Просто птицы

— Хватит, Ника, хватит…, — шептал он на ухо, собирая её сердце по кусочкам.

Маленькое хрупкое тело сотрясали рыдания. Глаза застелила пелена слёз, и она больше не видела тёмного неба и облаков, не видела города, горящего сотнями огней, не видела машин и маленьких никчёмных людей, видела лишь белый ворот его заплаканной рубашки, вдыхала его запах жжёных перьев.

— А мы не ангелы, парень…

Хрипло пропел он, и сквозь слёзы Вероника, наконец, засмеялась. Вышло несколько зажато, будто смех лишь прорывался наружу сквозь тёмные слои её мира.

— Нет, мы не ангелы. Там, на пожаре…

Утратили ранги мы

Нет к таким ни любви, ни доверия

Люди глядят на наличие перьев

Мы не ангелы, парень

Незнакомец закружил девушку в воздухе, словно в пируете, и смех разнёсся по небесам.

Она смотрела из окна своей комнаты туда, вверх, будто ожидая его. Но они только расстались… А сон всё не шёл. Небо ласково глядело на неё глазами-звёздами и гладило по лбу, искрилось и сияло, и звук у неба был, как у шкатулки, словно колыбельная. Вероника вглядывалась в тёмный омут, будто ища пару голубых глаз, но не находила. Он был где-то там, сидел сейчас и смотрел точно также, ища её. Она это знала. Она знала…

Однажды в столовой монстры подкрались к ней ближе. Она всегда сидела с девочками-одногодками за одним столом и ела безвкусный бульон, называемый супом, или отвратительные комки каши. В этот раз были комки и чай, по вкусу больше похожий на жёлтый сладкий кипяток. Ника всегда смотрела лишь к себе в тарелку и никуда больше. Этот мир её больше не интересовал, он был чужим. Сейчас в её голове жила лишь одна мечта — сбежать отсюда навсегда.

Именно из мечты девушку вырвал голос монстра с длинными рыжими волосами. Её звали… А, впрочем, не важно.

— Хи-хи, а мы видели, как ты разрисовала парту. Миленько вышло. Вот только отмывать пришлось всему классу, а ты у нас где-то пропадала…

— Что, улетала по делам?

Это второй монстр, прислужник первого, подоспел. «Улетала» она выделила с особым удовольствием и едкостью.

— Ну, что ты молчишь? Ты вообще говорить умеешь? Или ты язык в небе проглотила?

Раздались рычащие смешки, пасти вновь оскалились, а длинные когти так и тянулись к дрожащему тельцу. Грудь Ники быстро вздымалась и опускалась то ли от страха, то ли от злости. А может, от всего сразу.

— Девчонки, да она просто язык только своему ангелу показывает!

— В рот засовывает!

— В своих снах!

И снова взрыв рычания и брызги жёлтой слюны, Никины чёрные глаза забегали по тарелке, перешли на стол, а затем…она заглянула в глаза монстрам. В пустые и безжизненные глаза, в них она увидела, что по другую сторону ничего нет, сплошная тьма и…ничего. Тогда она перестала дрожать, перестала дышать. Медленно встала из-за стола и…расплакалась. От этого рычание стало лишь громче, монстры тоже встали. Их главная, предводитель нечисти, схватила стакан с горячим чаем и вылила на Никину белую блузку. А та почувствовала, как пульсирующая боль бежит по телу, от груди до ног. Раскрыв рот, она в ужасе глянула на монстров и убежала. Не впервые монстры причиняли ей боль, но привыкнуть к такому было сложно. Сейчас стало легче, ведь обычно Вероника не чувствовала ничего, кроме физической боли. Но порой новые действия оставляли новые шрамы на бьющемся через раз сердце. И лишь в небе они не ныли.

В тот день ей пришлось сбежать с последних уроков, ведь одежда была испачкана. В туалете она сняла с себя всё и облилась холодной водой, но вскоре проступили красные ожоги. Дома было тихо и спокойно, будто его покинули все монстры. Так и было, его покинули, но ненадолго…

Наскоро переодевшись, девочка побежала по лестничным туннелям к вершине, к солнцу. Толкнув железную дверь, она попала в мир, о котором и мечтала. Зашевелились алые губы, прикрылись глаза, и сорвалось с языка: «Не-зна-ко-мец»… Раздался лёгкий шорох, порыв ветра и мягкое приземление босых ног.

