Все хорошо, я рядом

* * *

Тратить целый день на прогулку на поезде Ийе не хотелось. Но Айре приплясывал от возбуждения и сиял, как праздничная гирлянда, и Ийя пошла одеваться. Просто удивительно, как лицо взрослого человека может выражать столько эмоций сразу. Айре был прозрачен, как стекло. Любая мысль, любое настроение тут же становились очевидными, как вывешенное на стене Биржи объявление. Так что Ийя утешила себя мыслью, что даже если не выспится, то хотя бы увидит незабываемое шоу "Айре — тысяча невероятных эмоций за час".

И он не обманул ожиданий. Весь день Ийя чувствовала себя Духом Праздничной Ночи, пролетающим над городом и рассыпающим подарки. Ощущение, надо заметить, было исключительно приятное.

Был и еще один момент, и его Ийя не предусмотрела. Она не знала, прилагал ли Айре к этому усилия или получалось непроизвольно — но всю дорогу до вокзала на них смотрели. Женщины — с вожделением, мужчины — со странной смесью зависти и ненависти. Хотя вожделение тоже встречалось, не без этого. Когда они вошли в здание вокзала, Айре немедленно стал точкой, в которой сходились взгляды — и Ийя почувствовала, что у нее скоро задымится спина. Женщины роняли платки и сумочки, натыкались на них, толкая Айре плечами, бедрами и грудью. Айре не замечал. Он шел по залу, восхищенно таращился вокруг и прижимался к Ийе, явно считая всю эту толкотню просто вокзальной сутолокой.

А вот в кафе Айре устроил уже вполне сознательную провокацию. Он бросал по сторонам длинные томные взгляды, улыбался, прикусывая губы, и просто ел Ийю глазами.

— Ты что творишь?

— Когда мы вошли, тут половина посетителей носы сморщила. Вот та барышня в углу, видите? Скривилась, будто лимон раскусила. А сейчас уже не кривится.

Ийя недоуменно пожала плечами.

— Но на тебе же нет ошейника.

— Все равно я не выгляжу как человек, который должен сидеть в этом кафе. Если не раб, то жиголо. Здесь же все думают, что мне тут не место. Уверены, что вам должно быть стыдно появляться со мной на людях. Зато сейчас они уже жалеют, что я сижу с вами, а не с ними.

Ийя улыбнулась. Задетый за живое Айре, кусающий яркие губы и теребящий льняную салфетку, выглядел одновременно трогательно и забавно. Хотя эффект, несомненно, был. Посетительницы краснели, бледнели и томно вздыхали. Айре довольно ухмылялся. Он явно гордился результатом.

А потом, подняв глаза от тарелки, на которой она пыталась отогнать вилкой особо липучую рыбную кость, Ийя увидела.

Айре застыл, уставившись ей за спину. Лицо у него побелело, приобретя жуткий, какой-то сероватый цвет, губы беззвучно шевелились. Он стиснул руки так, что ногти впились в перчатки, оставляя лунки на блестящей коже. Ийя проследила его взгляд. Высокий крупный мужчина, холеный, тщательно постриженная бородка клинышком.

— Что случилось? Айре?

Мужчина уже шел к ним, улыбаясь широко и радушно, и Айре просто молча стянул перчатку, показывая ей шрамы на руке.

— Это — он?

Айре кивнул, уставился в тарелку с остывающей камбалой, губы у него были плотно сжаты.

Господин отодвинул стул, присел, поправив пиджак.

— Здравствуйте. Простите, что помешал. Мы с этим молодым человеком были знакомы лет пять назад. Он вам не рассказывал?

Ийя покачала головой. Она молчала, разглядывая круглое лицо с мясистым носом, пухлые масляные губы. Он, когда говорил, как-то странно ими пришлепывал, словно у него между зубами что-то застряло и мешало говорить.

— Ну что ж. Хочу сказать, у вас великолепный вкус. Отличный экземпляр, просто отличный. Впрочем, воздержусь от обсуждения деталей с дамой.

— Воздержитесь. Вы меня этим очень обяжете. Что вам угодно?

— Я хотел сделать вам предложение. Я хотел бы попросить вас об одолжении. Позвольте мне воспользоваться вашим рабом на несколько дней. Уверяю вас, я буду вам крайне признателен. Я человек небедный, и думаю, вы не будете разочарованы. Любой причиненный ущерб я возмещу в приемлемом для вас размере.

— Я не делюсь личными вещами. Вне зависимости от суммы компенсации, — Ийя аккуратно положила вилку рядом с тарелкой. — Долным образом воспитанные люди не имеют привычки мерить все полученной выгодой. Поверьте, деньги меня не интересуют.

Она чувствовала, как чистое, кристально-прозрачное бешенство накатывает на нее. Тело стало горячим и легким, податливым, как воск, мир приобрел пронзительную четкость гравюры.

— Моя госпожа, позвольте заметить. Деньги нужны всем и всегда. Просто вы еще очень молоды. И поверьте, вы сейчас совершаете ошибку.

