Жрица моего сердца

Роза

Новый день в чужом теле начался с ароматного чая с корисой, сдобными булочками и малиновым вареньем. Также на столике оказался серебряный поднос с картошкой, мясом в сливочном соусе и небольшие бутерброды с сыром и колбасой. М-м, все, как дома.

Подскочив с кровати, с первого раза попала голыми ступнями в мягкие синие тапочки, закуталась в махровый халат, тоже синего цвета, и уселась за стол, придвинув поближе тарелку с аппетитно пахнущей едой. Не в силах больше глазеть на всю эту красоту – слюнки уже подбежали, – направила в рот вилку с еще горячим завтраком.

Свежо сваренная картошка теплом распространялась по телу. Мясо наполняло мышцы и весь организм недостающей энергией. Хлеб восполнял силы. А сладковатый чай сделал мой день.

Когда же я полностью довольная и сытая сидела, опрокинувшись на спинку покрытого теплой тканью стула, в комнату без стука вошел муж. И не будь я такой счастливой и сытой, точно бы швырнула в него эдакий серебряный ножечек, как пару дней назад, когда ночь я решила провести в отдельной комнате, а утром меня ждал сюрприз в виде официально одетого лорда Гордона.

– Собирайся, ты переезжаешь, – с порога заявил мне муж.

– И тебе доброго утра, – не стала забывать о приличиях.

– Собирайся, – с нажимом повторил мужчина.

– Зачем? – положив в сторонку кухонные приборы, посмотрела на мужа. – С какой стати я должна переезжать?

– Ты моя жена.

– И что с того? По-твоему, я должна по одному твоему жесту делать все, что ты только пожелаешь?

– Да.

– Нет, дорогой, не дождешься. Я не твоя прислуга и уж точно не собачка, которой прикажи, и она тут же поспешит выполнить твое желание. Я свободная женщина, и я вправе делать все, что хочу. Хочу – живу в другой комнате. Хочу – гуляю по саду. Хочу – игнорирую тебя, – это ему не понравилось. Ух, как не понравилось. Вы бы видели эти жутко суженные зрачки, радужка которых стала синее обычного. Казалось, он вот-вот мог слететь с катушек и заморозить меня, как чуть не поступил с Алифией.

На удивление он промолчал. Где-то с минуты столбом стоял, что-то обдумывал, взвешивал все за и против, но в конечном итоге просто схватил меня и потащил к выходу.

– Вы что себе позволяете? – попыталась выдернуть руку. Но куда уж там. – Отпустите меня!

– Моя дорогая, вам кто-нибудь говорил, что вы обворожительно прекрасны, когда сопротивляетесь?

Что он сказал?

– Все ваши усилия вырваться из моих рук так возбуждают.

Он резко остановился. Развернулся ко мне лицом и притянул к себе. Такая резка смена его настроения мне не понравилась. Не нравились и его руки, сжимающие мои бедра. Каждая его ласка была груба, жестока. Он сжимал тонкую бледную кожу, оставляя на теле синие следы.

– Отпусти, – упираясь ладонями ему в груди, просила его. Меня трясло, но его это совсем не волновало. Он продолжал свои грубые и совсем ненужные мне ласки.

– Никогда, – его губы сминали кожу шеи, ключиц, груди, оставляя уродские засосы.

– Прошу тебя, – уже взмолилась. Но он будто не слышал меня. Мужчина срывал с меня ненавистное платье – единственную защиту от него.

Когда же его руки накрыли мою обнаженную грудь, звонкая пощечина оглушила его.

– Убирайся, – ледяным спокойствием добила его.

– Яда? – он запомнил мое имя? Будь ситуация другая я бы порадовалась, но все было совсем наоборот.

– Выметайся! – подняла на него заплаканные глаза. – Я не желаю тебя больше видеть! Я ненавижу тебя! – слезы хлынули, обжигая кожу, разрывая душу на части. – Пошел прочь! – в ход пошло все, что только попадалось мне под руку. Расписная старинная ваза разлетелась на мелкие осколки, когда встретилась со стеной. Стул, статуэтки, столовый сервиз – все это с бешенной скоростью летело в одного жестокого, бессердечного мужика, который каждый раз уворачивался от летящего в его сторону предмета.

