Любимая для эльфа 2

* * *

С утра Колетт проснулась не в духе, и, конечно, Роб теперь больше опасался реальных недомоганий, нежели плохих снов возлюбленной, хотя Кэйли и обещала, что каждая беременность жены будет протекать идеально.

У Роберта уже подрастал сын, ждали они тоже сына. Антон еще не родился, а Роберт уже понимал, что не откажется и от доченьки.

Он, единственный ребенок безвременно погибших родителей, в какой-то период жизни оказался настолько одиноким, что не желал своим детям повторения подобного.

Роберт и Колетт стали бессмертными, и Роб планировал обрести большую семью, находя поддержку в добром начинании у Колетт.

Ее круглое с широкими скулами личико исказила гримаска. Колетт сидела в постели в тонкой сорочке, ее одолевала повышенная сонливость. Роберт теперь вставал раньше нее, уходил на пробежку и сам готовил себе что-нибудь.

Родственников у него не водилось, а Колетт все еще не сообщила своим ни о беременности, ни даже о свадьбе. Ее сестра Эрин стала анамаорэ, и у пары не осталось иных помощников, кроме них самих. Полагаться на Оливера в бытовых вопросах не стоило. Не то чтобы Оливер растерял умение прекрасно готовить, Роберт просто не хотел, чтобы тот терся при его жене.

— Роб, я красивая?

Роберт критически осмотрел ее точеную фигурку, Колетт иногда беспокоилась насчет своей внешности, и бросать через плечо: «Ну конечно!» равнялось самоубийству.

— Да, Котена. Очень!

Колетт капризно поджала пухлые губы:

— Ты меня любишь?

Похоже, утро выдалось совсем недобрым…

— Люблю, красавица моя.

Тучи недоверия не спешили рассеяться:

— И не станешь мне изменять, когда я располнею?

Отчего-то эту фею с фиалковыми глазами дико беспокоил лишний вес, настолько, что Роберт кормил ее сам, тщательно следя, как бы его любимая не вздумала недоедать.

Один раз обронив: «Это нужно Антону!», Роберт заметил в чуть раскосых глазах Колетт столько боли, что больше не приводил ей аргументы, ограничиваясь коротким: «Ешь».

Колетт страшно боялась прослыть плохой матерью, и было бы слишком жестоко играть на этом.

— Клянусь, Котена, ты моя единственная! Другие не существуют.

Как, ну как Колетт не брала в толк, что никакая интрижка не стоит того, что она дает ему??

Если раньше Роберт смел позволять себе отчитывать жену: «Ты слишком мнительная!», а та дулась, то теперь он старался сдерживаться. Сама Колетт держалась тише воды, ниже травы, никогда не предоставляя поводов для ревности и смотря сквозь увлеченных ею мужчин.

Впрочем, Роберт практически не отходил от своей Котены.