— Ты позвала меня.

«Ты пришёл», — дыханием сказала она, и оба друг другу улыбнулись. А затем, не в силах выдержать расстояние, подались навстречу и обнялись. Ника, наконец, ощутила себя дома: родной запах жжёных перьев, объятие нежных крыльев и тепло тела.

— Незнакомец…

Девушка впервые назвала его по имени. Она вообще впервые обратилась к нему. Несколько встревожено он отстранился и заглянул ей в глаза, читая мысли.

Я хочу сбежать оттуда, раз и навсегда улететь. Я хочу к тебе…

— Ох… Но я ведь итак всегда рядом…

— Нет, не всегда. Там, снаружи, страшно и холодно, там монстры.

Ника спрятала лицо на его груди, чтобы не показывать глаз, а он охотно прижал девушку к себе, положив подбородок на тёплую макушку.

— Я хочу сбежать к тебе домой.

— Мой дом там же, где и твой. Я всегда у тебя в голове.

Осознание накрыло девушку с головой, и она капризно замотала головой из стороны в сторону.

— Нет, не правда! Я хочу к тебе, я хочу в небо, я хочу улететь!

— Тише, малышка, тише…

Вдруг его голос прозвучал, как шелест ветра. А руки стали всего лишь ветвями большого и старого дерева с пожухлой листвой, ничем большим. И мягкий поцелуй в висок — последний луч уходящего солнца.

— Хочешь полетать?

Но она его больше не слышала. Сзади раздавались хлябающие шаги, хлёсткие звуки тапочек по бетону. А затем голос матери-монстра, звон капающей жёлтой слюны и звук сильно-сильно бьющегося сердца.

— Ну, я тебе сейчас…

Не успел монстр договорить, как Вероника попятилась назад. Хочу летать, хочу летать, хочу летать… Незнакомец, где же ты… И тут она вспомнила, что его никогда не было, когда настигали монстры. Он помогал ей спрятаться от них на время, а затем вновь приходилось брать свой рассекающий клинок и идти бороться. Хотя кому она врёт. Ни клинка, ни меча, ни шпаги… У неё не было ничего против них. И тогда ветер прошептал ей: «Крылья»

Лицо в последний раз расплылось в счастливой улыбке, глаза блеснули на прощание в ночи, и девушка уверенно развернулась, стоя на краю, к бескрайнему тёмному небу. Раскинула руки в объятиях, зная, что Незнакомец поймает её, обязательно поймает. И упала во тьму.

******

Ветер сносит с ног, да так, что приходится открывать против него настоящую борьбу. Футболка, и без того мятая, задирается, штаны развеваются, словно змеи, ползая по ногам холодной тканью. Волосы треплет то в одну, то в другую сторону, алые щёки кусает морозный холод. Провода, антенны, шлакоблоки, провода…

Шаг, ещё шаг, бег, прыжок, наклон, схватиться рукой, подтянуться, снова бежать. Серое, пасмурное небо смотрит с укором и ждёт, когда ты оступишься и упадёшь. А ты делаешь шаг, второй, подпрыгиваешь… и так снова и снова. Земля под тобой будто рушиться, стопы горят — их обжигают раскалённые угли. Остановиться невозможно, иначе точно упадёшь. Обрушаться двенадцать этажей, ты пронзительно закричишь, осуществляя «прыжок веры». Раскинув руки, ты будешь долго падать вниз, смотря в бесконечную серость неба, словно разбирая его на пиксели. Твой немигающий взгляд не отразит ни ужаса, ни отчаяния. Глаза застынут, и будут они такими же серыми, как это небо, будто зеркально отражая его хмурые брови и тонкие сжатые губы. Небо будет смотреть на тебя, ты — на него. Забудется всё, что ты делал, забудутся резкие движения, исчезнет быстрый ритм сердца, сбитое дыхание навсегда пропадёт, оставив последнюю влажную дорожку в воздухе. И футболка задерётся, обнажая бледную полоску живота, ветер будет трепать ткань, ломать, искажать, будто сбилась текстура. Крик хоть и вырвется ненадолго, но вскоре наступит душащая тишина, заставляя всё вокруг застыть. Тело стремительно будет уменьшаться, превратится в точку на белом листе жизни, а затем размажется по бетонным обломкам. Останется лишь грязно-кровавая лужа, переломанные кости, фарфоровое лицо, изломанный силуэт некогда живого.

