Узница Нод-Алора

Роботу становилось все лучше, таймер в углу экрана плюнул на неблагодарное дело обратного отсчета и начал считать в другую сторону, а у нас участились помехи в воспроизведении событий. Экран снова мигнул, и некогда любимая песня про Оскар сменилась другой, не менее захватывающей композицией.

Чудовище закрыло лицо руками и, по моему скромному мнению, горько плакало, а монстрик хищно улыбнулся, лихо поправил два хвоста на макушке и пошел в атаку. Ну я так это называю. Из динамиков полилась знакомая многим землянам песенка, а девочка выбрала объектом песни чудовище. Прилипнув к тому самому напряженному плечу, она отчаянно завывала ему в побелевшее от оттока крови ухо:

— Отпустите меня в Гималаи, в пеpвозданной побыть тишине! Там pаздеться смогу догола я, и никто не пpистанет ко мне! Отпустите меня в Гималаи, отпустите меня насовсем! А не то я завою, а не то я залаю, а не то я кого-нибудь съем!!!

Экран такого тоже не вынес и покрылся рябью. Я сидела на простынях красная, как вареный рак, но тюремный концерт на этом не закончился. С садисткой жестокостью Хад решил показать мне вообще все, что в тот вечер было исполнено. Следующий эпизод начался с того, что я села на пол, вцепилась в штанину чудовища и очень тоненько завыла:

— Прекрасное Далеко, не будь ко мне жестоко, не будь ко мне жестоко, жестоко не будь!!! От чистого истока в Прекрасное Далеко, если подпишешь амнистию, я начинаю путь!!!

Хоть волосы у чудовища и были короткими и черными, но к концу куплета он смог вцепиться в них двумя руками, а я заметила пару седых волосинок. Чудовище, если ты еще жив, покойся с миром. Так бывает, ты ни в чем не виноват, ты просто попал на вентилятор. Здоровья павшим.

Частота мерцания экрана увеличилась, и следующие треки были показаны частично, но основную суть уловить было несложно.

Певица стояла, расправив плечи, горящий взгляд устремлялся в даль, а великая песня звучала, как грохот миномета:

— Пусть он вспомнит девушку простую, пусть услышит, как она поет!!! Пусть он землю бережет родную, а любовь Кристюша сбережет!!! Пусть он землю бережет родную, а любовь Кристюша сбережет!

Экран снова дернулся, и вот обстановка уже выглядит иначе. Два друга чокнулись бутылками и достали откуда-то карты и фишки. Они явно начали раздавать в покер или что-то подобное, познав дзен до такой степени, что вой баньши им был уже не страшен и даже кровь из ушей не капала. Главная героиня же в кадре отсутствовала, там были только бутылка, набор карт и закинутая на колено нога чудовища в тяжелых ботинках, однако все еще звонкий голос звучал неустанно:

— Там живут — и песня в том порука — нерушимой, дружною семьей. Три танкиста — три веселых друга. Экипаж машины боевой.

Оператор подумал, посмотрел на мигающее уведомление о том, что причинять вред людям нельзя, иначе система активирует протокол защиты людей и обезвредит устройство, и решил еще сильней споить танкистку. Он наугад взял со стола бутылку и сунул ее в руки девочке. Девочка, не будь танкист, тут же промочила горло. Дальше песни стали звучать уже не так отчетливо:

— Нынче рано партизаны дом покинули родной! Ждет тебя дорога! К партизанам в лес густой!!! Раскудря-а-а-авый! Ай-ла-ла-ла!!!

— Блять, я забыл, че там козырь у нас? — прозвучал хриплый голос чудовища.

— Нет козыря, в "Ведьму" играем. Тут надо сбросить пару.

— Пха-ха. Ведьма — и есть моя пара. Как ее сбросить? Интересно, если я убью богиню любви, парная метка исчезнет?

— Зря ты так, — ответил вдруг робот, сбрасывая две непарные карты рубашкой вниз и явно мухлюя. — Наибулина хоть и... ну ты понял. Но она не злобная. Несмотря на этот беспредел. Ей просто девятнадцать, и она напугана, вот и голосит, как потерпевшая.

Экран снова мигнул, а я бросила натуральный злобный взгляд на глупого робота. Это кто тут напуган?! Да я самый отважный воин в нашем партизанском лесу! Тоже мне, танкист! Швабрин он, как есть Швабрин. В караоке дела тем временем лучше не стали. Из динамиков зазвучало едва связное:

— Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда будет небо! Пусть всегда будет мама! Пусть всегда буду я!

