Побеждаю и сдаюсь

* * *

Когда поутру Джайри открыла глаза, в комнате уже было светло. Голова болела, щека ныла. Девушка с трудом припомнила вчерашний день… Или сегодняшнюю ночь? Она приподнялась на локте и обнаружила себя в кровати. Однако точно помнила, что уснула на ковре в объятьях собутыльника.

«Джайри, ниже уже опускаться некуда», — попеняла сама себе, но не почувствовала ни смущения, ни угрызений совести. Ей было всё равно.

— Завтракать будешь? — спросил Шэн, вставая с ковра, лежавшего перед растопленным камином.

И при взгляде на него Джайри, наконец, почувствовала необходимое смущение.

— Всё, что было между нами этой ночью… — начала она, но Шэн усмехнулся.

— Выпей вина, станет легче, — мягко перебил он.

Девушка благодарно выдохнула.

— Налей, пожалуйста, в бокал. Я не всегда пью из горлышка. Да, завтрак не помешает. И ещё мне нужна женщина. Служанка, рабыня, кто там у вас прислуживает?

Она встала и сошла с ложа. На ней оказалась лишь одна нижняя льняная рубаха, длинная, до щиколоток, но мысль о том, что Шэн раздел и уложил пьяную герцогиню лично, Джайри не смутила. В конце концов, они уже не раз ночевали в обнимку.

«Он мне как брат», — заметила она и хмыкнула.

Братьев у герцогини не было. К счастью. Иначе она бы не стала хранительницей щита.

«Побеждаю и сдаюсь, падаю и поднимаюсь, — вдруг пришли строчки стиха. — Плачу горько и смеюсь…». Но последняя строка упрямо ускользала. Сражаюсь? Стесняюсь? Нет, всё не то…

Шэн налил вино в бокал, подал девушке, поклонился и вышел. Джайри одним махом осушила кубок. Головная боль отступала. Итак, нужно было понять, что делать дальше. У неё есть отсрочка — месяц, или около того, и несколько вариантов развития событий.

Соблазнить «мужа», покорить, влюбить и… сбежать? Действительно стать княгиней? Последнее, конечно, забавно, но… Джайри передёрнуло, едва она вспомнила его руки на своих плечах. Отвратительный, грубый ублюдок…

«Я ругаюсь, как сапожник», — меланхолично отметила она.

Мысль соблазнить князя была наиболее разумной, но не вовремя проснувшееся сердце активно сопротивлялось ей.

Что ж…

«А, кстати, почему Тивадар приставил ко мне своего брата? Ну, если, допустить что Шэн — его брат. Конечно, князь сам так его называл, но, может, это лишь обращение? Лис ведь тоже верзилу в трактире называл братишкой. Но в любом случае, Тивадар приставил к „шлюхе“ мужчину. Не какую-нибудь вредную, омерзительную, преданную старуху, а — мужчину. Он настолько уверен, что Шэна невозможно соблазнить? Почему?».

Ей по-прежнему нравилось называть мужчину не драконом, а Лисом. Это было имя, придуманное лично ей, и потому — тёплое. Джайри помнила их ночной разговор и не могла не оценить иронию. «Кажется, у меня появилась новая привычка, — размышляла она, расплетая разлохмаченные косы, — опасная, вредная привычка бредить в его присутствии. Надо помнить: он мне не друг».

Дверь открылась и вошёл Шэн, держа в руках поднос с едой. Джайри хихикнула. Дракон выглядел мило и как-то по-домашнему. Мужчина молча поставил еду на пустой столик… Пустой. И глиняных кувшинов тоже нет, ни пустых, ни полных. Девушка покосилась на него.

— Мне нужно зеркало. И служанка.

— Слуг назначает только Тивадар, — пояснил Шэн. — Зеркало… ты уверена?

— Да.

«За кого он меня принимает? За хрупкую барышню, которая, увидев в отражении прыщ, сразу рыдает и падает в обморок?». Там, конечно, был не прыщ, но ей всё равно нужно было увидеть и здраво оценить.

И она оценила.

