Проснись и шагни за край мира

Гатс шагнул вперед, словно вспомнил полузабытый вопрос, но Ханафабуку выпростал из-за спины нижние, сизо-голубые, крылья и приподнялся над землей.

- Простите, я оставляю вас. Ступайте в Ущелье. И пусть Творение укажет вам путь.

Закрыв всё тело крыльями, Король походил на летающую лилию, в середине которой росла эльфийская голова и руки. Когда он растворился в воздухе, Каска выдохнула.

- Да что он такое?! – повторил Гатс за её мыслями.

- Наверное, осколок очень древнего мира, - трава под ветром зашуршала, будто в такт Каскиным словам. – Ты чувствуешь эту смутную тоску?! Мира, который исчез. Мне он напоминает древние стихи, которые читал в моем детстве наш священник, без перевода.

- А мне – тех, - Гатс явно хотел сплюнуть, но удержался. – Кто приходит на зов бехерита.

«Не вспоминать, не вспоминать, не думать», - стучит в виски Каски, но его следующие слова освежают ветром:

- Я об этом подумал, когда впервые его увидел. Но и тогда мне не захотелось на него кинуться. Потому что ТЕ, они ведь … сделанные.

Каска резко щелкает пальцами, поняв:

- Будто кто-то хотел создать таких существ, но работал пьяным и в темноте.

- А интересно тогда, кто сделал Короля? – задумчиво тянет Гатс, глядя в небо, но после – умолкает.

… Каска знала, куда они идут. В Ущелье Туманов Король и самые старшие маги пригласили Гатса, Шилке и Родрика и попросили рассказать подробно о том, что творится на континенте. Поскольку Гатс наотрез отказался отпускать её от себя, Каска была с ними, под присмотром Пака и других эльфов. Она еще была безумна и запомнила лишь, как клубы тумана превращались в удивительно точные фигуры монстров, людей, императора Ганишки, мага Дайбы… Падала Башня Правосудия, маршировали кушанские полчища, вороны кружили над Виндхеймом, горел Вриттанис. Потом из тумана соткалась высокая белая фигура в доспехах, и Каска упала в обморок…

- Пришли, - Гатс слегка касается её руки.

Золотая степь и скалы эльфов остались за их спинами, а перед ними навесной мост перекидывался с утеса на утес, уводя в сердцевину острова.

- Что ты хочешь увидеть, Гатс?

- Именно. Увидеть то, что хочу.

- А потом уже мне тащить тебя к Королю за исцелением? – сощурилась Каска, но шагнула на мостик.

***

Ущелье Туманов было совсем небольшим. Между подножием высокой, поросшей лесом, полукруглой горы и изящными серебристыми скалами по круглым серым камням медленно, едва заметно, тек широкий и мелкий ручей, похожий на зеркало. Низкие, но явно старые сосны росли сквозь булыжники и песок. Было тихо, и каждое слово звучало в воздухе необычайно четко. Здесь не было пламенных красок внешних колец, а сквозь стелющийся у подножья туман не просвечивало солнце.

Подул ветер, и туман, будто приветствуя, потянулся к ним, заполняя собой Ущелье. Каска поёжилась, хоть в тумане не было сырости, он был теплый, как ароматный дым.

- Как будто в центре острова гигантская кадильница, - задумчиво протянула Каска. – Как в храмах.

Гатс буркнул что-то вроде «не силен в словесах» и внимательно огляделся, словно выслеживая в тумане, уже сомкнувшемся над их головами, кого-то, и добавил:

- Давно, я уже говорил, что ты можешь выражаться, как принцесса, солнце мёртвых.

- Почему ты зовешь меня так? – очень странные слова почему-то не огорчали Каску.

Он замер на месте, ответил осторожно:

- Потому что ты одна осталась, среди мертвых. И ты – солнце.

Её рука тянется к нему, веки Каски тяжелеют, но туман начинает менять очертания, и они впиваются в него взглядами.

Белесая масса веером растянулась вдоль берега, среди клубов показалась зеленая трава, большой сгусток тумана стал овальным, вытянутым, похожим на колокол, и побежал вперед.

