Божественные истории

Быть живым — вот что самое трудное. Когда сердце бьётся, глаза распахнуты, и я вижу и слышу всё, чувствую все запахи и вкусы. Это жар от огня, это шум волн, это гром после молнии. Смертные воспринимают это всё как должное. А вот я нет. Особенно рядом с Аресом.

Он прижимается ко мне бёдрами, как вдруг кто-то прочищает горло. Я так увлеклась нашим поцелуем, что от внезапного звука подскакиваю на месте и отталкиваю с себя Ареса. За долю секунды, что я поворачиваюсь к занавеске, отделяющей мою комнату от коридора, я мысленно молюсь, чтобы там был кто угодно, только не папочка. Пусть даже Гера. Или Гефест.

Вздрагиваю. Нет, тут я не уверена, что хуже.

Моё сердце ухает вниз. Скрестив руки на груди, под аркой стоит папа. Прищуренные голубые глаза, каменное выражение лица. Он убьёт кого-то одного из нас или сразу обоих? Могу только представить, как выгляжу в этот момент: раскрасневшаяся, с растрёпанными волосами и опухшими губами. Ужасно.

— Привет, папочка, — говорю я, обнимая подушку. Он ничего не отвечает. — Эм, ты сегодня рано.

Всё ещё тишина. Я бросаю беспомощный взгляд на Ареса, но тот откидывается на подушки с наглой ухмылкой, из-за которой мне хочется его ударить. Кажется, я плохо на него влияю.

Удивительно, как порой замедляется время. Я просто сижу и жду сама не знаю чего. Чего-нибудь. Наконец, за занавеской появляется ещё один силуэт. На секунду во мне загорается надежда, но в следующее мгновение, когда рядом с папой останавливается Гефест, она разбивается вдребезги. Ну разве ситуация может стать ещё хуже?

Нет, беру свои слова обратно. Нельзя бросать вызов мойрам.

— Отец, — приветствует Гефест. Он высок, даже выше папеньки, у него мощные бицепсы от занятий кузнечным делом. Его можно было бы назвать привлекательным, если бы не искривлённые ноги.

Это не его вина, конечно же. Но у каждой девушки есть своя планка. К тому же я видела, как он смотрел на меня до того, как папочка пообещал меня ему в жёны, и вижу, как он смотрит на меня сейчас. Не так жадно, как Арес, но тоже с любовью. Более нежной, лёгкой, доброй. Вот только это всё мне не нужно, когда я с его братом.

— Вернись в тронный зал, Гефест, — папочка сжимает кулаки. У Гефеста непревзойдённый талант выводить отца из равновесия. Этого не может никто другой в совете, а то и во всём мире. Обычно Гефест всячески старается держаться подальше от папы, но сейчас, видимо, не тот случай.

— Арес и Афродита не делали ничего плохого, — обращается он к отцу. Самая чистая правда, на мой взгляд. Неужели он, наконец, принял тот факт, что я не хочу за него замуж? — Он просто показывал ей несколько приёмов самозащиты.

Я прикусила себя за щеку, чтобы не уронить челюсть. Смириться с тем, что я хочу быть с другим, — это одно дело, но лгать ради меня?

Возможно, папуля бывает удивительно слеп, когда дело касается меня (по крайней мере, в большинстве случаев), но сейчас его губы сжимаются в тонкую линию. Он даже не смотрит на Гефеста.

— Афродита знает, как я отношусь к её общению с твоим братом, — говорит он так, будто нас с Аресом здесь нет. Словно мы не смотрим прямо на него.

— И почему это, отец? — вмешивается Арес. — Почему мне нельзя общаться с ней, тогда как сам ты проводишь всё свободное время со смертными женщинами и младшими богинями?

Папочка стискивает зубы.

— Мои дела тебя не касаются…

— Ещё как касаются, потому что это задевает маму, — Арес встаёт и подходит вплотную к папочке. Он не такой высокий, но физически сильнее, и они оба это знают. — Вот прекратишь встречаться с другими женщинами, тогда я перестану учить Афродиту приёмам самозащиты.

