Боксер, Пашка, я и космический отщепенец

Выбраться из-под черного свода оказалось делом непростым. Руки отнимались, ноги и вовсе почти не шевелились, спину жгло, ветер хлестал, я уперто двигалась вперед. И вот, наконец, отодвигая такие же листы черного резинового лопуха покинула территорию хрупкой крыши и тут же оказалась почти под точно такой же. Почти, потому как в отличие от принявшей меня, эта крыша сияла чистым начищенным зеркалом. Лист. Такой же усатый лист, только огромный. Своим дном он ловил свет от горизонта и, усиливая, отдавал всему живому под собой, а тут росли похожие на него маленькие лопухи.

Говорят, когда чувствуешь смерть, вспоминаешь все, что происходило с тобой в жизни. Так вот, это не правда. По крайней мере, в моем конкретном случае. Я просто отогнала навязчивую мысль, застонала и снова поползла. В глазах потемнело. Мозг отказывался работать, постепенно захлебываясь в волнах боли, накатывающей от позвоночника. Я перестала соображать. Осталось одно важное движение - вперед. Мне казалось, что именно те горы, только намного ближе, я видела во время первой прогулки по Наташе. Один лопух сменял другой. Не знаю, сколько времени прошло, пока я, извиваясь словно ящерица, цепляясь пальцами за черные листья и корни, ползла. Одно запомнила точно: горы приближались слишком медленно, а сводчатые зеркальные и черные потолки все не кончались. Наконец, я вползла на поляну жесткой, словно иголки травы (радовало, что мелкой), а дальше с ужасом и какой-то отчаянно дикой паникой поняла, сознание покидает бренное тело...

Огромные зеркальные лопухи не кончались. Они окружили меня со всех сторон, выдергивали свои корни из земли, отлепляли усы и тянулись ко мне, норовя схватить. Я захрипела и открыла глаза.

- Мама!

- Ма-ама! - повторила Маша.

Откуда-то справа гаркнул Адольф.

- Мама! - цепкие сынкины пальчики крепко сжали мой локоть.

Недалеко зашипел Караши.

- Шаа шушукидашу, - пропел в ответ мой сын.

"Чего, чего?" - захотелось спросить мне, но вместо внятного вопроса получилось:

- Ч-ч, ч-ч...

Игра в паровозик. Язык распух и отказывался слушаться. Я попыталась пошевелиться.

- Лежать! - скомандовал Кагараши.

- Мамочка, не шевелись!

- П-ч, п-ч... - спросила я.

- Тебе нельзя.

Врач что-то зашипел. Ребенок погладил меня.

- Кагараши говорит, что тебе еще надо поспать. Я потом все расскажу. Спи.

Тяжело сглотнула. Как узнать, что все реально? И что происходящее не плод предсмертных судорог? Пашка словно почувствовал мое состояние.

- Со мной все хорошо. Помнишь то помещение, назначение которого мы не смогли определить? Так вот - это медблок, и ты сейчас здесь. Сишати обещал, что тебя вылечат совсем. Только поспи.

Я взглянула в серьезные большие глаза своего мальчика и мягко улыбнулась. Он несколько раз моргнул, прогоняя слезы. Я пошевелила рукой, сжала тонкие пальчики и закрыла глаза. Он в безопасности, а это главное. Об остальном думать не хотелось. Я вновь провалилась в небытье.

Второе пробуждение ознаменовалось странным видением. В комнатке царил полумрак. Сквозь приопущенные веки увидела ребенка, свернувшегося калачиком в огромном прозрачном кресле в обнимку с Машей. У ног сынки спал Адольф. Сердце защемило от боли, тоски и страха. Из глаз покатились слезы. Кто-то осторожно стер их с щек. Я взглянула вверх и уперлась в ночные глаза капитана, украшенные темными впалыми синяками усталости. Он нахмурился и что-то прошуршал.

- Что? - хриплым шепотом выдавила я. Сейчас слово вполне получилось. Он осторожно стер еще одну слезинку, скатившуюся из правого глаза. Почему-то там их всегда было больше. Еще меня посетила мысль, что в присутствии этого мужчины я реву уже во второй раз.

- Прости, - прошептал он.

- За что? - чуть менее внятно пошевелила губами я.