– Подонок! Эгоист! Кабель! – оскорбления так и срывались с языка. – Только подойди еще ко мне, и я оторву твои яйца, после чего засушу их и повешу на веревочку, чтоб носить, как ожерелье и до конца твоей жалкой жизни напоминать тебе, какая ты мразь!

Когда сил ругаться уже не осталось, на их место пришла усталость и безысходность. Осела на холодный пол. Ноги не держали. Плечи содрогались. А слезы все шли и шли, обещая затопить всю комнату. Закрыв лицо руками, я попыталась успокоиться, но все было без толку.

– Яда, я…

– Уходи, – слабо прошептала.

– Прости меня, – в его голосе были слышны нотки сочувствия и сожаления. Но мне было плевать. Такое не прощают. За такое не грех убить.

Боль, беспомощность, разочарование сковывали меня. Внутри все сжималось. Страх не давал возможности даже пошевелиться. Воспоминания колом врезались в память, заставляя вновь пережить ту кошмарную ночь, в корне изменившую мою жизнь…

– Эта была моя порция, – мужчина улыбнулся, но встретив мой вопросительный взгляд, как улыбка сошла на нет.

– Кажется, я предупреждала, что сделаю, если ты заявишься в мои покои, – демонстративно сложила руки на груди, открывая ему вид на огромные синяки.

– Я хотел извиниться, – неуверенно начал он.

– За что же интересно узнать?

– Пожалуйста, не начинай.

– Что прости?

– Дай мне договорить, – мужчина сделал пару шагов ко мне.

Напряглась. Сама не произвольно села ровно, очень внимательно наблюдая за каждым его движением – тело отчётливо помнило, как он с ним обращался.

– Прости… меня. Я… был не прав. Мне следовало держать себя в руках… и не позволять лишнего. Я прекрасно осознаю, что мой поступок… выходит за все рамки приличия, и, если б… если б ты тогда меня не остановила, я бы даже не понял, что делаю. Роза, я… я совершил страшную ошибку, я это понимаю и готов понести любого рода ответственность.

Может, я чего-то в этом мире не понимала. Может, чего-то не знала. Но я точно была уверена в том, что этот мужчина, стоящий напротив меня и нервно сжимавший кулаки, говорил мне правду. Не знаю, как объяснить. Я просто чувствовала это. Видела, как ему тяжело давались извинения. Как он старался и подбирал слова. Мне было приятно видеть, как он переступает через себя и делает все, чтоб вернуть мое к себе расположение. Собранные всегда в хвост волосы, были запутаны и комьями свисали к плечам. В голубых глазах стоял страх, нерешительность. Плечи мужа были напряжены. Сам он стоял, как оловянный солдатик, подтянутый по струнке. Синий камзол был застегнут в невпопад. А белая рубашка не была заправлена в брюки. Благо, хоть брюки надел правильно.

Подойдя к мужу, провела ладонью по его щеке, которой в то утро сильно досталось. Прошлась пальцами по шеи, вены которой набухли от волнения и напряжения. Под взглядом голубых, словно лед, глаз, расстегнула все золоченные пуговицы, пальцы уверенно справились с кожаным ремнем. После чего я заправила рубашку, прихватила пояс брюк ремнем и принялась правильно застегивать камзол.

– Так-то лучше, – прошептала, утягивая мужчину к кровати. – Сиди здесь, – усадила супруга на прикроватную тумбочку, а сама подошла к туалетному столику и, взяв расческу, вернулась к нему.

– Яда? – слегка удивленный муж позвал меня.

– М-м?

– Что происходит?

– Тебя нужно привести в порядок, – проигнорировала истинную суть вопроса.

– Я не это имел в виду.

