Любимая для эльфа 2

Глава 403. Излишняя нежность губительна

Ему хотелось закричать и разбить кулаки о стену, прыгнуть еще раз с парашютом, пусть и переломав все кости, желалось напиться, жаждалось поучаствовать в ночных гонках на грани столкновения в лобовую…

Он до исступления ненавидел женщин южного города за их маняще-провоцирующий вид, за неприкрытую страстность, за согласие принять и разделить его агрессию и буйство.

Вместо того, Роберту приходилось делать вид, что ситуация в порядке, что он спокоен, доволен, счастлив и запросто переживет оставшиеся семь месяцев беременности и дальнейшие годы бытовых хлопот, ведь едва Роберт немного расслаблялся, позволяя своему внутреннему огню пылать, как замечал дрожащие губы Колетт, а то и слезинки в уголках ее фиалковых глаз, которые жена старалась поспешно спрятать.

Ее переменчивое состояние вызывало в нем острые реакции, но Роберт вынужден был сдерживаться, проклиная себя за пусть и бессознательное, но негативное влияние на развитие Антона, да и чувства Колетт болью отзывались в его душе.

Оливер, и без того мечтательный и романтичный, окончательно утвердился в амплуа идеального возлюбленного Анели, толкуя о разного рода сентиментальностях или сочиняя на ходу лирические композиции, и Роберт считал недопустимым сбивать его сказочный настрой. Еще свежи были времена, когда Оливер метался в поисках недостижимого, растрепанный и удрученный.

Кто смог бы понять преступные мечты Роберта, исполнить их без упреков, прогнать печали и утолить его сексуальный голод?

Роберт продолжал регулярно общаться с первым сыном — ныне юношей, полубогом, отчасти чуждым, но трепетно любимым. Родрик переносил Роберта во владения богини тайком от Колетт, и все чаще Роберт ловил себя на грешных мыслях о Прекраснейшей.

Кэйли сумела бы дать ему все и больше, погрузить его в кокон неги, но обращение к Кэйли стало бы предательством.

Роберт стискивал зубы, напоминая себе о примерах аскетизма, он знал, что продержится сколь угодно долго, и нравственность была сильнее зова плоти, а лезть в авантюры, рискуя своей жизнью, пусть и бессмертной, Роберт не смел.