Он снова пошелестел нечто длинное и невнятное. Тяжело вздохнула.

- Сишати? - я вздрогнула, услышав своего сына.

- Шишисукэру, - пропел капитан.

- Аноши, шашусэи?

Я с какими-то дикими эмоциями слушала, как мой цветик щебечет на инопланетном.

- С ней все хорошо. Кашанэ каноше.

- Что это значит? - на душе воцарилась светлая радость. Мой ребенок пока еще мой.

- Потом расскажу.

- Я запомню.

- Спи, рэшока.

- Это я тоже запомню.

- Хорошо, - капитан улыбнулся и обернулся ко мне. - Ты тоже спи.

Я взглянула еще раз в ласковые карие глаза и погрузилась в спасительную дрему.

12. Вопрос - ответ

Третье пробуждение состоялось утром (хотя, что вполне вероятно, мне только казалось, и на Земле давно уже горел день, а может и вечер). Врач крутился вокруг капсулы, в которой я благополучно пролежала неизвестное пока количество часов, и постоянно что-то набирал, ощупывал, поправлял. Пашка спал все в том же кресле у входа, только ни Маши, ни Адольфа видно не было. Воспользовавшись моментом, ну и по большей части просто от нечего делать, я стала изучать высокого сиросэкай.

Смуглый, немного кривоногий, с неплохо развитой мускулатурой, глубоко посаженные, светящиеся незаурядным умом, некоей юношеской обреченностью и упрямством глаза, впалые щеки, ранние морщинки на высоком лбу, немного вьющиеся непослушные черные волосы. На вид парню можно было дать и восемнадцать, и двадцать пять.

- Кагараши, сколько, - я запнулась, глубоко вдохнула и продолжила, - тебе лет?

Он смерил меня суровым взглядом. Промолчал. Мне стало неловко за свой вопрос. Ведь просто по-матерински жаль мальчишку. Только разве такое объяснишь? Взрослые ребята остро реагируют на подобную жалость. Передо мной без всяких сомнений стоял именно мальчишка, повидавший в жизни немало обид и несправедливости, но все же мальчишка.

- Знаешь, - прошептала я. - Мы с Пашкой, когда кухню искали, открывали Машей все двери подряд. У тебя в комнате портрет висел. Ты и мужчина такой пожилой с добрыми глазами.

Плечи парня напряглись. Я кожей ощутила пляшущие по его душе искорки негодования. Еще бы. Мы, низшие, вмешиваемся в его жизнь. Погоди хороший, не кипятись. Поговори со мной.

- И? - наконец, равнодушно выдал он. В душе я благодарно улыбнулась.

- У вас с ним глаза похожи очень и носы одинаковые.

Кагараши порывисто отвернулся, присел, скрывшись из поля моего зрения. Я с печалью подумала о своей несостоятельности психолога-натуралиста.

- Это мой отец, - коротко бросил откуда из-под капсулы врач. Затем еще мгновение спустя добавил. - Он очень хороший. Он - один из тринадцати мудрых.

- А кто такие мудрые? - ухватилась я за соломинку. Речь получалась медленной, но язык уже неплохо слушался хозяйку.

- Мудрые править народом воды.

- Ого, - только и смогла выдать я.

- Да. Это очень почетно. Это заслуживать только истинный сиросэкай.

- Скучаешь, - без вопросительных интонаций, прокомментировала я. - И он, наверняка, скучает. Я без Пашки не могу. Я за него жизнь отдам.

Кагараши выпрямился и хмуро, но уже без обычного превосходства или недавней злости взглянул мне в лицо.

- Паша смелый. Ты - правильная мать.

То ли от полученной эмоциональной и физической травмы, то ли от лекарств, если конечно они в моем организме водились, а может и от простых слов парня губы затряслись, я шмыгнула носом и снова заревела.

Чувствую, команда сейчас бы с удовольствием взглянула в это, ставшее таким растерянным и молодым, юношеское лицо. Кагараши испуганно заметался по медблоку в поисках не знаю чего. Женская истерика явно не входила в список его профессиональных навыков, или он просто раньше с ней не сталкивался.

- Ты не переживай. Сейчас пройдет. Это от потрясения.