– Север, я не твоя жена, не Олимпия, – начала совсем спокойно. – Я не знаю, может у вас было принято, чтоб муж обращался с женой, как со скотом. Но я другая, со мной такое нечеловеческое обращение не прокатит. Я скорее застрелюсь, чем позволю мужчине указывать мне, как жить; делать со мной все, что ему вздумается. Я в своем-то теле еле как справлялась с такими здоровыми мужиками, как ты. А тут у меня совсем нет сил на сопротивление. Север, я просила тебя остановиться, умоляла отпустить меня. Ты даже представить себе не можешь, как трудно найти силы, когда тебя накрывает паника, когда все тело сковывает страх. И единственное, что ты можешь сделать – это наблюдать, как тебя трахает какой-то малознакомый упырь. Ибо никто не спешит тебе помочь – всем плевать. Окружающих забавляют, твои крики, мольбы, а твое чертово сопротивление лишь усиливает азарт того ублюдка.

Я уже давно перестала расчесывать густые белоснежные волосы мужчины – все мое сознание было далеко отсюда, в самой темной ночи моей жизни.

– Сколько тебе было? – тихо спросил муж. Он сразу понял, о чем идет речь и не пытался остановить меня. Лорд Гордон сидел ко мне спиной и внимательно слушал все, что я ему рассказывала. Боже, как давно меня кто-то просто выслушивал?

– Шестнадцать, – руки сами опустились вдоль тела.

У нас тогда был выпускной. Девятый класс. Вечеринка. Алкоголь. Танцы. И веселые одноклассники. Мы с подругой решили уйти пораньше. Она жила близко, поэтому я проводила сначала ее, а потом уже пошла домой. Ночь была теплой. Свежий ветерок раздувал мое нежно-розовое платье. Луна освещала дорогу домой. В какой-то момент я поняла, что за мной кто-то идет. Ускорила шаг. И за спиной прибавили темп. Тогда я пустилась бежать. На десятисантиметровых шпильках это было нелегко. Ноги то и дело спотыкались. Легкие, не привыкшие к таким нагрузкам, покалывали. Приходилось часто останавливаться, переводить дыхание.

Я завернула за угол, пытаясь в темноте скрыться от этой черной тени. Но это было моей самой страшной ошибкой. Здесь меня и нашли. Грубо схватили за запястье. Сорвали сделанное на заказ платье, разорвали белье и резко вошли, разрывая стенки влагалища в кровь. Это урод смеялся и трахал. Трахал и смеялся. Его скрипучий голос звоном отзывался в моей голове. Он вдалбливал в меня свой вонючий член, как ненормальный. Вбивал меня в кирпичную стену, раздирая кожу. Хватал за волосы, когда я отказывалась взять в рот его пенис.

Я кричала, звала на помощь. Но единственное, что я слышала, был смех. Жуткий, зловещий смех и громкая музыка, заглушавшая мои стоны. В какой-то момент я потеряла связь с реальностью. Мой мозг не выдержал. Сознание плыло. Но этот гаденыш не позволял отключаться. Он бил меня по щекам, как только видел, что я теряю сознание. Но стояло мне очнуться, как он вновь резко входил и продолжал вбивать в меня. И так несколько раз за ночь.

Когда же первые лучи Солнца коснулись крыш, меня везли в больницу. Врачи долго меня обследовали. Сотрясение мозга. Большая потеря крови. Они были очень удивлены:

– Мы не представляем, как она до сих пор дышит.

Никто не представлял. А я не хотела представлять. Я хотела, чтоб этот ублюдок умер самой мучительной смертью. Желала, чтоб он страдал также, как я. Чувствовал то же, что и я.

– Яда? – муж аккуратно взял мои ладони в свои. – Я здесь. Все хорошо, – он притянул меня к своей груди легонько поглаживая затылок.

– Когда меня выписали, мать устроила скандал. Она не желала меня видеть, не хотела даже слушать, что я ей говорила. Лишь отец тогда был на моей стороне. Он единственный, кому было не все равно, кто был рядом и поддержал меня, – прижимаясь к теплой мужской груди, я дала волю чувствам и расплакалась, сжимая синюю ткань камзола. – Эта скотина за одну, бездна, ночь изменил мою жизнь, изменил меня и мое ко всему отношение. Я прекрасно осознала, что в этом жестоком, черством мире есть только один человек, способный за меня постоять и поднять меня на ноги – это я сама. Ибо всем плевать на проблемы окружающих, на все плохое, что с ними происходит. Всех интересует только собственное эго и мнение большинства.