Истинная для суженого

Глава 27

Повисло тягостное молчание. Я перевела печальный взгляд с Тарена на розу и встала, собираясь уйти.

— Дара! Мне сложно говорить о своих воспоминаниях, — он тяжело вздохнул, — проговорить вслух означает вытащить их на поверхность. Давно забытые страхи оживают, превращаясь в слова. –Тарен потер шею рукой, медленно повертел головой, разминая ее. Обреченно откинулся в кресле, опустил расслабленные руки на подлокотники и запрокинул голову на спинку, прикрыв глаза, прошептал:

— Не уходи. Я доверяю тебе, Дара. Я знаю, что обещал рассказать, — он опять замолчал, приоткрыл веки и его взгляд блуждал по потолку, избегая смотреть на девушку. Сама мысль облечь в слова детскую боль, причиняла страдания. Стыд волнами подкатывал к горлу, смешивался с виной за прошлое, настоящее и даже будущее, за само свое существование.

«Чудовище!» — выстрелило в голове оскорбление, которое прошипел в его сторону отец в порыве неконтролируемой ярости. Перед глазами застыло его перекошенное лицо, раздутые ноздри, глубокая складка на лбу, широко распахнутые глаза, пронизывающие неприкрытой ненавистью. «Ты! Убил свою собаку… Ты! Убил. ЕЕ…» — повисло тихое в воздухе. Первый раз отец произнес обвинение в смерти матери вслух.

— Дара! Я убил свою собаку, когда мне было десять лет, –проговорил он на одном дыхании. Медленно выдохнул.

Я, наоборот, затаила дыхание, боясь перебить его, буквально ощущая его боль в воздухе, осознавая, какого мужества от него потребовали эти несколько слов. Я молча опустилась обратно в кресло. Главное сейчас— не давить. Если он приоткроет завесу своих настоящих чувств, а не привычного напускного цинизма, ему станет легче. А еще где-то внутри загорелся маленький теплый огонек— «он мне доверяет».

Я прислушивалась к его тяжелому дыханию. Тарен молчал, и, вдруг, плотину прорвало:

— Дара, я никогда не видел маму. Она умерла при родах.

«Ты! Убил. ЕЕ…», — слова отдавались эхом внутри.

— Моя сила медленно убивала ее, пока я был в утробе. Сорес пытался помочь. Он все испробовал. Проводил новые эксперименты. Моя темная сила поглощала ее энергию… При родах она была сильно ослаблена, и речь о ее жизни уже не стояла. Сорес сделал все возможное, чтобы спасти меня. Лучше бы я умер. Моя жизнь взамен ее! Но, об этом речи уже не шло. Все было предрешено, — он снова замолчал, переводя дыхание, и прикрыв глаза. Раньше он никому не изливал душу.

Перед глазами теперь плыли строчки рваного дрожащего почерка, ослабленного человека. Отец устроил обыск в его комнате и отнял письмо после смерти Грея –мысленно Тарен всегда называл свою собаку по имени, хотя она и прожила с ним короткие полтора месяца, он успел к ней крепко привязаться. Как много значила для маленького одинокого мальчика собака –его единственный лучший друг. А короткое мамино письмо он помнил наизусть.

«Тарен, я люблю тебя. Больше жизни. Не смей винить себя в моей смерти. Это мое решение. Я хочу, чтобы ты жил».

— Алые Розаринды, так похожие на ваши розы, –ее любимые цветы, — вдруг он продолжил говорить и с тоскливой нежностью посмотрел на кроваво— черные цветы.

Я проследила за его взглядом и уставилась на удивительно красивые черно— багряные розы. Я пыталась не дать воли слезам, шире моргать, подавить комок в горле.

— Мне было десять. Мы гуляли с Соресом в лесу, и я увидел бездомного облезлого щенка с переломанной лапой. Сорес всегда был добр ко мне. По— своему, он был для меня самым близким человеком и заменил мне, и отца, и маму. Он был моим наставником и учителем. Сорес уговорил отца разрешить мне оставить щенка. Вместе мы его выходили и вылечили, — еще одна тяжелая пауза.

