. Вот и теперь, написав «Дорогая», он приготовился умалчивать. Он не может написать, что тоскует по ней, но не напишет ничего такого, откуда Луиза поймет, что он доволен жизнью.

«Дорогая! Прости меня за еще одно короткое письмо. Ты знаешь, я не большой мастер писать письма.

Вчера я получил твое третье письмо, то самое, где ты сообщаешь, что погостишь недельку у приятельницы миссис Галифакс в окрестностях Дурбана. У нас все по-старому. Сегодня ночью была тревога, но потом выяснилось, что американский летчик принял за подводные лодки стаю дельфинов. Дожди, разумеется, уже начались. Миссис Ролт, о которой я говорил в предыдущем письме, выписалась из больницы; в ожидании парохода ее поселили в одном из домиков за автопарком. Я сделаю все возможное, чтобы помочь ей устроиться поудобнее. Мальчик еще в больнице, но поправляется. Вот, пожалуй, и все наши новости. Дело Таллита еще тянется, — не думаю, чтобы оно окончилось чем-нибудь путным. Али надо было вчера вырвать несколько зубов. Ну и волновался же он! Мне пришлось отвезти его в больницу на машине, не то он так и не пошел бы».

Скоби остановился: ему было неприятно, что нежные слова в конце письма прочтут цензоры, — а ими были миссис Картер и Коллоуэй. «Береги себя, дорогая, и не беспокойся обо мне. Мне хорошо, когда я знаю, что хорошо тебе. Через девять месяцев я смогу взять отпуск, и мы опять будем вместе». Он хотел было добавить: «Я не забываю о тебе ни на минуту», но под этим он не смог бы подписаться. Тогда он написал: «Я очень часто вспоминаю о тебе, каждый день», а потом задумался. Нехотя, но пытаясь доставить ей удовольствие, он подмахнул письмо: «Твой Тикки». Тикки… На мгновение он вспомнил другое письмо, за подписью «Дикки», которое два или три раза ему снилось.

Вошел сержант, промаршировал до середины комнаты, лихо сделал поворот и взял под козырек. Пока это продолжалось, Скоби успел написать адрес.

— Слушаю вас, сержант…

— Начальник полиции, он просит вас зайти.

— Хорошо.

Начальник полиции был не один. В полутемной комнате сияло кротостью мокрое от пота лицо начальника административного департамента, а рядом с ним сидел высокий костлявый человек, которого Скоби никогда раньше не видел; вероятно, он прилетел на самолете, так как пароходов вот уже полторы недели не было. Нашивки полковника на его мешковатом, плохо пригнанном мундире выглядели так, будто он нацепил их по ошибке.

— Вот майор Скоби. — Скоби сразу заметил, что начальник полиции взволнован и раздражен. — Садитесь, Скоби. Это по делу Таллита. — Пелена дождя скрадывала свет и преграждала доступ свежему воздуху. — Полковник Райт прилетел из Кейптауна, чтобы ознакомиться с этим делом.

— Из Кейптауна, сэр?

Начальник полиции вытянул поудобнее ноги и стал играть перочинным ножиком.

— Полковник Райт — представитель M-I-5[14].

Начальник административного департамента сказал так тихо, что всем пришлось подставить поближе ухо, чтобы его расслышать:

— Весьма неприятная история. — Начальник полиции стал обстругивать ножиком угол стола, всем своим видом показывая, что не желает слушать. — Мне кажется, полиции не следовало действовать… так, как она действовала… не согласовав этого вопроса.

— Я всегда полагал, — сказал Скоби, — что борьба с контрабандой алмазами входит в круг наших прямых обязанностей.

— Алмазов нашли всего на какую-нибудь сотню фунтов, — произнес начальник административного департамента своим тихим, невнятным голосом.

— Это единственный раз, когда мы вообще обнаружили алмазы.

— Улики против Таллита были не такие уж веские, чтобы его задерживать.

— Его не задерживали. Его только допросили.

— Адвокаты Таллита утверждают, будто он был доставлен в полицейское управление под конвоем.

— Его адвокаты лгут. Надеюсь, это вы понимаете.

Начальник административного департамента обратился к полковнику Райту:

— Видите, какие у нас трудности! Сирийцы-католики утверждают, что они — угнетенное меньшинство, а полиция-де состоит на содержании у сирийцев-мусульман.

— Если бы дело происходило наоборот, было бы только хуже, — заметил Скоби. — Английский парламент питает больше симпатий к мусульманам, чем к католикам.

У него было ощущение, что никто еще не заикнулся о подлинной цели этого совещания. Начальник полиции все строгал и строгал, откровенно показывая, что умывает руки, а полковник Райт откинулся на спинку кресла и не открывал рта.

— Лично я всегда… — тихий голос начальника административного департамента перешел в неясный шепот.

Заткнув пальцем одно ухо и наклонив голову набок, полковник Райт вслушивался, словно никак не мог разобрать, что ему говорят по испорченному телефону.

