Этнографические исследования развития культуры

* * *

Одно и то же объективное содержание может быть облечено в сознании лишь в одну адекватную форму. Но иллюзорных форм его существования может быть множество. И в какую именно из этих возможных иллюзорных форм будет облечено на данном этапе развития объективное содержание, зависит от многих обстоятельств. Решающее значение среди них имеет обычно тот запас представлений, который сложился на предшествующем этапе развития. Говоря о воздействии экономического развития на эволюцию философии, Ф. Энгельс писал: «Экономика здесь ничего не создает заново, но она определяет вид изменения и дальнейшего развития имеющегося налицо мыслительного материала, но даже и это она производит по большей части косвенным образом, между тем как важнейшее прямое действие на философию оказывают политические, юридические, моральные отражения»[605]. Преемственность играет важную роль в развитии любой сферы общественного сознания. Однако ни в одной из них она не является столь огромной, как в эволюции религии. Если взять ту или иную форму общественного сознания (в узком смысле), то ее основные особенности в каждый данный момент определяются действием двух факторов. Одним из этих факторов является существующая в данном обществе система социально-экономических отношений. Здесь мы имеем дело с детерминированием состояния общественного сознания современным состоянием его объективного источника — общественного бытия. Это базисная детерминация общественного сознания. Другим фактором является вся предшествующая история данной формы общественного сознания, накопленный ранее мыслительный материал. Здесь мы имеем дело с исторической преемственностью, с детерминированием данного состояния общественного сознания прошлым его состоянием. Это историческая или культурная детерминация общественного сознания.

Из двух выделенных выше форм детерминаций главной является базисная. Общественное бытие, порождая общественное сознание и отражаясь в нем, определяют основное его содержание. Историческая, культурная детерминация обусловливает в основном лишь форму, в которую облекается это объективное содержание. Но в условиях, когда отражение общественного бытия в общественном сознании носит не адекватный, а иллюзорный характер, это означает, что именно культурная преемственность во многом определяет, в какую из множества возможных иллюзорных форм будет облечено объективное содержание.

До сих пор мы говорили об обществе вообще. Но человеческое общество всегда существовало как совокупность огромного количества отдельных, конкретных обществ — социальных организмов. Каждый такой социальный организм развивался относительно независимо от остальных подобного же рода образований, являлся относительно самостоятельной единицей исторической эволюции[606]. Вполне понятно, что социальные организмы, даже относящиеся к одному типу, одной общественно-экономической формации, никогда не могли быть абсолютно одинаковыми. Между ними всегда существовали различия. Неодинаковыми были и их исторические судьбы. Поэтому общественно значимый опыт или культура членов каждого из таких организмов не могли в чем-то не отличаться от общезначимого опыта или культуры членов любого другого такого же социального организма.

Каждый социальный организм в принципе должен был иметь свою собственную культуру, отличную от культур других таких же социальных организмов, т. е. его члены должны были составлять определенную культурную общность. Совокупность людей, объединенных общностью культуры и сознающих эту свою общность и в то же время свое отличие от членов других таких же совокупностей, принято называть этнической общностью или этносом[607]. Этническая общность есть одна из форм культурных общностей.

Если рассуждать абстрактно, то следовало бы прийти к выводу, что границы этнической общности должны совпадать с границами социального организма. Но в действительности все обстояло сложнее. Ни один социальный организм не мог существовать вечно.

Социальные организмы в ходе истории разделялись, сливались, исчезали, возникали. Результатом могло быть несовпадение границ социального организма с границами этнической общности. С одной стороны, население нескольких социальных организмов могло составлять одну этническую общность, а с другой, в состав одного социального организма могли входить люди, принадлежавшие к разным этническим общностям.

Вопрос о возникновении и развитии этнических общностей, об их соотношении с социальными организмами выходит за рамки настоящей работы. Для нас важен лишь вывод о том, что в течение всей истории человечества на земле всегда существовало множество относительно самостоятельных культур. В применении к эволюции религии это означает, что в разных социальных организмах, находившихся на одной и той же стадии социально-экономического развития, могли существовать далеко не одинаковые по своей форме религиозные представления. Иными словами, развитие религии в разных социальных организмах не могло происходить абсолютно одинаково. В каждом из них оно имело свои особенности. И эти особенности невозможно понять, не принимая во внимание культурную преемственность. При этом важно отметить, что культурная преемственность не должна рассматриваться исключительно лишь в рамках одного данного социального организма. Необходимо принимать во внимание многообразные взаимные культурные влияния и заимствования.

Однако все это отнюдь не означает, что можно говорить лишь о развитии множества конкретных религий, но не религии вообще, что нет общих закономерностей развития религии. Многообразие ни в малейшей степени не исключает единства. Единство эволюции религии обусловлено единством ее корней, единством причин, вызвавших ее к жизни и обусловивших ее существование. По мере того как религия все в большей степени становилась иллюзорным отражением общественного бытия, общее направление ее развития все в большей степени определялось эволюцией социально-экономического строя общества.