— Дара, ты, наверное, уже догадалась, у меня произошла инициация, как говорит Сорес. Проснулась спрятанная сила. Сорес предполагает, что толчком послужили мои чувства. Тьма вышла наружу.

Тарен погрузился в воспоминания. Он отчетливо помнил, как закружилась голова, как темный туман плотной завесой окутал его, отрезая от внешнего мира. Он испугался за Грея, который на полном ходу мчался на странного человека с занесенным ножом в руках.

— Сначала Грей долго лаял, привлекая внимание, а потом внезапно появился незнакомый человек с ножом в руке. Я хотел защитить любимого щенка, хотел оттолкнуть этого странного человека, но я был далеко. А потом этот чертов туман и окрик Сореса, чтобы я остановился.

«Тарен, не сметь!» — крик, как пощечина отрезвил мальчика, чтобы в рассеявшейся дымке разглядеть два тела на земле: пришлого незнакомца и своей собаки. Он бросился к ней, захлебываясь рыданиями, упал на колени, но было поздно. Опять поздно.

— Они оба были мертвы. Что за человек это был, и что он делал у нас во дворе, не удалось выяснить.

— Отец… — голос Тарена сорвался, он слегка откашлялся, — отец не стал слушать Сореса по поводу необходимости системы длительных плавных тренировок и занятий медитациями для обучения контролю над даром, как он это называл. Отец решил воспользоваться, — повисла небольшая пауза, — другими методами для ускорения процесса.

Тарену вспомнились слова: «Чудовищные ситуации требуют радикальных мер. Ты или научишься контролировать свое проклятье, или… научишься его контролировать», — скривившись, сплюнул отец.

— Мы пошли на могилу к маме. Отец заставил меня выкопать куст алых розаринд, ее любимых цветов, которые были там посажены в день ее похорон и пересадить их в горшок. Горшок он отнес ко мне в комнату.

«Убей ее еще раз! Тебе не привыкать», — резануло по сердцу воспоминание, а вслух Тарен произнес:

— Я должен был контролировать силу, а цветок жить.

Я смотрела на взрослого мужчину, и видела маленького испуганного мальчика, не способного взять на себя всю возложенную на него ответственность. Мое сердце сжималось от боли.

— Во сне мы теряем контроль над многими вещами. Я боялся, что засну, а страшная тьма вырвется из меня и уничтожит мамины розаринды. Я не спал всю ночь. Днем я спрятался в заброшенном сарае и заснул. Отец вытащил меня за шкирку и запер в комнате. Вечером мне принесли еду и закрыли дверь.

Тарен снова переживал ту ночь, вспоминая, как он пытался изо всех сил держать глаза открытыми, как он обнимал горшок с цветами и плакал, и просил маму, чтобы она не умирала.

— Я задремал, — бросил он резко, словно обвиняя себя, — ненадолго, уже занимался рассвет. Меня вывел из дремы Сорес, который пришел рано утром поддержать меня, — Тарен опустил голову.

— Я думал, я убил ее, — было непонятно кого он имел ввиду –розаринду или маму.

Тарен зажмурился и вернулся мыслями в то злополучное утро. Не оправившись от потери собаки, он снова видел перед собой доказательство его чудовищной природы –погибающий цветок его матери. Он так сильно хотел, чтобы цветок жил! Зажмурился, сжал кулаки до крови, представляя в голове куст живым и цветущим.

Пришедший Сорес охнул в голос от удивления. Тарен осмелился взглянуть, и перед ним предстала живая и невредимая розалинда. Но, чуть прищурившись и изменив угол зрения, Тарен различил контуры умирающего растения под здоровой личиной. Неосознанно он научился делать иллюзии –мастерство подвластное избранным, обладающим огромной силой и знаниями. Конечно же, Сорес тоже, оправившись от удивления, смог различить подделку. Но Сорес молчал, он хотел пожалеть его. Только Тарену не нужна была жалость, он с замиранием сердца ждал прихода отца.

Отец зашел и уставился на цветок. Не владея мастерством иллюзий, он увидел, что с цветком все в порядке и заметно расслабился.