Несколько секунд они прожигают друг друга взглядами. Я обхватываю себя руками, смотря на них распахнутыми глазами в ожидании, что хоть кто-нибудь моргнёт. Папуля никогда не заботился о своих сыновьях так, как обо мне, но и не швырялся в них молниями. И сейчас не станет. Только не из-за меня и не из-за всей этой ситуации. Это неправильно.

— Папочка, пожалуйста, — прошу я, но меня никто не слушает. Наконец, Гефест касается их плеч, словно его мозолистые руки каким-то образом могут остудить их пыл.

— Хватит, — тихо произносит он. — Это моя война, отец, не твоя. И я отказался от борьбы.

Арес фыркает.

— Трус.

С молниеносной скоростью папа наносит удар ему в челюсть. Арес ошеломлённо пялится на него. Если до этого время замедлилось, то теперь оно окончательно остановилось.

Они сейчас реально подерутся из-за меня. Может, даже начнут войну. Не понимаю, почему это так волнует папу. В конце концов, Арес говорит правду. Верность не входит в число папиных достоинств, да и я ещё не вышла замуж за Гефеста. Но как бы то ни было, папу это задевает, и это только обостряет конфликт.

Но не успеваю я что-либо предпринять, как Арес вылетает из моих покоев, и меня охватывает острое чувство потери. Больше, чем просто тоска по близости. Потому что я знаю этот папин взгляд. Небольшое облегчение от того, что войны не случилось, мгновенно испарилось.

— Афродита, — по дрогнувшему голосу я понимаю, что он всё ещё очень зол, — идём.

Вздыхаю и встаю. Если попытаюсь сейчас заговорить, это только усугубит моё положение. Папа стремительным шагом уходит по коридору. Я не успеваю за ним, но знаю, куда он направляется. На пороге я задерживаюсь.

— Спасибо, — шепчу Гефесту. — За то, что прикрыл меня.

Он пожимает плечами, и проводит пальцами по моей руке. Есть в нём какая-то застенчивость — тихий омут, который я не понимаю.

— Пустяки, — отвечает он, и убирает руку прежде, чем я успеваю отреагировать на прикосновение. Тем лучше, правда. Арес — это клубок из огня, страсти и волнующих ощущений, тогда как Гефест…

Не могу его описать, но он точно не про страсть. Если бы не Арес, может, я бы и смирилась с вынужденным браком, но довольствоваться малым, когда рядом есть идеал, это слишком жестоко.

Не оглядываясь на Гефеста, я спокойно иду за папочкой. Нет смысла спешить на очередную головомойку. Я провела на Олимпе всего сотню лет, но кое-что успела уже понять. Когда папа зовёт к себе в кабинет — ничего хорошего не жди.

К тому времени, когда я захожу к нему, я уже успеваю успокоиться. Его кабинет находится на другом конце Олимпа, так что за время пути я успеваю продумать, что ему скажу. В этот раз я не позволю ему отчитывать меня, как ребёнка. Это моя жизнь, а не его.

Папочка сидит за столом, смотрит в портал, который показывает ему, что происходит на земле. Его внимание сосредоточено на незнакомом мне пляже, с высокими скалами на фоне. За те несколько секунд, пока он не замечает моего присутствия, я успеваю разглядеть женскую фигуру. Кажется, это Гера, но я не уверена.

— Афродита, — портал исчезает. — Садись.

— Я лучше постою, — я никогда ему не хамила (по крайней мере, намеренно), но сегодня я не буду сдерживаться. — За что ты так со мной?

Стоит мне произнести эти слова, как на глаза набегают слёзы. Ну замечательно. Теперь он точно не воспримет меня всерьёз.

Впрочем, иногда слёзы помогают — его выражение лица смягчается. Но такая победа мне не нужна. Я хочу, чтобы он любил меня достаточно сильно, чтобы ставить моё счастье превыше своей войны с Герой.

— Милая… — он встаёт из-за стола и подходит ко мне с протянутыми руками. Я позволяю ему обнять меня. Он пахнет дымом костра и речной водой, даже не знаю почему.

— Просто я… — начинаю икать, глотая слёзы. — Я люблю Ареса, папочка. Правда. Я очень, очень сильно люблю его. И он тоже любит меня.