Единство эволюции религии было обусловлено и спецификой самой религиозной иллюзии. Характерной чертой каждой высокоразвитой религии является признание существования, наряду с миром естественным, природным, мира сверхъестественного, надприродного. Но вполне понятно, что представление о существовании двух качественно отличных и противостоящих друг другу миров не могло появиться сразу, в готовом виде. Оно могло развиться и оформиться только постепенно.

Поэтому эволюция религии, по крайней мере, на первых этапах, была, прежде всего, процессом раздвоения мира в сознании человека. Иначе говоря, в развитии религии была своя внутренняя логика.

И это обстоятельство наряду с культурной преемственностью обусловливало огромную относительную самостоятельность эволюции религии. Если при этом принять во внимание, что религия на раннем этапе была иллюзорным отражением не столько общественного бытия, сколько сил природы, то тем более представляется сомнительным ожидать полного совпадения этапов эволюции религии с этапами развития социально-экономического строя общества.

Эволюция общественного бытия могла определять развитие религии только в общем и целом, но ни в коем случае не в деталях. Поэтому, с одной стороны, только крупнейшие переломы в развитии социально-экономической структуры общества могли привести к изменению формы религии, да и то далеко не сразу, с другой — смена стадий в развитии религии могла происходить вне связи с изменением производственных отношений.

Основной признак всякой религии — вера в сверхъестественную силу, от которой зависит результат человеческих действий, — находит свое самое отчетливое проявление в наиболее развитых религиях классового общества. Для последних характерна вера в сверхъестественную силу, которая безраздельно господствует над человеком, которой человек не способен противостоять, перед которой он полностью беспомощен. Появление такой веры невозможно объяснить с позиций материализма, не допустив существование каких-то сил, которые действительно господствовали над человеком, но только, разумеется, сил не сверхъестественных, а естественных. Вера в сверхъестественные силы не может быть не чем иным, кроме как иллюзорным отражением действительно господствующих над человеком естественных сил. «…всякая религия, — писал Ф. Энгельс, — является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, — отражением, в котором земные силы приобретают форму неземных»[608].

Господство над людьми естественных сил есть одна сторона явления, другая сторона которого — беспомощность людей перед этими естественными силами. Поэтому безразлично, называть ли в качестве основного корня религии господство над людьми естественных сил или же говорить, что основным ее корнем является бессилие людей перед последними.

В нашей философской и религиоведческой литературе широким признанием пользуется положение, что первоначальным корнем религии является бессилие людей перед природой.

Однако само понятие бессилия перед природой до сих пор теоретически недостаточно разработано, в результате чего одни авторы, говоря о нем как о корне религии, имеют в виду не столько реальное бессилие, сколько чувство бессилия, а другие чаще всего сводят его к беспомощности человека перед грозными стихийными явлениями природы: землетрясениями, извержениями вулканов, ураганами и т. п. В действительности, же корнем религии является реальное бессилие человека, проявляющееся в его повседневной жизни. И природы этого реального бессилия человека невозможно понять, не разобравшись в сущности человеческой деятельности, не раскрыв ее отличия от деятельности животных. Только такой подход может позволить ответить на вопрос, который нередко встает перед исследователями: если первоначальный корень религии заключается в бессилии перед природой, то почему религия не возникла у животных, которые еще в большей степени, чем первые люди, бессильны перед природой.

С.А. Токарев в одной из работ, пытаясь найти ответ на этот вопрос, пришел к выводу, что причина появления религии именно у человека заключается в наличии у него чувства бессилия. И люди, и животные бессильны перед природой, но при этом первые чувствуют это свое бессилие, а вторые — нет. «Если нет чувства бессилия перед природой (а его нет у животных, у неодушевленных предметов), то, — писал С.А. Токарев, — не может возникнуть ни религия, ни иное какое-либо явление общественного сознания»[609]. С этим связано и его утверждение, что противопоставление реального бессилия и чувства бессилия не имеет под собой никакого основания и что для марксизма совершенно безразлично, выводить ли религию из реального бессилия или чувства бессилия, ибо по существу это одно и то же[610].

Если в данной работе С.А. Токарев все же формально продолжал признавать, что бессилие перед природой есть «подлинный корень» религии, то в более поздней он прямо заявил, что оно всего лишь «психологическая предпосылка религии, а не ее реальный корень»[611]. Обращаясь к вопросу о возникновении религии, С.А. Токарев теперь приходит к выводу, что не только человек, но и животное ощущает свое бессилие перед природой. Но если животное его только ощущает, то человек не только ощущает, но и осознает[612]. В результате получается, что религия возникла у человека только потому, что лишь он в отличие от животных обладает сознанием.