Гавань

Я нахожу его без рубашки, раскрасневшимся от жары и мокрым по пояс, потому что он только что окатил себя водой из дождевой бочки, чтобы охладиться.

Надо признать, то, как вода стекает по волосам на его груди и рельефным мышцам, весьма сильно отвлекает, но это слишком важно, чтобы позволить себе переключиться на что-то столь поверхностное. Я снова поднимаю глаза к его лицу и говорю:

— Эй, нам нужно поговорить.

Джексон трясет головой, расплескивая капли воды, и быстро вытирает лицо руками.

— Что случилось?

— Молли не становится лучше.

— Я знаю. Мне это нравится не больше, чем тебе, но мы больше ничего не можем поделать.

— Мы можем попытаться найти для нее какие-нибудь антибиотики.

Джексон не возражает сразу. Он с минуту пристально смотрит мне в лицо, как будто думает, переваривает или решает, что сказать.

— Мы не знаем, где найти антибиотики. Мы прочесали все возможные источники в окрестностях, а все остальное — чепуха.

— Мак — парень из сети, который вчера оставил записку — рассказал об одном районе на востоке Кентукки, который еще не был полностью разграблен.

Джексон хмурится, протягивая руку, чтобы взять сложенную записку, которую я ему протягиваю. Я вижу, как его карие глаза пробегают по каждой строчке, пока он читает. Этим утром на солнце они выглядят почти зелеными, хотя обычно кажутся более серыми.

Когда он заканчивает читать и продолжает пялиться в бумажку, я говорю:

— Видишь? Он утверждает, что регион пострадал от очень сильных землетрясений, и поэтому большинство людей быстро оттуда выбрались. И поблизости нет больших городов, так что этот район никогда не подвергался нападениям стада. Возможно, мы сумеем найти там антибиотики. И кучу других вещей, которые нам нужны. Вероятно, мы могли бы добраться туда и вернуться обратно за два дня.

Джексон вдыхает, а затем медленно выпускает воздух. Он прикусывает нижнюю губу, и мое сердце замирает в груди.

— Ты ведешь себя так, будто двухдневная поездка — это ерунда, но у нас будет только 50 % шанс вернуться оттуда живыми. Все, что у нас есть — это слова какого-то случайного незнакомца. Ты действительно хочешь рисковать нашими жизнями ради этого?

— Ради Молли, — мой голос срывается, и мне приходится прочистить горло. — И я ему верю. У нас нет причин этого не делать. Он оставил нам тайленол, в котором мы нуждались.

— Любой антибиотик, который мы найдем, устарел на пять лет. Это может даже не сработать.

— Большая часть лекарств, которые мы находим, все еще работает. Ты знаешь, что большинство этих дат истечения срока годности указывались наобум. Я думаю, мы должны это сделать. Думаю, это стоит того, чтобы рискнуть. Она умрет через несколько недель, если мы ничего не предпримем, Джексон. Ты же знаешь, что это так.

— Я знаю, — выдавливает он, и его челюсти впервые напрягаются. — Ты думаешь, я хочу, чтобы она умерла? Из-за нескольких гребаных порезов на ноге? Но как это поможет, если еще двое или трое из нас погибнут, пытаясь спасти ее?

— Я не думаю, что мы умрем. В последнее время здесь было довольно тихо. Не проезжало никого плохого после того стада в прошлом году, направлявшегося в Форт-Нокс.

Раньше стада были самой большой угрозой в мире — орды жестоких людей, которые уничтожали каждую пройденную ими милю — но теперь они распадаются. Стадо, напавшее на Форт-Нокс, распалось на десятки более мелких стад, которые называют себя Волчьими Стаями. В основном они перебрались на запад, в центр страны, куда мигрировало большинство людей и ресурсов, но в этом регионе все еще есть несколько групп, которые всегда ищут неприятностей.

— Стада — это всего лишь один из чертовски большого количества враждебных факторов, — говорит Джексон. — Приуменьшение угрозы не заставит меня согласиться.

