Невеста берсерка

Он тут больше не нужен. Остальное придумают и без него.

Небо все плотней обкладывало тучами. Ветер крепчал, налетал порывами, каждый раз засыпая двор крупными, с размаху брошенными каплями дождя. Там, за устьем фьорда, начинался шторм.

Кейлев завтра останется в Йорингарде, подумал Харальд. Осенние шторма быстро не стихают, и после них на море еще долго остается крупная зыбь… а значит, сегодня он может отдохнуть.

— Ярл, — закричали от ворот. — Тут еще пару людей Ольвдана привели.

Он зашагал еще быстрей, слизывая с губ дождевые капли.

В главный дом Харальд вернулся, когда серое от туч небо начало окончательно темнеть. Близилась ночь.

Над фьордом шумел ветер. Обдирал с кустов и невысоких деревьев, растущих за стенами крепости, листья, уже начинавшие желтеть. Забрасывал их на эту сторону…

Харальд, пригнувшись, нырнул в невысокую дверь главного дома. Здесь, в Йорингарде, стены домов были бревенчатые, не каменные, как в Хааленсваге. И дверные проемы здесь прорублены низко — не как дома. Так что уже не походишь, не пригибаясь.

Он строго глянул на воинов, стороживших проход. Затем отодвинул засов на двери опочивальни, в которой сидела Кресив, бросил рабыням, как раз сейчас расчесывавшим ей волосы:

— В рабский дом. Завтра вернетесь.

И посторонился, пропуская испуганных баб.

Кресив, сидевшая на краю кровати, с радостным возгласом вскочила ему навстречу.

Харальд задвинул засов изнутри, прислонил секиру к стене. И обернулся. Посмотрел на радостное лицо темноволосой, сел на один из сундуков, стоявших у стены, кивком указал Кресив на кровать…

А сам вытащил из ножен на поясе кинжал.

Темноволосая с испуганным воплем забилась в самый дальний угол постели.

Харальд, не глядя на нее, повернулся к светильнику, стоявшему на полке. Осмотрел пальцы на левой руке, срезал кусок ногтя, надломленный еще утром, когда он разминался со своими людьми перед воротами. Пососал палец, на котором выступила капля крови.

Равнодушно посмотрел на Кресив.

Та сидела, прижавшись спиной к изголовью кровати. Часто дышала, не сводя с него глаз. Высокая грудь вздымалась и опадала. На обтягивавшем ее шелке тряслись отблески от светильников…

Тело, несколько дней бывшее без женщины, напомнило о себе. Ничего, подумал Харальд, тут, за стенкой, светловолосая. И как раз сейчас дожидается его наказания.

Он не сдержал ухмылки, и темноволосая, увидев блеснувший оскал, заскулила.

В опочивальне Кресив Харальд пробыл недолго — ровно столько времени, сколько нужно, чтобы залезть на бабу и отдышаться.

Покончив с ногтем, он немного посидел, глядя то на потолок, то на Кресив. Молча размышляя о том, что в следующие разы встреча с этой бабой вряд ли пройдет так гладко.

Рано или поздно она осмелеет и полезет к нему с поцелуями. А ему пока следует быть с ней осторожным — чтобы рабыни не увидели наутро следов от его рук.

Впрочем, некоторое количество синяков они могут списать на крепкие объятья ярла. Пожалуй, он и это сумеет использовать. Но не сразу. А пока пусть все думают, что ярл Харальд бережет свою женщину от всего, даже от себя. Пользует ее по разу в день, помаленьку…

А светловолосую держит в своей опочивальне как мясо для кровавой потехи.

Решив, что посидел у Кресив достаточно, Харальд встал. Расстегнул пояс, сдернул рубаху, успевшую намокнуть во дворе и теперь слегка подсохшую. Закинул все это себе на плечо — и вышел, подхватив секиру, не оглядываясь на темноволосую. Задвинул за собой засов, одарил воинов, привалившихся к стенке, строгим взглядом. Буркнул:

— Сторожить ее.

И с легким сердцем потопал к своей опочивальне.

