Страховка

С бутылкой и двумя стаканами Хугебурка направлялся к столику, где сидела Бугго.

— У! — проговорил сипловатый, но вполне дружеский голос над самым ухом Хугебурки. — Как статус?

Шершавая теплая рука скользнула по ладони Хугебурки, желтые глаза на смуглом лице близоруко прищурились.

— Стабильно, — сказал Хугебурка. — Глотнешь?

Незнакомый космоволк хлебнул из бутыли, обтер губы, еще раз глотнул и вернул злягу Хугебурке.

— Антиквара не видел? — спросил он, озабоченно озираясь.

— Кого?

— Калмине Антиквара. Купили с Уфели слайдборд за семь сотен экю, давно мечтали… На сорок втором парасанге в сторону Орясины отказал правый тормозной: Уфели в смятку, Антиквар с костылями…

И, бормоча на ходу, куда-то ушел, растворяясь в разноцветной мешанине лиц, звуков, бликов, мелькающих световых пятен…

— Кто это? — спросила Бугго, когда Хугебурка приблизился к ней и поставил стаканы на столик.

— Понятия не имею.

Они молча разлили злягу. Вечер для них начался и все длился и длился, принося в бар все новых и новых людей, которые входили, обтирая дождь с мокрой шерсти и встряхиваясь, и сразу же вплетали свои голоса в тугое вязание здешнего воздуха, и все пестрее становилось вокруг, и наконец настало то мгновение, когда из замысловатой пестроты потянулась единственная нить, простая и чистая, и вот эта-то нить и была истиной, а названия у нее не было.

В самый глухой час ночи, когда все огни погасли и ненадолго возникла усталая тишина, Бугго поскреблась в номер к Хугебурке. Плохо соображая, он накинул на плечи одеяло и поплелся к двери.

— Господин Хугебурка… — расслышал он глухой голос своего капитана. — Я умираю.

Хугебурка распахнул дверь, и Бугго повалилась прямо на его руки.

— Что?… — невнятно спросил он, втаскивая ее в комнату и на ходу задевая локтем панель освещения.

Бугго вся тряслась, лицо у нее распухло — из вздутых зеленовато-белых подушек щек торчал только кончик носа да еще высовывались краешки белых тонких ресниц.

Хугебурка положил ее на кровать, чуть отошел и уставился изучающе. Потом приблизился, тронул распухшую щеку пальцем. Ненадолго осталось углубление в тугой подушечке, потом оно медленно исчезло, выправилось.

— Больно? — спросил Хугебурка.

— Ничего не чувствую, — плачуще сказала Бугго.

Из-под реснички с трудом выбралась раздавленная слезинка. Хугебурка машинально вытер ее ладонью. Бугго всхлипнула.

— Ну, — сказал Хугебурка, проводя рукой по ее волосам. — Ну-ну.

— Может, это от зляги?

— Нет, — твердо ответил он. — Мы ведь пили из одной бутылки.

— Все равно. Я женщина. Женщины чувствительнее.

— Тогда вас бы разнесло еще месяц назад, — резонно возразил Хугебурка.

— А если накопилось в организме?

— Нет, госпожа капитан, — повторил Хугебурка. — От зляги еще ни одного космоволка не раздуло. Так не бывает.

Она чуть выпятила губы, и Хугебурка понял: обиделась. Он еще раз погладил ее, как маленькую, и вдруг нащупал за ухом странный бугорок, похожий на бородавку. На краткий миг ситуация показалась чересчур деликатной. Что если у Бугго там на самом деле бородавка, которой она стесняется?

— У вас там бородавка? — с нарочитой грубостью спросил Хугебурка.

— Что? — жалобно удивилась Бугго.

— Сидите тихо, я лучше сам посмотрю. — Он отогнул ее ухо и повернул к свету: ему открылся красноватый, чуть светящийся шарик величиной с люксейскую горошину. Этот шарик, несомненно, был живой — он пульсировал и иногда странно шевелился, как бы переступая на месте.

— Дэрису, — молвил Хугебурка.

