XXI век не той эры (СИ)

С богами всё было вовсе грустно и тревожно. Я почему-то боялась их мести, хотя никак не могла объяснить себе, за что. Ни с кем не спорила, ни с кем не ругалась, ничего плохого не делала, вела себя послушной приличной девочкой. Найти бы где-нибудь место, в которое эти существа не имеют доступа, и спрятаться бы там…

В общем, с такими тяжёлыми нервными мыслями я улеглась спать. На творчество после всех переживаний не тянуло.

А утром всё вернулось в прежнее русло. Некоторое время я ещё дёргалась и вздрагивала, но постепенно успокоилась и взяла себя в руки. Добрый Кичи принёс мне ещё несколько мотков этой чудесной верёвки (не знаю уж, откуда он её взял), и я предпочла занять голову и руки именно ей.

По моему субъективному времени прошла ещё неделя (я ещё от первого мотка верёвки отрезала кусочек, на котором завязывала узелки на каждый субъективный день своего заточения), когда наметились очередные изменения. С привычным едва уловимы шелестом открылась дверь, являя моему взгляду Ульвара сына Тора в том самом чёрном мундире, в котором он был в первую нашу встречу. Чувство дежавю заставило меня нервно вжаться в угол, где я и сидела со своим рукоделием.

— Пойдём, — мрачно буркнул мужчина, хмурясь. В его виде уже совсем ничего не напоминало о недавних событиях; разве что и без того короткие волосы сменил вовсе уж тонкий несерьёзный пушок. Я, чувствуя, как в душу заползает страх, шумно сглотнула вязкую слюну и тихо спросила:

— Что случилось?

— Вставай и пойдём, — повторил он, не меняя интонации.

Слепо шаря вокруг руками — не знаю уж, что я пыталась найти, — я медленно, по стеночке, встала. Но самостоятельно двинуться навстречу вдруг вернувшемуся жуткому чёрному трибуну так и не смогла.

Он недовольно поморщился, в один шаг оказался прямо передо мной. Огромная ладонь легла мне на горло и подбородок, заставляя вытянуться на носочках и вцепиться в неё обеими руками. Затылок и лопатки оказались прижаты к стене, и шея тут же начала затекать.

И тем не менее, несмотря на весь пронзивший меня ужас, я понимала, что держит меня Ульвар сейчас очень осторожно, не причиняя боли. Просто таким вот образом фиксирует в пространстве.

— Я — говорю, ты — выполняешь. Понятно? — почти спокойно, с лёгким оттенком не то раздражения, не то досады, проговорил он, склонившись к моему лицу. Вблизи оказалось, что оправился мужчина всё-таки не до конца; вокруг глаз всё ещё темнели пусть и потускневшие, но довольно отчётливые круги, а кожа была покрыта едва уловимыми разводами.

— Да, — с трудом выдавила я.

Он удовлетворённо кивнул; но почему-то не торопился меня отпускать, пристально разглядывая со странным выражением. Внимательно, с какой-то непонятной задумчивостью, лёгкой досадой и чем-то ещё, что я истолковать не могла.

А потом вдруг поцеловал. Спокойно и уверенно, как будто проделывал подобное каждый день на протяжении по меньшей мере года. Вдумчиво, неторопливо, обстоятельно; и я не нашла в себе сил к сопротивлению. Наоборот, с тем же спокойствием, и — что уж там! — искренним удовольствием ответила. Почему-то меня в тот момент совсем не тревожили мысли, что наша нынешняя поза не похожа на проявление искренней симпатии и нежности, и что кто-то вполне может всё это сейчас наблюдать.

Потом ладонь мужчины оставила моё горло и перебралась на затылок. Вторая же, уже совершенно по-хозяйски скользнув по груди, легла на талию. На какое-то мгновение к ней присоединилась и первая, последовало короткое ощущение полёта, и целоваться стало гораздо удобнее: сын Тора, похоже, именно для этой цели поставил меня на койку. Я уже вполне добровольно обняла мужчину за шею, и даже не растерялась, почувствовав одну его ладонь на своих бёдрах, а вторую — вновь на затылке.