Встряхнув головой, парень бежит. Его движение резки и стремительны, его сердце бьётся, руки и щёки горят, а глаза устремлены вдаль. Крыша за крышей остаётся позади. Шаг, прыжок, схватиться рукой, подтянуться, соскочить, бежать… Жизнь бьётся в венах красно-синими реками, дыхание обжигает воздух. В какой-то момент он мчится к цели, словно пересекая заветную ленту финиша, не может остановиться — по инерции летит вперёд. Уже у обрыва его ноги работают, скрепят тормоза, стираются в кровь стопы, край близок. Ещё пара сантиметров — он бы перелетел через это препятствие, а его труп бы отскребали от асфальта внизу. Парень дышит бешено, драконом, смотрит вниз и застывает в ужасе.

Оно чёрное, не из плоти и не из шерсти, огромное. Обхватило стену здания четырьмя лапами и теперь смотрит на него. Неужели люди в своих окнах не видят это существо? Словно глюк, оно пропадает на миллисекунду и появляется вновь. Глазищи жёлтые, заставляющие всё внутри трепетать от страха, вцепиться в бортик пальцами и смотреть на него. Чёрное, будто сама тьма заглянула тебе в глаза и пробрала до костей. Его голос тихий, шипящий, как ветер. Денис-с-с… Денис-с-с… громко сглотнув, парень смотрит и тонет. В какой-то момент он не замечает, как всё вокруг переворачивается, мир крутится в его глазах, всё вертится и кружится, танцует танец ветра. Денис стремительно падает с крыши прямо в это чудище с жёлтыми глазами, в его массивные лапы с пятью цепкими пальцами. Чёрными, как тьма, и острыми, дымящимися, струящимися по всему зданию. Голова парня кружится, и он кружится вместе с ней, а вокруг всё погружается в такой плотный и густой мрак, что оттуда невозможно выбраться.

Время здесь застыло, а все звуки превратились в один — глухое давление, будто под водой. Денис вглядывается в темноту, но ничего не видит. Он даже не понимает, лежит он или сидит, или стоит, что делает его тело в этом странном пространстве? Нет, он не понимает совершенно ничего, он потерян. Он напуган. Он хочет домой впервые в жизни. В тёплую квартиру, на светлую, залитую солнцем кухню. По ней разносится запах кофейных зёрен и чего-то жареного, там стоит улыбающаяся полная женщина в голубом фартуке, домашних штанах и растянутой застиранной футболке. Она ласково гладит его по щеке и зовёт к столу. Денис-с-с…

Сердце гулко ударяется о грудную клетку, глаза беспомощно бегают по темноте. Как отсюда выбраться? Что здесь делать? Денис хочет закричать, но его рот не издаёт никаких звуков, всё будто теряется в этой мгле. Он хочет заплакать, но не чувствует своего тела, не ощущает солёных, стелящихся на глаза слёз. Ни-че-го. Он бы всё отдал, чтобы вернуться на ту крышу. Там он был таким живым, таким свободным, словно сам ветер, гуляющий в проводах. Он помнил, как быстро билось его сердце, как приятно покалывало от удовольствия руки со стёртой шелушащейся кожей, как вкусен и сытен был холодный воздух. Казалось, что ты отделился от мира и больше не живёшь и не плывёшь, ты — летишь. Где-то далеко — далеко, а там, внизу, горит жизнь. Горит большим и жарким костром, а ты где-то над ним, мотылёк, свободный и счастливый.

Вновь эта окутывающая тьма, этот пожирающий монстр, эти жёлтые сердитые глаза. Отпусти меня! Но крик не вырывается, застревает в горле, словно кость. Что тебе нужно?!