Добава шила. Из тканей, которые ей прислали по приказу Харальда — льняное некрашеное полотно и колючая теплая шерсть. Такая, какую он и сам предпочитал.

Когда Харальд вошел, выгнав еще с порога всех трех рабынь, вместе со старухой, Добава встала с кровати, вскинув голову.

Дуреха, снова подумал Харальд, глянув на шитье, отложенное на постель. И на готовую неказистую одежонку, которую она уже натянула — видно, рабыни помогли, работая вместе с ней, в шесть рук.

А ведь могла бы сейчас ходить в шелках. Но вместо этого будет натирать себе кожу грубым полотном.

Впрочем, ему это было на руку.

Добава глядела с затаенным ожиданием. Немного страха, подумал Харальд, разглядывая ее лицо…

И — радость пополам со смущением. Скучала, выходит?

Он швырнул рубаху с поясом на сундук, прислонил туда же секиру. Шагнул к девчонке. Подцепил одной рукой ее подбородок, надавил, приподнимая лицо.

Уставился на Добаву немигающим взглядом.

И тут, видно, воспоминание о том, что он обещал ее этим вечером наказать, ожило у нее в памяти. Девчонка зажмурилась. Судорожно втянула воздух, прикусила губу.

Вот и хорошо, удовлетворенно подумал Харальд.

Он отпустил подбородок, взялся за ее грубое платье, прихватив вместе с ним и рубаху. Рывком сдернул, обнажая всю и сразу.

Потом, отступив, стащил с себя сапоги, косясь на Добаву. Та стояла, не сводя с него глаз и заливаясь румянцем. Но даже не пыталась прикрыться руками. Понимала, что вот оно, наказание — началось.

Хорошо, подумал Харальд, что она больше не жмурилась и не прикусывала губу. Значит, поняла, что все будет не так страшно…

Он уже взялся за свои штаны, но вдруг передумал. Шагнул обратно к Добаве, подхватил подрагивающие руки. Положил их себе на пояс, поверх завязок. И придавил сверху ладонью, давая знать, чего хочет.

Кивнул повелительно, указал взглядом себе на штаны.

Сам он тем временем размышлял — сообразит? И если сообразит, решится ли? Забавно будет посмотреть.

Тонкие ладони, с одной стороны прижатые его руками, задрожали сильней.

Но — сообразила. Правда, съежилась, приподняв плечи. Взгляд синих глаз заметался…

Однако рук не отдернула.

Пальцы девчонки, щекоча ему живот, неловко попытались нащупать завязки. Вниз не спускались.

Мужское копье Харальда, налившееся кровью еще там, за стенкой, сейчас пыталось прорвать ткань. Тоже подрагивало…

И Харальд, решив развлечься, отловил за запястье одну из трясущихся ладоней. Заставил Добаву пригладить навершие своего копья.

От ласки, пусть и вынужденной, его окатило удовольствием. Девчонка залилась румянцем так, что заалели даже плечи.

Ладонь под его рукой дернулась.

Он не отказался бы и дальше продолжить это дело — но тело все настойчивей требовало своего, так что Харальд с шипящим выдохом отпустил ее ладони. Сам рванул завязки на поясе, торопясь, скинул штаны.

И шагнул вперед, обнимая Добаву. Вскинул вверх, притиснул, радуясь ощущению мягкого, послушного тела в его руках. Кожа ее казалась чуть теплым шелком, ласкавшим его собственную шкуру.

Он двинулся к кровати, но замер за полшага до нее. Добава, уцепившись за его плечи, смотрела сверху вниз. Без страха, только со смущением — и счастьем.

А ведь знает, что я своих баб убиваю, шевельнулась у Харальда мысль. Только это, и ничего больше.

Нельзя так смотреть на того, от кого ждешь смерти, это неправильно. Своя жизнь для каждого должна быть превыше всего — золота, славы, прочих радостей. Разве что честь воина может еще что-то значить в этом мире, но не для всех…

А бабе вообще положено дрожать только за себя. И еще немного за жизнь своих сородичей. Вон Рагнхильд это хорошо понимает.

И все же он засмотрелся на Добаву. Даже желание, горевшее в крови, под ее взглядом притихло на пару мгновений.