Когда принесли зеркало, и Джайри заглянула в него, ей действительно захотелось упасть в обморок: лицо перекосилось, щека распухла, губы скривились на сторону и тоже были распухшими. А ещё синяк. Лиловый синяк на щеке не смотрелся жизнерадостно.

— Я могу увидеть Великого князя? — спросила Джайри, не оборачиваясь к Лису.

При мысли о том, что он видел всю эту красоту, герцогине поплохело.

— Зачем? — осторожно уточнил Шэн.

— Вызвать его на поединок и отомстить. Отравить, ударить кулаком в лицо для равновесия зла в природе, или чтобы стать с ним похожими, как брат с сестрой. Я шучу. Шэн, я просто хочу извиниться. Вчера я начала первая. В конце концов, это теперь мой муж, а мне война не нужна.

Лис колебался целую минуту. Подошёл к ней и вгляделся цепким взглядом в её глаза, отражающиеся в зеркале.

— Я скажу ему.

Ей показалось, или в его голосе проскользнуло какое-то отчуждение?

Когда он вышел, Джайри надела верхнюю тёмно-вишневую рубаху, пальцами расчесала волосы, собрала их в небрежную косу. Ещё раз заглянула в зеркало. Скривилась.

«Я умнее тебя, Тивадар, — прошептала беззвучно. — А, значит, ты обречён». В глазах появилась несвойственная Серебряной герцогине жестокость. И Джайри осторожно убрала её. Когда Шэн вернулся, перед ним стояла печальная, даже мрачная, очень уставшая девушка.

— Пошли, — мягко сказал Белый дракон. — Джайри, только… Пожалуйста, не груби ему. Я не смогу тебя защитить.

Девушка коснулась его руки.

— Спасибо, Шэн, — нежно шепнула. — Я понимаю. Я хочу мира.

Она накинула на голову вчерашнюю белую шёлковую накидку и вышла вслед за мужчиной.

Они снова прошли узкий коридор, как вчера, аркаду вдоль внутреннего двора со священным деревом. У позолоченной решётки стоял стражник. Шэн кивнул ему, и тот поднял алебарду. Шэн открыл решётчатую дверь, оглянулся на девушку.

— Мужская половина гнезда, — пояснил ей зачем-то. — Женщинам сюда входить можно лишь по разрешению или приказу.

«Прелесть, — хмыкнула Джайри. — Ещё не Персиковый султанат, но уже близко».

— А на женскую половину мужчинам заходить можно? — милым голоском поинтересовалась она.

— Нет.

«А тебе?». Но Джайри не стала задавать этот вопрос. Даже если Шэн — евнух, ей-то какое дело?

Герцогиня как-то невольно отметила, что мужская половина была богаче: коридоры просторнее, светлее. На стенах висели ковры и шпалеры. Золота и шёлка было намного больше. И всё это вызывало в девушке глухую неприязнь.

Джайри любила роскошь. Не столько, впрочем, богатство, сколько красоту и изящество. Отец привозил дочери разные диковинки из далёких стран, и в особняке Серебряной герцогини осталось множество дорогих её сердцу безделушек: изящных статуэток, фарфоровых вазочек, каминных и напольных часов, инкрустированных столиков, подсвечников в виде мифических животных и тому подобного. И Джайри, проходя по богато убранному коридору, с особенной остротой прочувствовала насколько круто изменилась её жизнь.

Шэн открыл тяжёлые, изузоренные позолотой двери, обе их створки, вошёл и объявил:

— Великая княгиня к Великому князю.

«Спасибо», — мысленно отозвалась Джайри, на душе её потеплело. Когда ты унижен до предела, субординация — единственное, что способно вернуть самоуважение.

Белый дракон посторонился, пропуская её. Впрочем, белым он уже не был. С утра его одежда была столь же проста, как тогда, когда Лис украл девушку.

Герцогиня вошла и замерла. По стенам поднимались сказочные деревья в цветах и плодах. Они смыкались на потолке сводами. И всё тот же птичье-звериный орнамент: львы и зайцы, кони и волки, мифические драконы и единороги. Резчик поражал искусством своей работы. Наборный паркет на полу, зеркала в простенках… Большие, светлые окна. Да уж, контраст разительный.

