Страховка

— А мне нравятся пушистенькие, — говорил второй исполнитель. — Терпеть не могу, когда физиономия лысая.

Завидев капитана, оба чиновника замолчали. Один сделал приветственный жест, второй посерьезнел и уткнулся в показания на электронной планшетке, которую держал перед глазами.

Распорядитель работ, господин Низа, обнаружился в рубке — на топчанчике. Умом Бугго понимала, что они — по разные стороны боевого строя, что ему нужно во что бы то ни стало переложить основные расходы по ремонту корабля на капитана, иначе плакали премиальные от страховой компании… Но господин Низа был таким обходительным, сочувственным и плюшевым, что Бугго приходилось постоянно напоминать себе: это — враг, алчный и хитрый.

— Закрываем последний лист, — закивал он, когда Бугго вошла в рубку. — Завтра подаем документы на утверждение. Я сделаю вам копию для отчета конторе порта приписки.

— Хорошо, — сказала Бугго, лихорадочно прикидывая, как бы ловчее выманить его отсюда. — Э… Вы уже составили опись имущества рубки?

— Пока проверяю вчерашние данные. — Пушистый округлый палец погладил чуть выпуклый экран планшетки, и под ним мягко засветились зеленые буквы.

Бугго посмотрела с тоской. Господин Низа устроился на топчанчике чрезвычайно удобно, обложившись планшетками, вычислительными машинками, сканирующими устройствами и плоскими мисочками с густым зеленоватым напитком, на вкус вяжущим и сладковато-кислым. Местные называли его чога.

— Оставьте-ка мне вашу планшетку, дорогая, — обратился господин Низа к Бугго. — Погуляйте. Возле космодрома есть лесополоса для релаксации. У вас усталый вид. Вы, наверное, много пьете?

— Ужасно много, — призналась Бугго.

— Ну-ну, — проворковал чиновник и провел ладошкой по своей шелковистой щеке. — Я знаю ваш народ, голокожих. И запах характерный. У нас ведь многие думают, что от голокожих всегда такой запах, но я-то знаю. Это у вас только от сивухи. Погуляйте, дорогая, отдохните немного. Завтра уж закончим, потерпите. Ничего. Космос велик, жизнь длинная, кораблей много.

Бугго молча вышла из рубки. Ремонтный док помещался на самом краю летного поля. Времени у Бугго почти не оставалось. Еще час или около того господин Низа будет сверять список штатной комплектации «Ласточки» с результатами вчерашней описи, а потом примется за рубку. Если эхолот не исчезнет до внесения в поставарийный инвентаризационный список — все…

Загребая на ходу ногами, Бугго побрела дальше, в сторону узкой лесной полосы, за которой начинались жилые зоны с огородами и птичниками. «Иезус на троне! — думала Бугго. — Что же мне делать?»

Смятение мешало ей соображать, все мельтешили в уме маленькие назойливые мыслишки. То одно выскакивало, то другое, и начинало бегать: пушистеньких женщин он предпочитает… дополнительное соглашение к страховому договору — там красивый бордюр на бумажной копии сделан… полбутылки зляги вчера в баре забыла…

«Почему один человек создан храбрым, а другой — умным?» — думала Бугго в печали.

В лесной полосе было совсем не так, как в космопорту. Все там было иначе — и запахи, и звуки, и само состояние воздуха, более тягучего и густого. Бугго пробовала петь, но голос увязал, как будто лесное безмолвие перекрикивало и властно требовало от человека молчания. Тогда она просто села на землю и стала смотреть перед собой.

И увидела почти сразу.

Поначалу она обратила на это внимание просто потому, что оно до странности напоминало космопорт, существующий как бы в ином измерении. К высокому, до середины древесного ствола конусовидному сооружению то и дело подлетали насекомые, садились, складывали крылья и вползали в ангары, а оттуда, им навстречу, выбегали другие и суетились вокруг, подталкивая и словно помогая освободиться от груза. Бугго не знала, как называются эти насекомые. Про себя она стала именовать их «мурашками», хотя на самом деле это были не муравьи.