Ийя подалась к нему, позволяя разглядеть себя получше. Увидеть, как плывет, деформируясь, радужка, заливая глаза ядовито-яркой зеленью, как подрагивают, колеблются черты лица. Мужчина замер, так и не закрыв рот, моргая испуганно и удивленно.

— Я. Не делюсь. Личными вещами. Если я увижу вас еще хотя бы раз. Если вы останетесь здесь еще хотя бы на секунду — даже для того, чтобы забрать пальто — я вас вызову. И поверьте мне, я не из тех, перед кем можно просто извиниться. Я вас вызову и выпотрошу. Вы меня поняли?

Он кивнул.

— Тогда — пошел вон.

Мужчина поднялся, деревянными шагами двинулся к двери, толкнул ее и вышел, не оглядываясь, в весеннюю слякоть.

Ийя медленно выдохнула. Сердце колотилось, во рту было кисло. Она трясущимися руками швырнула деньги на стол.

— Идем.

Они вышли на улицу. Айре молчал, шел рядом, ссутулившись, сунув руки в карманы. Ийя взяла его под руку, стиснула пальцы на жестком кожаном рукаве. Они прошли к смотровой площадке, поднялись по витой лестнице и встали у перил. Внизу волны хлестали о скалы, закручиваясь в пенные водовороты. Айре оперся локтями о перила, ветер бросил ему волосы в лицо, и он отбросил их назад, заправил, досадливо кривясь, за ухо.

— Вы действительно можете его убить? — голос Айре стал тусклым и тихим от ненависти.

Ийя растерялась. Она не то чтобы серьезно предполагала такое развитие ситуации. Там, в кафе — может быть, но не сейчас, когда она уже успокоилась.

— Ты правда этого хочешь?

Айре задумался, море отражалось в чуть раскосых глазах.

— А может получиться так, что на дуэли он вас убьет?

— Честно говоря, вряд ли. Хотя — гарантию тебе дадут только Боги. В образе — точно нет. А если он успеет до трансформации… Все-таки вряд ли.

— А если вы его убьете, это будет считаться убийством? Вас могут арестовать?

— Ну, убийство не может не считаться убийством. Просто потому, что оно им является. А насчет ареста — я не знаю, за что кого-нибудь из Древней Семьи можно арестовать. За попытку переворота. За измену. В общем, за преступления против Короны и Империи. Но за такое — нет. Вот на службе могут быть проблемы. Дуэли у нас не поощряются. Но это дело поправимое. Найду новую работу. Так что, посылать вызов?

Айре покачал головой, криво улыбнулся.

— Нет. Но спасибо, что согласились.

— А почему нет?

— У вас и так достаточно неприятностей. Я не настолько глуп, чтобы не видеть.

Айре поднял с площадки камешек и, размахнувшись, швырнул в море. Темная точка по пологой дуге прочертила серое небо и беззвучно исчезла в волнах. Ийя тоже бросила камешек, но недалеко, и пожала плечами, улыбнувшись неудачному броску.

— Его возбуждала боль. Знаете, он даже не занимался со мной… Ну, вы поняли. Нет, иногда было, но редко. Он женат, у него четверо детей. И проблемы с эрекцией. А боль его возбуждает. И когда он шел в спальню к жене, то заходил ко мне. Это от сигар. Шрамы. Он курит толстые такие сигары. Короткие и толстые. Он просто заходил, брал мою руку и прижигал. Потом еще. Еще. Пока не встанет. Руки выдергивать было нельзя. Защищаться — нельзя. Кричать — можно. Просить — можно. Я никогда никого так не боялся, как его. До сих пор вижу, как он стоит передо мной — потный, разгоряченный, рот приоткрыт. Тычет кончиком сигары и слушает, как шипит плоть. Вдыхает запах горелого и облизывается. Я кричу и вижу, что это ему нравится. Действительно нравится. А еще у него была манера таращится. В такие моменты он всегда разглядывал меня. Даже не мигал. Я плакал, а он жег мне руки и вылизывал лицо. Говорил, что ему нравится вкус слез. Ты можешь себе представить, что боишься кого-то настолько, что позволяешь мучить себя и даже не смеешь дернуться, не смеешь закрыться? Ты ведь никогда никого толком и не боялась, да? Знаешь, в такие моменты ты — ребенок, маленький испуганный ребенок. И из шкафа вылезло чудовище, а родители не придут. Никто не придет. Знаю, глупо звучит. Я давно не ребенок и на полголовы выше всех свох монстров из шкафа. И мне было стыдно. Потому что я чувствовал себя таким ничтожным — просто несуществующим.

Ийя почувствовала, что ее подташнивает. Айре говорил тихо, не поворачивая головы, он уже не обращал внимания, что говорит ей "ты", просто медленно выталкивал из себя слова, чуть запинаясь. Она взяла его за руку, потянула к себе, обняла, как тогда, когда ему снился кошмар. Сквозь одежду она чувствовала, как подрагивают напряженные мышцы. Потом его руки медленно, неловко легли ей на талию. Айре наклонился, выдохнул жарко ей в шею, притянул к себе. На площадке, продуваемой сырым холодным ветром, было пусто, но Ийя подумала, что даже если бы тут было полное собрание Ассамблеи, она бы не разжала рук.