Нет голода неистовей

***

— Почему? — нахмурилась она. — Потому что я стесняюсь.

— Я оставлю на тебе белье.

Эмма действительно просто мечтала принять ванну. Это было единственной вещью, которая смогла бы ее согреть.

Когда она закрыла глаза и задрожала, он принял решение за нее. И, прежде чем Эмма успела пробормотать еще один протест, Лаклейн раздел ее до белья. Затем, полностью обнажившись, подхватил ее на руки и опустился в огромную ванну с горячей водой, расположив Эмму между своих ног.

Когда ее рука коснулась его поврежденной ноги, Эмма вся напряглась. Лаклейн был совершенно обнажен и возбужден, а ее белье вряд ли можно назвать преградой, учитывая то, что он безошибочно выбрал «танга». Одну руку он положил ей на плечо, и уже через секунду Эмма почувствовала, как палец другой руки скользит по тонкой тесемке белья.

— Мне это нравится, — прорычал он.

И только она собралась выпрыгнуть из воды, как Лаклейн убрал ее волосы вперед и, положив ей на шею ладони, надавил большими пальцами.

К своему стыду, Эммалин застонала. Громко.

— Расслабься, существо.

Несмотря на все попытки Эммы отстраниться, Лаклейн прижал ее спиной к своей груди еще теснее. Когда она полностью налегла на его эрекцию, он втянул в легкие воздух и содрогнулся, вызвав в теле Эммы ответный жар. Но Эмма тут же выпрямилась, испугавшись, что он захочет с ней переспать. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — так они не смогут подойти друг другу.

— Тише, — сказал он, продолжая умело разминать ее напрягшиеся плечи. Когда он вновь придвинул Эмму к себе, она боролась уже с собой, радуясь, что никто не видит этих жалких попыток. Ликан заставил ее полностью лечь на него, и она обмякла всем телом.

Чего никто об Эмме не знал, так это того, что она любила, когда к ней прикасались. Просто обожала. И особенно потому, что случалось это крайне редко.

При том, что ее семья тяготела к спартанскому образу жизни, желая закалить Эмму, как личность. Только одна из ее теток, Даниела Ледяная Дева, казалось, понимала ее стремление из-за того, что сама не могла ни к кому прикоснуться или же ощутить касание к своей ледяной коже, не испытав при этом сильнейшей боли. Да, Даниела понимала, но отчего-то совсем не тосковала по этому чувству, не испытывала нехватки в нем. Тогда как Эмма думала, что медленно умрет без этого ощущения.

Существ Ллора, которые могли бы подойти ей на роль любовников — таких, как добрые демоны — было слишком мало в Новом Орлеане, да и те все крутились около поместья еще с самого ее детства. Отчего Эмма считала их всех старшими братьями. Только с рогами.

А немногие демоны, оказывавшиеся незнакомцами, отнюдь не выстраивались в шеренгу, горя желанием быть приглашенными в ковен. Даже они находили Валгаллу, их окутанный туманом дом в заводи, с постоянно раздающимися в нем криками и часто бьющими молниями, ужасающим.

Несколько лет назад Эмма уже было осознала, что так и останется одинокой, но ее совершенно неожиданно позвал на свидание милый и невероятно привлекательный парень с вечерних курсов, которые она посещала. Он пригласил ее выпить на следующий ДЕНЬ чашечку КОФЕ. Эмма сразу возненавидела все кафешки уже только за само их существование.

Тогда она поняла, что ей никогда не быть ни с кем-то из ее расы, ни с большинством тех, кто не относился к таковой. Так как рано или поздно они узнали бы, кем она являлась. Потому Эмма так и не смогла найти себе кого-то. Дневной сеанс в кино? Обед и аперитив? Пикник? — Ей не видать ничего из этого, а, следовательно…

Позднее, желая узнать, что теряет, она познакомилась с одним человеком, совершенно «случайно» налетев на него на улице. И поняла, что теряет она многое. Теплые прикосновения, притягательный мужской запах.

И осознание этого причиняло боль.

Но теперь рядом с Эммой был свирепый, но божественно привлекательный ликан, который, похоже, не мог оторвать от нее своих рук. И она боялась, что, даже ненавидя Лаклейна, станет как губка впитывать каждое его прикосновение, умолять, только бы снова почувствовать его руки на своем теле.

— А если я засну? — тихо спросила она, отчего ее легкий акцент стал более заметен.

— Засыпай. Я не против, — ответил он, продолжая разминать ее шею и хрупкие плечи.

Из горла Эммы вновь вырвался стон, и в этот раз она сама откинула голову ему на грудь. Казалось, еще никто вот так не касался Эммы. Ее капитуляция не подразумевала согласия на секс, но Лаклейн решил, что сейчас она готова отдать все, только бы он не останавливался.

Вампирша словно изголодалась по ласке.

