XXI век не той эры (СИ)

Глава 5. Ирий

Дорога, а в дороге МАЗ,

который по уши увяз.

В кабине тьма, напарник третий час молчит.

Хоть бы кричал, аж зло берёт!

Назад пятьсот, вперёд пятьсот,

А он зубами танец с саблями стучит В.С. Высоцкий, «Кругом пятьсот»

Ольга была несправедлива к Ульвару, когда думала, что он — бездушный робот. Сын Тора был не так уж плох для своей биографии; бескомпромиссный, жёсткий, безжалостный, он тем не менее никогда не бросал своих, не предавал доверившихся и не изменял долгу.

Просто найденная в заброшенной лаборатории женщина не была для него «своей». Она даже человеком не была: опасный неопознанный объект. И тут выдержка, которой Ольга гордилась, и отсутствие выраженных эмоциональных реакций на происходящее (не считая страха) служили ей плохую службу в вопросе достижения взаимопонимания с чёрным трибуном второго легиона. При подобном сдержанном поведении у него даже мысли не могло возникнуть о том, что перед ним обыкновенный живой человек со своими проблемами и надеждами на будущее. Поэтому от того, чтобы пристрелить её прямо в разбитом корабле, мужчину удержали два соображения. Во-первых, чувство долга и ответственности: ведь обещал же доставить, а тут такой провал. И, во-вторых, понимание, что выстрелить никогда не поздно; да на крайний случай можно будет и руками справиться.

А ещё сын Тора напрочь забыл, как нужно обращаться с женщинами за пределами постели. Или, вероятнее, никогда не знал. Обласканный и избалованный вседозволенностью и всеобщим восхищением, он этого и в довоенной юности не умел. А смысл учиться, если они сами падали в руки красивому полубогу и наследнику одной из младших Императорских фамилий? Тем более, создавать семью в тридцать лет он ещё даже не начинал собираться, будучи по меркам абсолютов совсем мальчишкой, а для случайных интрижек вполне годились дамы облегчённого поведения из ближайшего окружения.

Потом началась война, и стало не до развлечений. Война протащила избалованного мальчика через такое, что даже абсолют сумел повзрослеть. И он воевал, неожиданно оправдывая возложенные на него надежды и показывая те стороны характера, которых в капризном юноше никто и не предполагал. Но женщины остались в воспоминаниях, и остались с не лучшим мнением, сформированным о них. А изменения, которым боги подвергли людей для поддержания численности населения, окончательно утвердили Ульвара во мнении, что женщины — это лишь красивые и местами приятные в эксплуатации приспособления для вынашивания детей.

Была ещё, правда, Её Императорское Величество; наверное, единственная женщина, с которой сын Тора толком общался за последние двести лет. Но, во-первых, то была Императрица, и от прочих людей её обособлял даже он. А, во-вторых, сложно было воспринимать как женщину ту, кто в три года называла его «дядей Улей», несказанно тем раздражая. Ребёнку было плевать с высокой колокольни на недовольство большого дяди с таким удобным для картавой детской речи именем. Тем более, ребёнок точно знал, что дядя его не обидит, и, более того, может даже покатать на широченных плечах.

В общем, когда Ольга вдруг на ровном с точки зрения мужчины месте впала в истерику, даже забыв на время про собственные страхи, Ульвар здорово растерялся. Раньше женские слёзы для него были инструментом шантажа, и потому презирались. Сейчас же он не мог не заметить искренности и отчаяния этого всплеска, особенно после оброненной фразы «лучше бы меня сразу прикончили». И как-то вдруг обнаружил в той, кого до сих пор классифицировал как «опасный объект», обычную человеческую женщину.

То есть — существо слабое, несамостоятельное, бесполезное в условиях дикой природы чужой планеты, но которое, тем не менее, необходимо было защитить.

В этом мнении он укреплялся всю дальнейшую дорогу. И когда она испуганно жалась к его ногам при виде нападающих хищников, напрочь забыв, что совсем недавно боялась его не меньше, а то и больше. И потом, когда выяснилось, что всю дорогу она шагала в скафандре с неисправной терморегуляцией, а обе стопы оказались стёрты до весьма жалкого состояния. То есть, она оказалась не просто бесполезной, а ещё и неспособной позаботиться о себе даже в мелочах. После чего окончательно перешла в разряд «недееспособный ценный груз».

Ненадолго. Ровно до следующей неожиданности.

Наблюдая, как ловко и уверенно эта трусливая и хлипкая девчонка орудует ножом, подготавливая мясо, Ульвар неожиданно вынужден был с растерянностью признать, что у него так аккуратно не получилось бы никогда. То есть, этот самый груз умел делать что-то полезное. Для абсолюта данное открытие стало настоящим откровением.

Нет, чисто теоретически, он слышал, что обычно женщины следят за хозяйством, даже готовят, выполняют много других полезных дел, а порой бывают весьма умны, и даже становятся отличными специалистами в совершенно «мужских» профессиях. Но знать и видеть своими глазами — разные вещи. А сам он таких никогда не встречал; умным женщинам высшего света было не интересно общаться с избалованным мальчишкой.

Опасным объектом, приобретя личные черты, женщина быть перестала (временно, до возвращения в цивилизацию). Женщиной, в свете полезных навыков и довольно логичных вопросов (не начала срочно требовать ванну и косметику, удобную кровать и немедленно доставить домой), назвать её тоже не получалось. А на боевого товарища она со своей хрупкостью и беззащитностью тем более не тянула.

Теперь мужчина понятия не имел, к какой категории отнести свою спутницу, и пребывал в некотором смятении чувств, так что Ольге удалось вытянуть из него связный рассказ о произошедшем.