«Ненавижу, — истерично закричал Тарен, — эту розаринду, убери ее!». Тарен вернулся в настоящее и продолжил:

— Иллюзия спала через пару часов. Сорес забрал куст и заботился о нем. Я делал вид, что мне все равно, но, когда, как я думал, Сорес не видит, я украдкой приходил и подолгу сидел рядом с ним. Иногда я часами медитировал рядом, отрабатывая разработанные Соресом упражнения. И, знаешь, Дара, после ночи в моей комнате розаринда поменяла цвет. Она стала почти черной, сохранив лишь легкий кровавый оттенок.

— Тарен, это удивительно красивый цвет. Я вижу его, как алеющий черный. Он так на тебя похож.

— Мы теперь связаны. Как объяснил Сорес, во время моего нового бесконтрольного выплеска, спровоцированного сильным недосыпом, эта розаринда приобрела что-то вроде иммунитета к моей силе и стала способна меня чувствовать. И когда темнота берет верх в моей душе, она темнеет, становиться почти черной. Это мне знак остановиться и заняться медитациями, очищением сознания.

Тарен умолчал о том, что ему надо успеть пустить любовь в сердце, пока роза не погибла. Если он упустит момент, когда от его тьмы, не только начнут чернеть розы, но и погибать сам куст, если даст ему умереть, совершенная чернота поселится в его сердце уже навсегда. Роза удерживала его от того, чтобы не слететь с катушек и помогала контролировать темноту. Еще Тарен не счел нужным упомянуть, что перед его провалом в этот мир, цветы абсолютно почернели, и куст их сбросил все до одного, а сам начал медленно увядать.

Я восхищенно смотрела на волшебный цветок. Пышное цветение ярких карминно— черных цветов с рубиновыми прожилками было похоже на совершенство!

В коридоре послышался шум. Распахнулась дверь, и веселая толпа ввалилась в оранжерею. Возглавляла всех Мира. Она издала победный клич и укоризненно выпалила:

— Мы с ног сбились, ища вас повсюду.

Сзади послышались восхищенные вздохи Ивонны и Лины. Они завороженно озирались по сторонам. В довершение завалились три друга во главе с Борисом. Я почувствовала, что Борис изо всех сил старался казаться спокойным.

Он нарочито медленно проследовал к соседнему со мной креслу, протянул руку и сжал мою ладонь, посмотрел на Тарена, перевел взгляд обратно на меня. Другой рукой он достал из кармана бархатную коробочку и протянул мне.

— Малыш, — в его интонации промелькнули виноватые нотки, — ты не заметила мой подарок?

— Я уже посадила розы, — натянуто улыбнулась я, — спасибо.

Мне было неловко. Я, действительно, забыла про эту коробочку.

— О, ты опять за свое, — проронил Борис, потом спохватился и сменил тон: — Всем девушкам нравятся розы, но еще больше им нравятся бриллианты! –просиял Борис, раскрывая коробочку.

На подушечке был комплект сережек, в точности подходящий к обручальному кольцу: два огромных камня, немногим уступающие размерами бриллианту на кольце.

Я вспомнила примерные подсчеты стоимости кольца Мирой и мне стало нехорошо.

— Борис, надеюсь их можно вернуть, — сглотнула я.

Вокруг нас столпились друзья. Ближе всех стояла Мира. Она подхватила коробочку и поднесла повыше к глазам, с замиранием взирая на ювелирные изделия.

— Ты заслужила! –воскликнул Борис, — По результатам последнего обследования мне выписали двойную премию.

Он снова взял меня за руку и поглаживал ее подушечкой большого пальца.

— И подвергли дальнейшим издевательствам твой энергетический фон, — перебил его Тарен.

Борис поперхнулся. Я не особенно разбиралась в потоках, составляющих оболочку тела, но посмотрела на наши руки и затаила дыхание. Вокруг моей кисти кружились маленькие ниточки шакти. Они вытягивались из пространства, сочились из моей кисти и маленькими завихрениями устремлялись по руке Бориса, немедленно исчезали, соприкасаясь с его телом.