— Иншааллах, — согласно кивнул робот, сбрасывая последнюю пару карт и обыгрывая малость контуженное чудовище в сухую.

Экран снова мигнул, и вот уже на колене чудовища не другая нога лежит, а грустный монстрик, поющий сильно заплетающимся языком:

— Но расстаться нам с тобой пришлось, кончилась путевка. И вагон плацкартный меня нес в Новую Каховку. Не забуду ночи при луне и твою улыбку. Ты открытку подарил мне, а на той открытке амнистия-я-я-я...

— Я больше не могу, — вдруг раздался решительный голос тюремщика. Я забеспокоилась, что меня сейчас придушат, как лиса куренка, но потом вспомнила, что, вообще-то, все еще жива, и расслабилась.

Его левая рука, похожая на большой широкий ковш экскаватора, подхватила девушку, усадила на колено, и приторно добрый, вообще не убедительный голос чудовища заговорил:

— Золотце, хочешь амнистию?

— Мн, — раздался согласный звук. — Ощ-щ-щень. Опути, а?

— Отпущу, но при одном условии, — ласково ответил тюремщик, и в голосе чувствовалась улыбка.

— Я нибуду с табой спать. Тьфу в тебя, чудофще, — по слогам произнесла гордая орлица, которая накушалась так, что уже и стоять не могла.

— Тогда не отпущу, — легкомысленно пожал плечами тюремщик.

— Ну бли-и-ин! — захныкала девушка, дергая мужчину за воротник. На пол посыпались пуговицы. Боюсь, это была последняя рубашка чудовища. — Мож, другое условие, а?

— Можно, — покладисто кивнуло чудовище, а у меня зародилось недоброе предчувствие. Чуете? Подвохом пахнет! А потом он жестоко произнес: — Если произнесешь, не запинаясь, всего три слова, я прямо сейчас подпишу тебе амнистию, выдам эсминец, дам взлететь и целых семь минут не буду отправлять погоню на перехват. Идет?

— Идет! — отважно поджал губы монстрик, а потом сказал три слова, которые первые пришли в голову: — Я люблю тебя!

С громким шлепком я приложила ладонь к лицу, не в силах выносить этот позор. Очень хотелось броситься вперед и сломать экран, но он был всего лишь голограммой и на мои манипуляции бы не отреагировал. За кадром тоже повисла ошарашенная тишина, свидетельствуя о том, что это были не те три слова, но мой порыв оценили. Огромная рука, которая лежала на талии монстрика, напряглась, выдавая сложные чувства чудовища. Однако в следующую минуту тишину разорвал тихий, низкий, пробирающий до костей и очень нежный смешок чудовища:

— Не эти три слова. Ты должна сказать: "Пара правил парламентаризма".

— А? — ошарашенно переспросила девочка, выпившая достаточно, чтобы забыть имя матери. Однако свобода была на кончике языка, и она решительно последовала уговору. — Паралалала! Паларара! Парара! А-а-а, ты это нарочно!!!

— Ну вот и все. А теперь будь хорошей девочкой и пошли домой, — усмехался тюремщик, подхватывая героиню на руки и показывая в кадре свою решительную спину, направляющуюся к двери.

— Я — бездомная! А ты — катись к черту!

Небольшое напоминание всем новичкам в магии пространства: следите за своим языком. Он не только до Китая вас доведет, но и к черту отправить может.

Едва прозвучало напутствие, как облако черной пыли набросилось на чудовище и телепортировало его даже боюсь подумать куда именно. На пол с тихим вскриком шлепнулся нод-алорский туроператор с хвостиками, и в комнате повисла пораженная тишина.

— Хад, — тихо позвала я, глядя на монитор остановившимся взглядом.

— М? — так же тихо откликнулся одноклассник.

— А куда мы дели чудовище?

— Куда ты торопишься? У меня для тебя еще шестичасовая запись того, как ты рыдала по нему и кричала, что любишь. Не будешь смотреть?

Шокировано застыв, я все же выпалила:

— Не было такого!

— Ладно, не было, — безразлично согласился сомалиец, а потом сказал: — Но на секунду ты поверила, я по глазам видел. Признавайся, понравился парень?

— Слушай, я тебя сейчас туда же телепортирую, — угрожающе нахмурилась я, а у самой сердце застучало.

— Да ты, в общем-то, так и сделала. Только не меня, а нас.

А потом он включил ту самую запись.