Врач склонился надо мной и нахмурился. Мне в голову ударила дурацкая мысль и, не утруждая себя осмыслением ее верности, я приступила к исполнению. Вытянула руки с прикрепленными к ним разноцветными проводками из капсулы, взяла парня за плечи и притянула к себе. Удивительно, но он не сопротивлялся.

- Вы чем-то с Пашкой похожи, - я устало выдохнула в его притихшую макушку. - У тебя тоже внутри стальной стержень, и он скорее сломается, чем согнется, только каждая попытка сломать закаляет его и делает тверже.

Я не знала, понял меня Кагараши или нет, да это было и не важно. Его руки вдруг обвили мою шею.

Так и обнимали мы друг друга. Я - в горизонтальном положении, он - в вертикальном. Этот мягкий жест немного напоминал те взаимоотношения, что связывали нас с сынкой. В груди стало тепло, на душе спокойно. Плакать больше не хотелось.

- Он скучать, я с ним говорить совсем недавно, но я не сказать ему, что тоже скучать, - пробубнил Кагараши. Мне пришлось напрячься, чтобы расслышать это признание.

- Он знает, - уверенно кивнула я головой.

Парень оторвался от меня и выпрямился во весь свой немаленький рост.

- Откуда знать?

- Он ведь родитель. А родитель всегда знает, что ребенок скучает. И потом, он же мудрый. Конечно, он знает. Но говорить почаще не помешает, - поспешно исправилась я.

Дверь медблока открылась и внутрь влетел счастливый Шуаи.

- Сишати разрешил навестить. Ты - наш счастливый зверек! Ты не представляешь, как я тебе благодарен и лично от себя, и лично от своей семьи! Столько месяцев поиска и вдруг: на тебе!

- Чего? - не поняла я.

Кагараши прошелестел что-то Шуаи и вышел в коридор, на прощанье улыбнувшись мне. Я тоже послала ему одну из своих материнских улыбок. Хороший мальчик. Немножко несчастный, но все обязательно наладится. Пашка продолжал мирно посапывать в кресле, откинувшись назад.

- Так чего там про благодарности? - обратилась я к удивленному поведением врача Шуаи. Он снова повернулся ко мне со счастливой улыбкой.

- Ты умница. Мы думали, все. Не докажем существование яда, так ты ж возьми и начни умирать прямо на нужной растительности!

- Какая я молодец! А кто были те желтые упыри?

- Что значит "упыри"?

- Живые трупы.

- А у низших встречаются такие особи? Или это форма заболевания? В архивах академии ничего такого не было.

Эдак мы надолго зависнем.

- Не важно, так кто те желтые?

Шуаи замялся.

- Это не ко мне. Это в ведении капитана, что рассказывать, а что нет. Он придет, ты его расспроси.

Я устало изучала виноватое лицо подчиненного. Он явно ненамеренно с порога начал извиняться. Похоже, что он, вообще, не в курсе, что в данном вопросе капитан был пока молчалив як рыба карп.

- Тогда скажи, как перевести, - я на секунду задумалась, вспоминая точно слово, - "рэшока"?

Брови Шуаи недоверчиво поднялись.

- Откуда ты это слово взяла?

- От капитана услышала, - решила сказать я правду.

Сиросэкай оглянулся на спящего кактусенка.

- Да, да, - попыталась я ухватить за рога специалиста по фауне. - Он так Пашу назвал. Что это значит?

Похоже, на этих мужчинках, где сядешь, там и слезешь.

- Ничего дурного, но лучше спроси тоже у Сишати. Будет неправильно, если я скажу. Ему самому надо.

И продолжая задумчиво изучать катусенка, покинул медблок. Откинула голову назад. Шея затекла и побаливала от постоянных попыток держать ее на весу. Теперь я ждала капитана.

Проснулся цветик, ответственно, как и все остальные, отказался объяснять все произошедшее, перекинув эту миссию на старшего по кораблю, потом принес мне учебник и мы занимались. Кагараши больше не готовил зеленый бурды, он обширно воспользовался мясными продукты из запаса Маши. Ближе к вечеру забежал довольный Наши, как и Шуаи расхвалил мою замечательную попытку помереть на нужной траве (на лопухах этих зеркальных что ли?) и, не дав мне открыть рот, исчез.