«Я хотел служить народу...»: Проза. Пьесы. Письма. Образ писателя

Кукольник. Ежели сия поэзия пользуется признанием современников, то послушайся, Владимир, не пиши на русском языке! Тебя не поймут! Уйди в тот мир, где до сих пор звучат терцины божественного Алигьери, протяни руку великому Франческо! Его канцоны вдохновят тебя! Пиши по-итальянски, Владимир.

Салтыков. Агафон! В итальянском шкафу у нас есть место?

Агафон. Есть, Сергей Васильевич.

Салтыкова (выходя из гостиной). Все спорите, господа! (Скрывается, пройдя столовую.)

Богомазов. Браво, браво, Нестор Васильевич!

Бенедиктов. Из чего ты так кипятишься, Нестор?

Кукольник. Потому что душа моя не принимает несправедливости! У Пушкина было дарование, это бесспорно. Неглубокое, поверхностное, но было дарование. Но он растратил, разменял его! Он угасил свой малый светильник… Он стал бесплоден, как смоковница… И ничего не сочинит, кроме сих позорных строк! Единственное, что он сохранил, — это самонадеянность. И какой надменный тон, какая резкость в суждениях! Мне жаль его.

Богомазов. Браво, браво, трибун!

Кукольник. Я пью здоровье первого поэта отечества — Бенедиктова!

Воронцова (на пороге библиотеки). Все, что вы говорили, неправда.

Пауза.

Ах, как жаль, что лишь немногим дано понимать превосходство перед собой необыкновенных людей… Как чудесно в Пушкине соединяется гений и просвещение… Но, увы, у него много завистников и врагов… И вы простите меня, но мне кажется, я слышала, как именно черная зависть говорила сейчас устами человека. И, право, Бенедиктов — очень плохой поэт. Он пуст и неестественен…

Кукольник. Позвольте, графиня!..

Долгоруков хихикает от счастья, завалившись за спину Богомазова.

Салтыкова (возвращается в библиотеку). Ах, Александра Кирилловна… Позвольте вам представить литераторов Нестора Васильевича Кукольника и Владимира Григорьевича Бенедиктова.

Долгоруков от счастья давится. Преображенцы тихо отступают в столовую и, обменявшись многозначительным взором, исчезают из нее.

Воронцова. Ах, боже мой… Простите меня великодушно, я увлеклась… Простите, милая Александра Сергеевна, я убегаю… (Скрывается в гостиной.)

Салтыкова идет за Воронцовой. Бенедиктов с искаженным лицом выходит в столовую. Кукольник — за ним.

Бенедиктов. Зачем ты повез меня на этот завтрак? Я сидел тихо дома… А все ты… и вечно ты…

Кукольник. Неужели ты можешь серьезно относиться к бредням светской женщины?

Салтыков (в библиотеке). Агафон! Снимай обоих, и Пушкина и Бенедиктова, в ту комнату, в шкаф зет…

Занавес