Бугго застонала и, откинувшись назад, поперек кровати, зашаркала по полу босыми ногами.

— Противно! Противно! — забормотала она.

— Их бы лазерным излучателем, — сказал Хугебурка задумчиво и снова потрогал за ухом у капитана.

— Ну так жгите! Чего ждать? — выпалила Бугго.

— Чума под хвост! — высказался Хугебурка так неожиданно, что Бугго даже раздвинула мускульным усилием раздутые щеки и чуть обнажила удивленные глаза: обычно Хугебурка никогда не ругался. — Излучателя нет, — пояснил старший офицер. — Я его продал.

Бугго обреченно расслабилась и снова уронила голову на покрывало.

Хугебурка несколько раз дернул себя за волосы. Затем спросил:

— Госпожа капитан, вы боитесь боли?

— Нет, — ответила Бугго сонным голосом. Точнее, обморочным.

— Хорошо.

Хугебурка сдернул с нее майку. Бугго вздрогнула, но тут же опять успокоилась. Хугебурка разрезал майку на полоски, свернул фитильки и поджег. Первый дэрису, ощутив поблизости огонь, засуетился, попытался уйти глубже под кожу, а потом зашипел и обмяк. Хугебурка вытащил его ногтями, а круглую мясную ранку прижег. В комнате сразу завоняло, как в летней шашлычной: горелой плотью и потом.

Второй дэрису обнаружился на спине, еще два — у сгиба локтя, трое сидели на пояснице, один — на бедре. Когда Хугебурка переворачивал стонущую голую Бугго на спину, чтобы посмотреть, нет ли врага на животе и под мышками, в комнату вломился портье.

Хугебурка, закопченный и зверский, поднял лицо. Факел из тряпки в его руке источал зловоние.

Портье смотрел на него молча. Потом бесстрастно осведомился:

— Кто эта госпожа?

— Мой капитан, — чуть задыхаясь, ответил Хугебурка.

Портье подошел поближе, поглядел на Бугго с легкой опаской.

— Дэрису, — пояснил Хугебурка, предупреждая другие вопросы.

Портье подскочил и испустил хриплый вопль.

— Тихо ты, — сказал ему Хугебурка, — люди же спят.

— Люди уже проснулись, — ненавидяще проговорил портье. — Я им скажу, что у вас загорелась постель, а вы оба пьяны — едва не сгорели заживо. На самом деле вы сейчас же уберетесь отсюда!

— Погоди ты, она умирает.

— Ничего подобного. С голокожей бабенки их легко выбрать. Чем ты их? Тряпкой? Дурак. Кожу ей зазря испортил.

— Лазерника нет.

— Ладно, — сказал портье.

— Чем ее лечить?

— А ничем. Само пройдет. Главное — от этой пакости избавиться… Придется постель на самом деле сжечь. И тряпки ваши — тоже. С вас, кстати, штраф. Десять экю, понял?

— Дрянь, — сказал ему Хугебурка.

— Сам ты дрянь, — обиделся портье. — Расскажу вот всей Лагиди, что вы оба порченые, вас вообще никто больше на порог не пустит.

Бугго недовольно замычала, когда Хугебурка взвалил ее на плечо и потащил прочь. Дождь все еще шел и приятно студил воспаленную кожу. Серенький рассвет неумело пробивался сквозь тучи. Когда Хугебурка с капитаном выбрались из района гостиниц и баров, в окнах уже заморгали первые огоньки — там начали готовить завтрак. Летное поле, сверкающее мокрыми полосами и словно бы заплаканными фонарями, было пустым. Хугебурка сел на корточки возле фонаря, положил Бугго себе на колени и завершил осмотр, убив последнего кровососа у нее на шее. После этого буквально на глазах Бугго стала оживать, отек пошел на спад с быстротой почти сверхъестественной. Она задышала глубоко и ровно, а потом открыла глаза и уставилась на своего старшего офицера с негодованием.

— Ну? — вопросила она.

— Нас вышибли из гостиницы. У вас на теле приблизительно двадцать ожогов. Да, еще вы голая.