И вот уже смуглая крестьянская девочка в разодранном платье и с разбитым лицом бежит вперед, не разбирая дороги. Её глаза распахнуты, кровь из носа затекает в рот. Она бежит на месте, за её спиной пролетают поле и деревья.

Гатса там не было, но он мгновенно вспомнил исповедь в пещере. Сердце сжалось, но куда она бежит? Где Соколы?

Справа туман вздымается вверх…И походные шатры раскидываются по туманному полю. Девочка останавливается перед самым дальним. Полог откидывается, и теперь уже Каска, взрослая и настоящая, быстро кидает взгляд на замершего Гатса.

Черноволосый мальчик, шатаясь, выходит из палатки, кое-как замотанный в одеяло. Ему приходится опираться на меч, чтобы не упасть, потому что его ноги словно вихляются в суставах. Его губы дергаются, но он замечает девочку и останавливается.

Медленно, как двое слепых, дети тянут друг к другу руки. Сомкнулись пальцы, дрожа, стиснули плечи. Девочка утыкается лицом в покрытую ссадинами грудь мальчика, а он прячет бешено-стеклянные глаза в её волосах. Дети падают, не размыкая объятий, на колени и замирают. Снова дует ветер, уносит призрачную плоть, и вот лишь две белые, смутно очерченные фигуры висят над землей перед окаменевшими взрослыми Гатсом и Каской.

Когда Гатс смог выдохнуть воздух, пробив камень в глотке, он всё же взял Каску за руку. Та встряхнула плечами и положила вторую руку ему на плечо.

«Откуда ты в моей жизни, бронзовый ангел? Такой же увечный ребенок, засунутый в грязные лапы. Моя черноглазая».

- Не стать как все эти… ублюдки, в лапы которых нас засунули. Никогда, - сказал он вслух.

Она ничего не ответила, только поцеловала его в веко над пустой глазницей.

«Были бы мы в сказке – мой глаз бы открылся».

Опять задул ветер. Туман начал краснеть, а две призрачные фигуры стали больше и плотней. Не покрасневший туман почернел, став, скорее, темными провалам.

Невольно глянув под ноги, Гатс не увидел там огромных страдающих лиц, но всё равно понял, О ЧЁМ это видение. Ему захотелось схватить Каску и утащить подальше, но эту мысль он отшвырнул: «Довольно, она больше не полоумное дитя, которое надо таскать, как куклу».

Каска ахнула, и Гатс заставил себя повернуться.Дети-видения выросли, и теперь избитый, дышащий, как зверь, Гатс обнимал правой рукой нагую остриженную Каску, левая болталась кровящим обрубком. Разорванные тела Соколов валялись вокруг. Память о запахе крови и кошмара ударила в ноздри.

Каска-видение подалась назад, обнажив рваную рану внизу живота. В ней дернулся тяжело дышащий плод ребенка, похожий на чёрную медузу. Он и его мать снова потянулись к призрачному Гатсу, но тут тень от огромных кожистых крыльев накрыла их и…

Камень, пущенный твердой и сильной рукой, пробил туман там, где должен был появиться Фемто. Гатс резко, как в бою, повернулся к реальной Каске. Она стояла в боевой стойке, верхняя губа обнажила зубы, глаза горели, левая рука была вытянута вперед, правая – там, где должны были быть ножны. Точно как в давних битвах.

От удара камнем видение быстро стало растворяться, все фигуры исчезли, красный цвет поблек, и теперь Гатс и Каска стояли будто среди черно-белого штормящего моря.

- Уйдем, - он положил руку ей на спину. Она отбросила её, но чтобы снова его обнять, что-то шепча. Гатс услышал:

- Спасибо, Берсерк, ты спас меня.

Нежность и ярость клубились в его голове, как этот туман, но он не хотел лгать:

- Нас спас Череп. Тебя вылечил Король. Я только привел тебя сюда, но буду рядом, пока ты будешь этого хотеть.