Прикосновения абсолюта действовали воистину магнетически. Очень скоро я совсем перестала задумываться о посторонних вещах, полностью сосредоточившись на приятных ощущениях. А когда возбуждение почти переполнило чашу выдержки, и я начала шарить руками по груди мужчины, пытаясь нащупать и распознать на ощупь застёжку кителя, он вдруг отстранился. И выглядел при этом совершенно спокойным, смотрел на меня с совсем уж неясным выражением и лёгким прищуром. Не то оценивая, не то планируя что-то.

Пока я пыталась волевым усилием собрать себя из тёплой лужицы расплавленного воска в какое-то единое существо, сын Тора всё с той же поразительной невозмутимостью переставил меня с кровати на пол.

— Бери всё, что тебе нужно. Ты сюда больше не вернёшься, — огорошил меня чёрный трибун.

Я почувствовала себя так, будто из огня меня сунули в ледяную воду. Не вернусь? То есть — как?

Пока в голове судорожно метались мысли одна другой страшнее, руки действовали. Да, впрочем, вещей у меня было прискорбно мало: пара мотков верёвки, результаты моего рукоделия да пресловутые чётки. Галапроектор я брать не стала, мне же его никто не дарил, просто одолжили ценный прибор поиграться. Замотав макраме в шаль и стиснув в ладони бусинки пищевых концентратов, я вскинула встревоженный взгляд на невозмутимого сына Тора.

Он едва заметно кивнул, бесцеремонно ухватил меня за запястье и куда-то потащил. Неприязненно морщась — ну, не люблю я ходить босиком! — я покорно плелась следом, не делая даже попыток привлечь к себе внимание погрузившегося в мысли абсолюта.

Что это было? Что значило такое странное поведение чёрного трибуна? Что вообще происходит?

Вопросы в панике толкались в голове, и я предчувствовала, что ответы мне не понравятся. Может быть, Императрица просто передумала, и меня решили убить? А поцелуй — это было так, утешение напоследок? Или, скорее, нечто вроде прощания. Мол, нам было хорошо вместе, но сейчас пора расстаться навсегда?

Придавленная происходящим, я даже не смотрела по сторонам. И очень удивилась, когда путь наш завершился не в холодной комнате с кафельными стенами, где меня в моих мыслях уже пару раз расстреляли, а в знакомом длинном ангаре с одинаковыми серебристыми запятыми. Что, опять куда-то лететь?! В прошлый раз всё закончилось печально.

Высказывать вслух собственные опасения я не стала; в лучшем случае меня просто проигнорируют. Этот человек, похоже, к окружающим прислушивался только тогда, когда ему это было удобно.

Поднявшись по совершенно примитивной лестнице (меня это и в прошлый раз удивило) в шлюзовую камеру, мы попали в типовой крошечный салон корабля. Здесь абсолют наконец выпустил мою руку, и я, не дожидаясь поощрительного пинка устроилась, в правом кресле и пристегнулась.

— Куда мы летим? — я всё-таки рискнула отвлечь по-прежнему погружённого в собственные мысли полубога, когда окончательно поверила, что убивать меня пока не собираются.

— Домой, — коротко ответил мужчина. Я поперхнулась воздухом, нервно вцепившись в свои немногочисленные вещи.

Как — домой? Вряд ли мы собирались лететь лично к сыну Тора в гости; надо думать, он имел в виду более глобальные понятия, то есть… В самом деле на Землю?!

Почему-то эта мысль вызвала у меня куда больше паники, чем радости. Во-первых, я опять с ужасом представила, на что стал похож мой мир, и окончательно расхотела с ним встречаться. Во-вторых, я подозревала, что встречи не будет: засунут в какой-нибудь сверхсекретный подземный бункер, и поминай как звали. Впрочем, это мало отличалось от моего прежнего бытия, но… На корабле я как-то уже привыкла. И люди там были неплохие, меня никто не обижал. Ну, почти никто; а главный обидчик никуда не делся.