Она нашла в кармане смятую конфету и положила рядом с собой. Ох, как набежали мурашки, как облепили! Как трудились они, пытаясь переправить конфету к себе в грузовые отсеки! Бугго забавлялась недолго — ее укусили за палец, и тотчас пелена упала с глаз, решение пришло мгновенно, исцелив больной, натруженный ум. Бугго сняла маечку и забрала в узел всю ватагу мурашек, вместе со сладким, а летную куртку застегнула прямо на голом теле. Гладкие женщины им, видите ли, не нравятся. Почти бегом она припустила к своему кораблю.

На «Ласточке» за это время мало что переменилось. Двое бубнили теперь в трюме: «Вентиль сорван… три троса исправные, общей длиной… да не разворачивай, ну их!».

Бугго вошла, стараясь не шуметь, и присела за топчаном, выпуская мурашек.

Господин Низа повернулся, уловив слабый звук, и тут Бугго выпрямилась и встретилась с ним глазами.

— А! — молвил он. — Я как раз заканчиваю. Хотите посмотреть? Вы непременно должны внимательно читать всю документацию, дорогая, иначе вас облапошат. Садитесь и читайте! Будете пить чогу?

Бугго посмотрела на плоскую мисочку, где плескалось то, зелененькое, и отважно согласилась.

— Вот и умница, — похвалил господин Низа. — Теперь смотрите. — Он быстро пробежал пальцами по кнопкам. — Файл 871. Исследование грузового трюма номер четыре. Остатки крепежа для контейнеров — шестнадцать; при этом микромолекулярное сканирование выявило: в семи случаях крепеж выломан вместе с тяжелым предметом — предположительно контейнером — насильственно; в пяти случаях выпадение крепежа произошло естественно, вследствие усталости металла… Вы успеваете следить?

— Да, — сказала Бугго. — За семь крепежей плачу я, за пять — вы. То есть страховая компания. А что с остальными?

— В каком смысле?

— Пять и семь — одиннадцать. Осталось еще пять крепежей. С ними-то что?

— Пять и семь — двенадцать, так что остается четыре, — поправил господин Низа. — В случае с этими четырьмя… молекулярный анализ не выявил… Слишком давно. Я в затруднении.

— Да ладно вам, — развязно произнесла Бугго. — Давайте поделим расходы пополам. Два — на мне, два — на вас.

— Мне необходимы веские аргументы, подтвержденные объективными данными, в противном случае…

— Хорошо, все четыре — мои, — легко согласилась Бугго.

Мурашки уже расползлись по рубке. Одного Бугго краем глаза видела на топчанчике — он упорно карабкался к сиденью.

Господин Низа внес несколько цифр в свою планшетку и показал Бугго.

— После того, как мы с вами пришли к окончательному соглашению по вопросу крепежа в грузовом-четыре, картина приобретает такой вид…

Мурашка приподнял усики над краем сиденья и пошевелил ими, исследуя воздух. Помогая ему принять верное решение, Бугго украдкой обмакнула палец в чашку с чогой и оставила несколько сладких капель рядом с собой. Отринув сомнения, мурашка пополз вперед, а там, где он только что был, тотчас появился еще один.

Бугго взяла планшетку в руки и погрузилась в изучение цифр. Господин Низа поглядывал на нее сбоку, доброжелательно и чуть снисходительно. И вдруг в мгновение ока все изменилось. Круглое лицо распорядителя работ вытянулось, каждая шерстинка на нем встала дыбом, и он, подскочив противоестественно высоко над сиденьем, заверещал тонким и резким голосом, как бы разрывающим гортань и совершенно невыносимым для слуха:

— Дэрису! Дэрису! Дэрису!

С этим он сорвался с места и вылетел из рубки.

Бугго даже не посмотрела ему вслед. Она полулежала на топчанчике, среди опрокинутых мисочек с чогой и разбросанных планшеток, и скучно наблюдала за тем, как деловитые дэрису запускают хоботки в обивку и вытягивают сладкое. Она совершенно ничего не чувствовала. Ни злорадства, ни даже удовлетворения. И в голове опять сгустился туман.