Под конец она еще и потянулась к нему, доверчиво приоткрыв рот. От быстрого поцелуя у Харальда осталось ощущение, какое бывает от мелкой птахи, пойманной и зажатой в ладони. Быстрый теплый трепет…

А потом желание накатило еще сильней, и Харальд уложил Добаву на покрывала.

Желтоватое сияние светильника вызолотило белое тело, наполовину утонувшее в темном меху.

И Харальд, чувствуя вину — обещал ведь заласкать, а сам думает лишь о том, как бы побыстрей получить свое — улегся рядом. Хрипловато вздохнул.

Затем накрыл ртом ее грудь. Сначала одну, потом другую. Торопливо запустил ладонь между белых бедер. Ласкал там, внизу, протяжными движениями, уже с трудом сдерживаясь. Сам вздрагивал под напором желания…

Забава думала, что Харальд даст ей затрещину, как и обещал. Было обидно — но она понимала, что тот имеет на это право. Ведь предупреждал, а она его опять не послушалась. Хорошо хоть, не прилюдно накажет.

Харальд приподнял ей лицо — не спеша, словно присматриваясь, как бы половчей ударить — и ей вдруг вспомнилась тетка Наста.

Да так вспомнилась, что Забава зажмурилась и прикусила губу, готовясь принять удар. Отвыкла она от такого-то, и теперь было малость страшновато.

Но Харальд бить ее не стал. Вместо этого содрал и платье, и рубаху. Забава сначала даже подумала — может, по телу замахнуться хочет?

А когда он начал стаскивать с себя сапоги, поняла — пронесло. Радовалась до тех пор, пока Харальд не притянул ее ладони к своему поясу. И собственные руки с ее запястий не убрал, придерживая.

И смотрел сияющим взглядом…

Забава, ловя завязки непослушными пальцами, задыхалась от стыда. Лицо полыхало. Потом Харальд надавил, принуждая уже к другому, и у нее по ладони проехался его мужской срам. Руку словно обожгло.

Хорошо хоть быстро отпустил. Разделся до конца сам, обнял, вскинул, держа перед собой, понес к кровати.

Но за шаг до нее зачем-то замер. И тогда она его поцеловала. Не потому, что так и не побил. Просто хорошо вдруг стало.

Дальше Харальд ласкал, и получал свое, как муж от жены. Снова и снова. Так что счастье, плескавшееся в Забаве, понемногу начало переливаться в усталость.

И Забава наконец поняла — вот оно, ее наказанье. Когда уже и сил нет, а от ласки Харальда, тяжкой, безжалостной, никуда не денешься. И снова его дыханье, жар его тела…

Проснулся Харальд, как всегда, перед рассветом. Светильник ночью успел погаснуть. Добава тихо дышала рядом.

Два дня ей будет больно сидеть, мелькнула мысль. И от его поцелуев, от его хватки на белой коже выступят синяки.

Зато ему сейчас было легко и спокойно. Легкая тень стыда шевельнулась — и тут же угасла.

В следующий раз, спокойно подумал Харальд, пусть дважды подумает, прежде чем ему перечить.

Он полежал еще немного, потом встал. В темноте прошелся по опочивальне, собирая разбросанную одежду и натягивая ее на себя. Прихватил секиру, вышел, неслышно ступая.

Засов с той стороны, когда Харальд его задвинул, скрипнул. Надо бы смазать, мельком подумал он.

И, подойдя к стражам, дремавшим возле двери Кресив, но вскочившим при его появлении, буркнул:

— Ту девку, что сидит в моих покоях, тоже стеречь. И еще кое-что. Как только к ней, — Харальд взмахом руки указал на дверь своей опочивальни. — Придут рабыни, пусть отведут ее в баню.

Потом, скривившись, добавил:

— К этой тоже никого не подпускать. Не хочу, чтобы она узнала… — он сделал паузу, давая воинам время, чтобы они сами додумали его слова — ярл не хочет, чтобы его девки узнали, как кончают жизнь все его бабы. Закончил мрачно: — Поэтому, когда она пойдет в баню, один из вас отправится с ней. Светловолосую тоже сторожить. Все ясно?