— Не слышу, что вы говорите, — сказал Скоби.

— Я сказал, что лично я всегда поверю скорее Таллиту, чем Юсефу.

— Это потому, что вы живете в этой колонии всего пять лет.

— А сколько лет живете здесь вы, майор Скоби? — вмешался вдруг полковник Райт.

— Пятнадцать.

Полковник Райт неопределенно хмыкнул.

Начальник полиции вдруг перестал строгать угол стала и злобно вонзил нож в доску.

— Полковник Райт хочет знать, кто сообщил вам о Таллите, Скоби, — сказал он.

— Вы это знаете, сэр. Юсеф.

Райт и начальник административного департамента сидели рядом, не спуская глаз со Скоби; он наклонил голову, ожидая, что будет дальше. Но они молчали; Скоби знал, что после такого смелого ответа они ждут от него объяснений, но он знал также и то, что любое его объяснение сочтут признанием собственной слабости. Молчание становилось все более и более тягостным: Скоби казалось, что его словно в чем-то обвиняют. Несколько недель назад он сказал Юсефу, что собирается доложить начальнику полиции о взятых в долг деньгах; может быть, у него и в самом деле было такое намерение, а может быть, он брал Юсефа на пушку — сейчас он уже не помнил. Он только понимал, что теперь уже слишком поздно. Рассказывать надо было до дела с Таллитом, а никак не после. По коридору прошел, насвистывая свою любимую песенку, Фрезер; он открыл дверь кабинета, сказал: «Простите, сэр» — и ретировался, оставив после себя запашок обезьяньего питомника. Дождь все шумел и шумел. Начальник полиции выдернул ножик из доски стола и снова принялся обстругивать угол, точно еще раз давал понять, что все это его не касается. Начальник административного департамента кашлянул.

— Юсеф… — повторил он.

Скоби кивнул.

— Вы считаете, что Юсеф заслуживает доверия? — спросил полковник Райт.

— Разумеется, нет, сэр. Но приходится пользоваться теми сведениями, какие получаешь, а эти все же подтвердились.

— В чем именно?

— Алмазы были найдены.

— Вы часто получаете сведения от Юсефа? — спросил начальник административного департамента.

— Нет, раньше этого не случалось.

Начальник административного департамента снова что-то сказал, но Скоби расслышал только одно слово: «Юсеф».

— Я вас не слышу, сэр.

— Я спросил: вы как-нибудь связаны с Юсефом?

— Не понимаю, что вы хотите сказать.

— Вы часто с ним встречаетесь?

— За последние три месяца я виделся с ним три… нет, четыре раза.

— По делу?

— Не только по делу. Раз я подвез его домой, когда у него сломалась машина. Раз он зашел ко мне, когда я лежал в лихорадке в Бамбе. Раз…

— Мы вас не допрашиваем, Скоби, — сказал начальник полиции.

— Мне показалось, сэр, что эти господа меня допрашивают.

Полковник Райт расправил длинные ноги и сказал:

— Давайте сведем все к одному вопросу. Таллит выдвинул контробвинения против полиции, против вас лично, майор Скоби. Он утверждает, что Юсеф вам заплатил. Он заплатил вам?

— Нет, сэр, Юсеф мне ничего не платил. — Скоби почувствовал странное облегчение оттого, что пока ему не приходится лгать.

— Вам, конечно, было по средствам отправить жену в Южную Африку… — сказал начальник административного департамента.

Скоби молча откинулся на стуле. Он снова ощущал напряженное молчание, жадно впитывающее каждое его слово.

— Вы не отвечаете? — нетерпеливо спросил начальник административного департамента.

— Я не понял, что это вопрос. Повторяю, Юсеф мне не платил.

— Его надо остерегаться, Скоби.

— Может быть, когда вы поживете здесь столько, сколько я, вы поймете, что полиции поневоле приходится иметь дело с людьми, которых у вас в департаменте и на порог не пустят.

— Не стоит горячиться, ладно?

Скоби поднялся.

— Разрешите идти, сэр? Если у этих господ нет ко мне больше вопросов… У меня деловое свидание.

Пот выступил у него на лбу, сердце колотилось от бешенства. В такую минуту, когда кровь стучит в висках и перед глазами стелется красная пелена, всегда надо помнить об осторожности.

— Вы свободны, Скоби, — сказал начальник полиции.

— Простите за беспокойство, — вмешался полковник Райт. — Ко мне поступило донесение. Мне пришлось его проверить. Я вполне удовлетворен.

— Спасибо, сэр.

Но эти заверения запоздали: перед глазами Скоби маячило мокрое лицо начальника административного департамента.

— Элементарная мера предосторожности, вот и все, — сказал тот.

— Если я вам понадоблюсь в ближайшие полчаса, — обратился Скоби к начальнику полиции, — я буду у Юсефа.