— Происходит переброска сил, в последний момент выяснилось, что мы будем пролетать недалеко от Терры, — вдруг нашёл нужным пояснить мужчина, не отрывая взгляда и рук от панели управления. Пальцы его порхали неожиданно быстро и легко; каждый раз удивляюсь, как такой огромный человек может быть таким ловким. И только сейчас, разглядывая его лицо, я сообразила, что викинг где-то потерял свою татуировку с непроизносимым названием. Похоже, она восстановлению не подлежала.

Дальше я расспрашивать не рискнула; викинг напряжённо хмурился и шевелил губами, будто не то что-то вспоминал, не то считал. Потом к горлу на несколько мгновений подкатила невесомость, и я почувствовала, что приподнимаюсь над креслом.

Длилось это ощущение недолго, потом вес вернулся, уронив обратно в кресло (благо, невысоко), а по обзорному экрану рассыпались горсти звёзд. Широкой светлой полосой прямо поперёк экрана тянулся, надо полагать, Млечный Путь.

Ульвар что-то одобрительно хмыкнул себе под нос и продолжил тыкать в кнопки и сенсоры. В какой-то момент огоньки звёзд вдруг одновременно мигнули, вспыхнули ярче и исчезли.

— Удачно вышли, — разминая пальцы и морщась, мужчина откинулся на спинку кресла и расстегнул свои фиксирующие ремни. — Через четыре часа будем в своей системе. Зачем тебе это? — вдруг спросил он, рывком обернувшись ко мне вполоборота.

— Что? — озадаченно уточнила я, вздрогнув от неожиданности и стремительности движения. Проследив за его взглядом, обнаружила, что заинтересовали мужчину мои «чётки». — Это? — на всякий случай переспросила я. Он кивнул. — Не знаю, — с некоторым смущением ответила, пожав плечами. — Нервы. Надо что-то теребить в руках; не ногти же грызть.

Мужчина почему-то неодобрительно скривился, и, пока я пыталась понять, что ему так не понравилось в моих действиях — не могу же я ему мешать этим, правда? — в два движения расстегнул ремни на мне. А потом, не дав опомниться, легко подхватил и перенёс к себе на колени, устраивая верхом. Я от неожиданности даже не успела начать сопротивляться. А Ульвар с той же невозмутимостью, пользуясь излишне широким воротом рубашки, спустил рукав с моего плеча, обнажив одну грудь. После чего одна рука его скользнула вверх на шею, осторожно массируя её, а вторая — на бедро, под подол.

— Что ты делаешь? — не нашла ничего умнее спросить я, машинально поддёргивая лямку. Мужчина недовольно нахмурился, отвлёкся от моей ноги, и спустил плечо обратно.

— Нам долго лететь, я хочу провести это время с пользой, — спокойно пояснил он.

— Зачем тебе это? — пробормотала я, опять поправляя плечо.

— Что — это? — усмехнулся мужчина, разглядывая меня с почти гастрономическим интересом, вновь стаскивая рубашку.

— Ну… я. Зачем ты ко мне… со мной… — замялась я, пытаясь подобрать подходящее слово — не слишком пошлое, но отражающее суть. Это оказалось удивительно трудно, потому что никаким хорошим словом назвать действия мужчины я не могла: любовью тут явно даже близко не пахло. Простое удовлетворение потребностей.

Противоестественно, но у меня совершенно не было сил сопротивляться. Как бы ни вёл себя Ульвар, что бы ни говорил и ни делал, но стоило ему ко мне вот так прикоснуться, и тело мгновенно и совершенно однозначно отзывалось. А под напором гормонов и разум уже не очень возражал…

— Потому что мне это нравится. И потому что у меня есть такая возможность, — насмешливо ухмыльнулся он. Потом взгляд полубога построжел, а пальцы сомкнулись на моём запястье: я опять потянулась поправить плечо. — Не делай этого. Иначе я её просто разорву, и от космопорта ты будешь добираться не только босой, но и голой.