Она метнула взгляд на себя, но не сделала ни малейшей попытки прикрыться.

— Что еще?

— Это основное.

— Мурашки?

— Да. Сильнейший аллерген. Местные жители боятся их куда сильнее, чем вы предполагали. Зараженным приходится снимать с тела и лица все волосы, а это больно и постыдно.

— На «Ласточке» их сотни, — задумчиво проговорила Бугго.

— Кстати, жить придется на корабле, — добавил Хугебурка. — Ни одна здешняя гостиница нас теперь и близко не подпустит.

Бугго дернула ртом.

— Слушайте, Хугебурка, дайте мне свою куртку, что ли. Холодно.

Хугебурка закутал ее плечи. Она села рядом с ним на корточки и покачалась с носка на пятку.

— У меня в банке полмиллиона экю, а нам тут ни поесть, ни задницу прикрыть.

Хугебурка промолчал. Она толкнула его так неожиданно и сильно, что он потерял равновесие и упал в лужу.

— Ой, простите, — тотчас сказала Бугго, раскаиваясь. — Это я от разных… противоречивых чувств.

— Надо бы подать прошение администрации порта, чтобы «Ласточку» подвергли глобальной дезинсекции, — сказал Хугебурка, неловко выбираясь из лужи и обтирая грязь.

— Вы, кстати, поаккуратнее, — заметила Бугго. — У нас с вами теперь одни штаны на двоих, а мне завтра идти на слушания в «Лилию Лагиди».

Наступающий день принес две новости. Во-первых, заявку на дезинсекцию «Ласточки» уже подали, и корабль оказался весь залит остро пахнущей жидкостью, от которой слезились глаза. Во-вторых, составление окончательного акта по «Ласточке» отложилось на неопределенный срок, поскольку господин Низа взял отпуск, прошел полное медицинское обследование и сейчас находится в закрытом пансионате, где его наблюдают специалисты по дэрисупаническим состояниям.

Об этом поведал служащий страховой компании, приблизившись к месту разлома «Ласточки» и покричав внутрь корабля, чтоб к нему вышли. Бугго, закутанная в одеяло, с густо-красными от холода босыми ногами, показалась на трапе, а затем спустилась на землю и выслушала сообщение.

Когда служащий удалился, Бугго призвала своего старшего офицера и, лязгая зубами от внезапного озноба, изложила ему свое видение ситуации.

— Господин Низа в истерике и теперь лечится, а поручить составление заключительного акта кому-либо другому, с их точки зрения, неэтично. По-моему, они просто боятся сюда входить.

Хугебурка, выслушав это, помрачнел.

— Что? — вцепилась Бугго. — Вам что-то известно?

— Ничего мне не известно. Просто одно соображение. — Он хмуро поглядел на нее. — Сегодня же и проверю.

— Говорите! — велела капитан.

— Они уже все подсчитали. Сейчас будут тянуть время.

— Зачем? — поразилась Бугго. — Сколько бы времени ни прошло, общий баланс материального ущерба на «Ласточке» не изменится.

— Они будут вынуждать вас потратить деньги, чтобы после слушаний вы не смогли внести выкуп за корабль.

— Чушь! — отрезала Бугго.

— Если мне сегодня дадут работу — хотя бы по уборке ватерклозетов, — я с вами соглашусь, — сказал Хугебурка.

Он забрал у Бугго куртку, кое-как очистил штаны пучком травы и, убедившись в том, что она действительно легла спать на груде одеял под трапом возле разлома (там, по крайней мере, имелся доступ свежего воздуха), зашагал в сторону космопорта.

Худшие подозрения подтвердились немедленно. Кое-какие гостиницы нуждались в уборщике и даже соглашались взять Хугебурку — но только после обязательного медицинского освидетельствования (пятнадцать экю). Первая выплата, как принято, через две недели после начала работы. Другие владельцы, едва завидев его, просто захлопывали дверь.

Технические службы космопорта относились к Хугебурке более сочувственно — по крайней мере, на словах; но там не было мест и никого не требовалось временно подменить.