На золочёном троне сидел Золотой дракон. Он, как и Шэн, сменил драгоценный наряд на повседневный. На лице мужчины отчётливо проступали следы вчерашней пьянки — набрякшие веки, одутловатые щёки, заострившийся нос и в целом, некоторая помятость. Тивадар мрачным взглядом смотрел на ту, что вчера назвал супругой.

Джайри подобралась, прошла вперёд лёгким шагом и преклонила колено перед троном.

— Приветствую тебя, государь, — произнесла звучно, не ломая себе язык тинатинским наречием. — Я пришла к тебе, чтобы просить суда и справедливости.

В зале их было четверо: сам князь, его супруга, Шэн и высокий худощавый темноволосый паренёк лет двадцати, неприязненно косившийся на Джайри.

Тивадар с недоумением взглянул на склонившуюся перед ним девушку.

— Суда и справедливости? — повторил он с недоумением. — Кто тебя обидел, женщина, и в чём ты обвиняешь обидчика? Какого возмездия ищешь?

— Меня обидел тот, кто нарёк меня женой, — нежным голосом медленно произнесла Джайри. — Тот, кто дал клятву оберегать и защищать меня. Тот, кто отныне солнце на небосводе моём и дождь на полях моих.

Джайри очень лихо нанизывала красивые слова на нитку мысли и со злорадством видела, насколько растерянным становится лицо князя. Она не была уверена, что говорит правильно, и что Тивадар вообще давал какие-то клятвы, но это не мешало ей играть.

Золотой дракон прищурился.

— И в чём ты обвиняешь его? — насмешливо поинтересовался он.

Джайри скинула с головы покрывало и гордо вскинула голову.

— В этом, — заявила, опустив глаза. — В том, что вместо нежности и ласки свет очей моих был жесток и несправедлив со мной. Мне не у кого искать защиты и милости, кроме тебя, князь.

И она, медленно подняв ресницы, взглянула в его лицо тем пронзительно-печальным взором, который старательно отрепетировала у зеркала. Тивадар опешил. Он действительно растерялся и смотрел на девушку, не отрываясь. А затем встал, подошёл и недоверчиво коснулся пальцем её щеки. По-видимому, вчера он не осознавал, что удар был настолько силён. Джайри заставила себя не отшатнуться и не вздрогнуть.

Князь шумно и сдержанно выдохнул.

— И какого же возмездия ты ищешь? — спросил внезапно охрипшим голосом, проводя пальцем по безобразию.

«Четвертования, например. Или колесования с последующим отсечением конечностей», — злобно подумала Джайри, но успела потупить взгляд прежде, чем мстительность отразилась в её глазах.

— Я пришла искать не возмездия, — прошептала она, — а милости. Пришла простить и получить прощения. Я много лишних и враждебных слов сказала вчера. Страх, болезнь и неподготовленность тому виной. Прости, князь, я виновата перед тобой.

«Удар ветров, — злорадно подумала Джайри, склонив голову, — ты обезоружен, дракон».

Тивадар смотрел на склонённую перед ним голову и молчал, тяжело дыша, а затем велел:

— Встань, княгиня.

И Джайри поднялась, удержав победную улыбку. На свете мало оружия страшнее покорности.

— Я принимаю твоё прощение и прощаю тебя. Прости и ты, я напрасно тебя ударил. Брат прав: моё решение и мой ответ. Не твой. Твоей вины передо мной нет. Иди к себе. Что ты хочешь, чего не хватает тебе?

«Коня, свободы и твоей головы на пике» — мрачно подумала Джайри, но вслух сказала другое:

— Мне тяжело в четырёх стенах. Мне душно в комнате. И мне нужна служанка. Твой брат заботлив, но женщине нужна женщина. Не мужчина.

Тивадар кивнул.

— Шэн, распорядись о служанке. Мой сад открыт для тебя, княгиня. Ты можешь гулять в нём, когда пожелаешь.

И снова коснулся её больной щеки, а затем накинул плат.

«Стыдно, да?». Джайри наконец разрешила себе усмехнуться.

— Благодарю тебя, Великий князь, — она поклонилась и направилась к выходу.