Она напомнила себе об их с Хугебуркой плане, встала ногами на сиденье и вытащила эхолот из гнезда в стене.

Хугебурка ждал ее в гостинице. Он валялся в смятой, засаленной постели и читал журнал, заимствованный у портье, очень старый, с заляпанным экраном. Завидев Бугго, Хугебурка выключил журнал и встал.

Бугго бросила на кровать эхолот и потянулась к бутылке, стоявшей на стереовизоре. Хугебурка поглядел на эхолот, потом взял в руки, повертел.

— Молекулярный анализ покажет, что его украли совсем недавно, — сказала Бугго. — Но вряд ли выявит вора.

— Когда суммарные результаты экспертизы станут известны, господин Низа, вероятно, заподозрит вас, — сказал Хугебурка мрачно.

— Да? — отозвалась Бугго. — Между прочим, он считает меня глупой.

— Когда речь заходит о деньгах, людям свойственно резко менять мнение на противоположное.

Бугго плюхнулась на кровать с бутылкой в руке.

— Они ничего не докажут. — Она подняла голову и пьяно поглядела в глаза своему старшему офицеру. — Ничего. Ясно?

— Если не найдут эхолот.

Бугго фыркнула.

— Не найдут! У вас деньги остались?

Хугебурка промолчал и не двинулся с места.

— Я спросила, есть ли у вас деньги, господин Хугебурка.

— Немного.

— Купите мне конфет. Липких. Дешевых. Каких-нибудь карамелек. Нужно штук двадцать. Только не задерживайтесь в баре, времени мало.

Хугебурка накинул куртку и вышел, а Бугго включила журнал и прочитала местный анекдот, которого не поняла.

Следующие полчаса они сосали карамельки и оплевывали сладкой слюной злополучный эхолот. Хугебурку затошнило после третьей конфеты, а капитану, похоже, все нипочем. Наконец карамельки иссякли. Последнюю Бугго проглотила. Эхолот поместили в бумажный пакет и вдвоем покинули гостиницу.

— Местные называют их дэрису, — объясняла Бугго по дороге. — По мне — обычные мурашки. Эти пушистики их смерть как боятся. Если мы закопаем эхолот в муравейнике, там даже искать не станут.

Все прошло как по маслу. Прибор засунули в середину муравьиной кучи, и вокруг тотчас закипело строительство: спешно латались дыры, возводились новые стены, сладкое покрытие перерабатывалось и шло в дело.

— Идем-ка отсюда, — сказала. Бугго своему офицеру, который сомнамбулически глядел на эту бурную коллективную деятельность. — Завтра и следа не останется.

Ближе к вечеру начался дождь. Холодный, встревоженный порывистым ветром, он то брызгал во все стороны, то, на мгновение успокаиваясь, слабо шелестел в листве и под ногами. Желтые и синие лучи уличных фонарей растекались разноцветной жижей и плавали по плохо замощенным тротуарам. В лужах вздувались крупные пузыри, но лопались прежде, чем Бугго наступала на них.

Впереди мигал бар, похожий на опрокинутый шаттл. Ветер приносил оттуда музыку, но по дороге рвал ее на кусочки, и до Бугго с Хугебуркой долетали только хрупкие обломки, из которых никак не складывалась мелодия. А потом теплое, влажное нутро бара поглотило их.

Битые зеркала, в беспорядке прилепленные повсюду на стенах, дробили посетителей. Эхо скакало под потолком, путаясь в искусственных металлических сталактитах и круглых пестрых лампах, а музыка по-прежнему оставалась неуловимой, существующей только в воображении трех музыкантов с мятыми лицами и свалявшейся шерстью на щеках. Один из них натужно дул в длинный оранжевый шланг, оживляя музыкальный инструмент, похожий на плоский младенческий гробик; а двое других то попеременно, то оба разом дергали толстые струны, натянутые на гигантскую бочку.