Он припомнил свой клан и былые дни. Там никто не боялся быть грубым или резким. Мужчины всегда находили какой-то предлог, чтобы прикоснуться к своим женщинам. И если ты сделал что-то хорошо, то буквально получал сотню хлопков по спине. Большую часть времени Лаклейн проводил в окружении семьи, с одним ребенком, сидящим у него на плечах, и парочкой других, вцепившихся в его ноги.

Он представил себе Эмму пугливой малышкой, взрослеющей в Хельвите, вампирской цитадели, расположенной в России. Хотя их крепость была украшена золотом, она оставалась затхлым и темным местом — что ему было известно, как никому другому, учитывая, сколько времени он провел в их темнице. По сути, Эмма даже могла находиться там, когда его заковывали в кандалы, если, конечно, к тому времени уже не отправилась в Новый Орлеан.

Вампиры, что населяли Хельвиту, были также холодны, как и их обиталище. Они бы совершенно точно не стали прикасаться к Эмме с любовью — Лаклейн еще ни разу не видел, чтобы вампир вообще выказывал любовь. И если она так сильно нуждалась в ласке, то как же могла обходиться без нее?

Он подозревал, что у нее долго не было мужчины. Но теперь Лаклейн знал — если у Эммы кто-то и был, то он не оказывал ей и части должного внимания. Поэтому она правильно сделала, избавившись от него.

Лаклейн припомнил сейчас, что, когда они принимали вместе душ, теснота ее плоти и реакция на ласки заставили его задуматься — была ли она вообще когда-либо с мужчиной. Но сейчас, как и тогда, он отверг это предположение. Вряд ли она могла остаться девственницей — не многие бессмертные смогли бы жить веками в воздержании. Эмма просто была очень хрупка, и, как сама признала — застенчива.

Воспоминания о ее тесной плоти заставили его член болезненно затвердеть. Приподняв ее на свои колени, он повернул Эмму к себе боком. Вампирша сразу вся напряглась, почувствовав упирающейся в ее попку член.

Лаклейну с трудом удавалось сдерживать свои порывы. Ее шелковое белье, на вид состоящее из пары тонких тесемок, открывало картину, прекраснее которой, он, казалось, не мог себе даже представить. Лаклейн открыл было рот, чтобы попросту сообщить ей, что намерен приласкать ее между ног, а затем насадить на свой член. Но не успел и слова вымолвить, как ее изящные, бледные руки легли ему на грудь, создав резкий контраст с цветом его кожи. Какое-то мгновение она медлила, будто ожидая от него какой-то реакции. И когда он ничего не предпринял, она прижалась к нему щекой и заснула.

Лаклейн откинул голову назад, и, нахмурившись, взглянул на нее, пораженный увиденным. «Что за?! Она что, только что доверилась ему? Доверилась, что он не возьмет ее во сне? Черт возьми. Зачем ей это делать?»

Выругавшись, он вытащил Эмму из воды.

Ее слегка сжатые в кулачки ладони все еще лежали у него на груди. Он вытер ее полотенцем и положил на кровать. Белокурые волосы с влажными от воды кончиками разметались по покрывалу, наполняя его легкие изысканным ароматом. Дрожащими руками Лаклейн стащил с Эммы порочное белье. И тут же при виде ее наготы про себя застонал, готовый раздвинуть изящные ноги и наброситься на нее с неистовством зверя.

— Можно мне поспать в одной из твоих рубашек? — вдруг спросонья пробормотала она.

Сбитый с толку, Лаклейн отшатнулся, сжав ладони в кулаки. С чего бы ей хотеть надевать что-либо из его одежды? И отчего он сам хотел этого не меньше?

Лаклейн просто умирал от желания, до боли жаждал оказаться сейчас внутри нее, и все же, отвернувшись, он направился к своему чемодану. При таком раскладе ему придется пойти в душ и самому довести себя до пика. Как иначе он сможет продержаться целый день рядом с ней?

Лаклейн надел на Эмму одну из своих маек, в которой она почти утонула, и укрыл одеялом. Едва он подтянул покрывало к ее подбородку, как она резко проснулась и села в кровати. Покосившись на него, Эмма взглянула в сторону окна, и, собрав одеяло с подушками, кинула их на пол.

Наконец, устроив постель, она устроилась возле кровати. Подальше от окна.

Но когда Лаклейн собрался снова положить ее на постель, она прошептала.

— Нет! Я должна быть здесь. Мне нравится внизу.

Ну конечно, ей нравилось. Вампиры спали в низинах, темных углах или под кроватями. Будучи ликаном, он всегда знал, где именно искать кровососов, когда хотел поотрубать им головы до того, как они успеют проснуться.

С этой мыслью гнев разгорелся в нем с новой силой.

С него хватит.

С этого момента она будет спать с ним. И он даже слышать не хочет об этом странном обычае своего врага.

— Я больше не позволю, чтобы тебя опалило солнце. Но ты должна отвыкнуть спать на полу.

— Откуда вдруг столько участия?

Просто ты слишком долго была вне моей постели.