Уже и мясо, оказавшееся мало того, что съедобным, так ещё довольно мягким и вкусным даже без специй, было съедено. И ночь наступила, как вчера, внезапно. И собравшаяся в компактный комочек у костра спутница начала клевать носом, неотрывно глядя на перемигивающиеся угольки. А Ульвар всё сидел и думал.

Так не придя ни к какому конкретному выводу, мужчина направился к озеру. Он решил устроить небольшой привал и передохнуть: погони, похоже, не было. Сложно сказать, почему их не заметили и не искали. Видимо, прыжок вышвырнул корабль в слепую зону орбитальных крепостей, и планетарная артиллерия в дежурном режиме просто не успела среагировать. А потом корабль взорвался, и хозяева планеты решили, что никто не выжил.

Странно светящаяся поверхность озера нестерпимо притягивала. Мерное мерцание бледно-голубого света колебалось в такт биению какого-то непостижимо огромного сердца. Не поддавшийся очарованию космодесантник ещё раз подозрительно проверил воду на любые белковые, небелковые и энергетические примеси, и вновь получил тот же отчёт. Кроме некоторых минеральных солей, в воде не было ровным счётом ничего.

Очень хотелось искупаться. Снять броню, стащить эластичный нательный комбинезон, и ощутить, как прохладная вода приятно обволакивает кожу. Ульвар почти чувствовал эти прикосновения всем телом. Но подобной глупости мужчина не позволял себе даже в самом начале собственной военной карьеры. Поэтому он ограничился тем, что вдосталь напился и основательно умылся, даже не сняв перчаток, и вернулся к костру, поймав по дороге любопытный взгляд своей спутницы. В тусклом свете угасающего костра глаза её казались почти чёрными.

И трибуна Наказателя вдруг «накрыло».

Абсолюты намного превосходили людей по всем параметрам. Война бы, наверное, давно уже кончилась, если бы их было хотя бы на порядок больше, чем сейчас. Но появиться на свет божественному ребёнку было не так-то просто.

Начать с того, что не всякая женщина подходила для такой «миссии». Во-первых, будущая мать должна была совсем не бояться и испытывать к своему «партнёру» сильные положительные чувства. Не обязательно любовь; это могла быть благодарность, надежда, восхищение. Во-вторых, она должна была действительно искренне хотеть понести от этого потустороннего странного существа. В-третьих, после рождения такого ребёнка женщина становилась абсолютно бесплодной, и не могла выносить даже искусственно подсаженного эмбриона. И лечить подобное не умели даже боги; это была своеобразная добровольная жертва — возможные последующие чада за божественное семя.

Богиням в этом отношении было ещё тяжелее, потому что зачать и выносить смертного ребёнка получалось далеко не у каждой.

Но и на этом ограничения не заканчивались, по наследству частично переходя к самим абсолютам. Далеко не каждая женщина могла составить полноценную пару полубога, и здесь всё было ещё запутанней. Просто потому, что никаких конкретных критериев отбора не существовало. Считалось, что в нужный момент «сердце подскажет». Единственным (и от этого не менее сложным) условием была эмоциональная зрелость абсолюта, то есть крайне редко встречающаяся в природе вещь. Поэтому детей абсолютов вроде Кичи Зелёного Пера было ещё меньше, чем собственно полубогов.

И сейчас Ульвар сын Тора неожиданно на себе прочувствовал, каково это — обрести Её. Ту, которую он, честно говоря, никогда не жаждал найти, не мечтал увидеть и о существовании которой никогда не задумывался. Он и сейчас ещё не до конца понимал, откуда на пустом месте могла взяться буря охвативших его эмоций, начиная от восторга и заканчивая жаждой обладания, и правильно ли он истолковал весь этот клубок чувств. Но противиться им не мог.

На ходу стаскивая перчатки, мужчина подошёл ближе, опустился на колени перед отчего-то совершенно спокойной женщиной, невозмутимо встречавшей его взгляд, от которого она до недавнего времени постоянно пряталась. Протянул руку, недоверчиво касаясь кончиками пальцев контура лица. Как вдруг прозревший слепец, привыкший познавать красоту мира через прикосновения, и не доверяющий пока ещё глазам.

А женщина почему-то не отстранилась, не отшатнулась. Наоборот, подалась вперёд, прижимаясь щекой к грубой шершавой ладони, и шумно вздохнула, как будто это прикосновение было самым приятным ощущением в её жизни.

Сложно сказать, кто первым потянулся для поцелуя.

Может быть, он, с почти трепетной осторожностью одной рукой за талию приподнимая её, привлекая ближе к себе, а второй рукой бережно придерживая откинутую голову женщины под затылок.

А, может, она, под испуганно-торопливый стук будто сошедшего с ума от нахлынувших ощущений сердца запустившая обе руки в густые короткие белоснежные волосы мужчины, притягивая его голову ближе.

Но поцелуй случился. И перевернул их мир, вытесняя все страхи, мысли и переживания на периферию. Они целовались самозабвенно и отчаянно, пили друг друга и никак не могли напиться.

Обоим хотелось большего. Хотелось ощущений, хотелось близости. Ему — прижать крепче, всем телом чувствовать тепло нежной бархатистой кожи её нагого тела. Ей — ладонями ощущать нечеловеческую силу литых мышц, окутаться его потрясающим запахом, полностью растворяясь в такой пронзительно-щемящей нежности прикосновений мужских рук, умевших до этого, кажется, лишь убивать.

Но оба чувствовали только твёрдую прохладу космодесантной брони, не спешащей плавиться вместе с разгорячёнными телами. Уже совсем ничего не соображая от желания, Ольга дёргала края щитков доспеха, безуспешно пытаясь их оторвать и тихонько всхлипывая от отчаянья. Невозможность прикоснуться вызывала почти физическую боль, и женщина ненавидела эту бездушную броню.