— Ты уверена в этом?

Я отстраняюсь, глядя на него в ужасе.

— Конечно, да! Как ты можешь такое спрашивать?

Он пытается вновь притянуть меня к себе, но я уклоняюсь.

— Я только хотел сказать, что он не выглядел обеспокоенным из-за того, я застал вас двоих, когда вы занимались… эм, самозащитой. Я мог бы запросто запретить вам видеться, но его это не…

— Ты бы не сделал этого, — я отшагнула назад. Он потянулся ко мне, но его руки схватили воздух. — Папуль, ты не можешь со мной так поступить. Мне всё равно, что происходит между тобой и Герой… Но выдать меня замуж за Гефеста, лишь бы ей было больно…

— Ты думаешь, дело в этом? — перебивает папа. — Ох, милая.

— Только не надо охать, — огрызаюсь я. Впервые за всё своё существование я ответила ему так грубо. — Это моя жизнь, не твоя. Тебе же без разницы, за кого из них двоих я выйду, так почему это не может быть Арес? Гера будет в бешенстве в любом случае.

Хотя, возможно, если бы выбирала я, то она бы не злилась. Тем утром, когда она пришла поговорить со мной перед советом, на котором мы должны были проголосовать за смещение папочки, Гера уверяла, что хочет дать мне выбор. Может, она готова была сказать что угодно, лишь бы свергнуть папу, но мне кажется, дело не только в этом. Мне хочется верить, что её искренне волнует если не моя судьба, то её сыновей.

А ведь я бы проголосовала за неё. Жаль, что она вмешалась прежде, чем я сказала это вслух.

— Я выбрал Гефеста, потому что посчитал его лучшим вариантом, — поясняет папенька. — Я вижу, как развиваются ваши отношения с Аресом, и поверь мне, милая, такая любовь долго не продлится. Огонь не может гореть вечно.

Я вспыхиваю до корней волос.

— Ты обручил меня с Гефестом, потому что он попросил тебя об этом, а не потому что ты всё хорошенько обдумал.

— Оба мои сыновья просили твоей руки. И я тщательно взвесил своё решение. Тебе следует научиться видеть не только то, что лежит на поверхности, милая. Гефест будет любить тебя…

— Но не так, как я хочу, — я снова вытерла слёзы. В эту минуту я бы отдала всё, лишь бы перестать плакать. — Почему я не могу выбрать сама? Кому будет от этого плохо?

— Тебе, — он снова тянется ко мне, но я так и не поддаюсь.

— Так ты хочешь сказать, что я слишком глупа, чтобы выбирать самой?

Он хмурится.

— Нет, конечно…

— Тогда позволь мне выбрать.

— Милая, я прожил тысячи лет…

— Да какое мне дело до твоего опыта, — я топаю ногой. Честно говоря, никогда раньше так не делала, и теперь чувствую себя совсем глупо. Но в то же время это помогает успокоиться. — Почему ты не берёшь в расчёт мои чувства? Я люблю Ареса, он любит меня, и мы хотим быть вместе.

Папа долго молчит, прежде чем вновь заговорить:

— Ты правда веришь, что эта искра между вами останется навсегда?

Я хлюпаю носом.

— Конечно!

Он смотрит на меня. Солнце, что светит с балкона, слепит меня, но я не отвожу глаз. Не могу. На кону стоит слишком многое, чтобы проморгать свой шанс.

После затянувшейся паузы он вздыхает.

— Прости, Афродита, но я не могу пойти против своей интуиции. Я люблю тебя, и не хочу, чтобы ты обожглась таким образом. Я не могу позволить Аресу разбить тебе сердце.

С тем же успехом он мог бы дать мне пощёчину. Я медленно выпрямляю спину и расправляю плечи, собираясь с силами.

— Пусть так. Если ты не хочешь дать мне свободу, тогда я добьюсь её сама.

Я разворачиваюсь и выхожу из его кабинета с высоко поднятой головой. К счастью, он не пытается меня остановить, хотя, возможно, он просто не верит, что мне хватит духу это сделать.