Она покачала головой и горько, хуже плача, улыбнулась:

- Я не о том. Ты спас меня там, на пляже. Я хотела утопиться, потому что воспоминания о Затмении, Соколах, о нём, разрывали меня, а возврата к пусканию слюней не было. Но ты столько раз показывал мне, как жить, подниматься из крови и грязи и бороться. Даже сын не спас бы меня. Но я нырнула в море, и мне вдруг так захотелось вынырнуть, взмыть над водой, скинув с себя всё…

Гатс поднял руку к её щеке, не смея коснуться бронзовой кожи:

- Я умею убивать. И могу учить убивать. А тебя, выходит, научил жить?

- Да. И не только меня, - улыбка погасла, но из глаз ушел болезненный блеск. – Но дело не только в этом… Пить хочу.

Следом за ней Гатс наклонился к зеркалу речки и стал черпать воду. Каска пила долго, медленно, его горло тоже оказалось раскаленным, и несколько минут только капли воды из их ладоней звенели в тишине.

Наконец, Каска замерла над речкой, погрузив обе руки на дно. Кончики длинных волос пускали круги по водной глади.

- Он бы всё равно нас когда-нибудь продал, - сказала она Гатсу и своему отражению. – Вот оно. Я утопилась бы от горя, обвинив себя в том, что не смогла его отговорить, помочь ему, набить морды демонам-искусителям. Что даже когда он…терзал меня, не нашла способа удержать, объяснить. А он бы всё равно продал, как крестьянин на торге продает башмаки, чтобы купить хорошие сапоги.

В воду закапали слёзы.

- Башмаки… Коркус, Пиппин, Джудо… Милый Джудо… Все – башмаки!!!

Её слова звучали церковным набатом. Два года Гатс искал ответ на вопрос «почему?». И вот ответ – да потому. Какие слова объяснения подошли бы им? Каска просто сказала правду.

Медленно подняв голову к небу, Гатс посмотрел на просвечивающее сквозь дымку солнце. Странное слово мелькнуло в голове и пропало, как искра.

Каска перестала плакать. Вспомнив, как рухнул перед ней на колени в палатке, Гатс произнес внезапно пришедшие слова:

- Ты научила меня заглядывать в Бездну, но не падать туда с жерновом из мести и ярости на шее.

- А ты меня – прокладывать путь из неё. Свой путь. Не оправдывать себя чужим законом. Ты не хочешь пасть в Бездну, а не хочу забыть, чего это стоило, - её руки стиснули тунику над меткой.

…Было и третье видение. Но Гатс и Каска, уже прошедшие, не упав, над тьмой, остались спокойны.

Из темных клубов тумана раздался вой. Нечто, между воем волка и воплями безумца. Страшный урод с металлическим телом и шлемом… О нет, головой волка, шатаясь, припадая к земле, как ищущий крови, брел во тьме, которую едва разгоняли его глаза-уголья и метка на шее. Из другого конца Ущелья вылетела женщина в платье и плаще, с прозрачной кожей, облепившей кости, и длинными волосами, закрывавшими открытую грудь, на которой раскаленным металлом тоже горела метка. Её глаза – плошки горящего масла – искали кого-то с ненавистью, руки дергались над головой. Она запрокинула голову и завопила страшней волка, а затем заметалась в воздухе, как пугало при урагане.

Но Гатс, продолжая сидеть у реки, просто поднял руку, посмотрел волку в глаза и, отмахнувшись, спокойно и твердо произнес:

- Прочь.

Каска даже не пошевелилась. Она только прошептала кричащему духу:

- Успокойся. Хватит рыдать.

Ущелье опустело. Белая пелена скрылась меж деревьев. Пара поднялась на ноги.

- Пойдем в сторону солнца. Выйдем так к берегу, - мотнула головой Каска.

- Пойдем. Долго мы бродили без цели, - Гатс снял былинку с её плеча.

========== Небесное окно ==========

Поднимаясь вверх по руслу речки, по всё сужавшемуся ущелью, они вышли в заросшую высокой травой – обычной зеленой травой – и цветами ложбинку между скал. Ручей вильнул вбок и пропал в зарослях, а перед ними голубело небо, запахло морем.