Теперь я раздражена. Расстроена при мысли о Молли и о том, насколько мы беспомощны перед инфекцией, которая убивает ее. И злюсь на Джексона за то, что он удерживает меня от того, что, по моему мнению, нам нужно сделать.

— Я не приуменьшаю, — холодно говорю я. — Я знаю, что это опасно. Но я не думаю, что это самоубийственная миссия. Мы должны взвесить риски и затраты. Я думаю, это стоит того, чтобы рискнуть.

Джексон задумывается на минуту, стоя неподвижно, уперев в бок руку, сжатую в кулак. Он дышит часто и тяжело. Я знаю его так же хорошо, как и кто-либо другой, но я действительно понятия не имею, что он собирается сказать, когда наконец заговорит.

— А как насчет того маленького магазинчика в Честере?

— А что с ним? Ты сказал, что слишком опасно пытаться разбирать завалы.

Пару лет назад мы наткнулись на старую местную аптеку, которая выглядела так, словно ее переехал грузовик. Все здание обрушилось, и большая часть товаров была разграблена. Но часть аптечного отделения оказалась погребена под завалами. Возможно, под обрушившейся секцией здания все еще хранились не растащенные лекарства, но мы не смогли безопасно добраться до них, поэтому просто взяли то немногое, что получилось, и двинулись дальше.

Я действительно забыла об этом. Мое сердце учащенно бьется, когда я думаю о возможностях.

— Это опасно, — говорит Джексон. — Но это безопаснее, чем долгое путешествие. Мы могли бы добраться туда за пару часов и проделать большую часть пути по бездорожью. Что, если мы попробуем? Я не хочу рисковать больше чем одним транспортным средством, но я могу отправить Мигеля и Бретта на одном из квадроциклов.

Я качаю головой.

— Мне тоже нужно будет поехать. Даже если они смогут добраться до этой части аптеки, они понятия не имеют, какие лекарства являются нужными нам антибиотиками.

Нет никакой гарантии, что даже я буду знать, но у моих родителей сохранилось несколько медицинских справочников, и я потратила последние несколько лет на их изучение, так что есть хороший шанс, что я узнаю названия большинства распространенных антибиотиков.

— Черт возьми, — бормочет Джексон. — А ты не можешь написать им список, чтобы они сопоставили названия?

— Ты хоть представляешь, сколько на свете существует антибиотиков?

Он издает рычащий звук и с минуту смотрит в одну точку в воздухе.

— Я достаточно сильная, чтобы помочь с разбором завалов. Мы с Мигелем справимся.

Он по-прежнему не отвечает. Я чувствую, как от него исходит напряжение.

— Молли это нужно. И это должно быть мое решение. Я несу ответственность за здоровье здешних людей.

— А я несу ответственность за твою безопасность, — его голос низкий и грубый, и Джексон подходит ко мне так, что оказывается всего в нескольких дюймах. — Но ладно. Вы с Мигелем можете поехать. Но перед отъездом он получит множество инструкций о том, на какой риск ему позволено пойти, чтобы проникнуть под завалы.

Я вздыхаю с облегчением, проигнорировав последний комментарий. Я не беспокоюсь об этом. Мигель, может, и правая рука Джексона, но я уверена, что смогу уговорить его сделать то, что мне от него нужно. В конце концов, Мигель — один из изначальных подростков. Он тоже любит Молли.

— Скажи Мигелю, что мы уедем после обеда, — говорю я, поворачиваясь, чтобы уйти. — Мы легко смотаемся туда и обратно до наступления темноты.

***

После обеда я направляюсь в гараж и испытываю шок, когда вижу, как Джексон загружает рюкзак в багажное отделение одного из двух наших работающих квадроциклов. На нем серые брюки-карго и черная футболка, а все его дополнительное оружие убрано в кобуру.

— Где Мигель? — спрашиваю я, подходя ближе.

— Сегодня утром он подвернул лодыжку во время патрулирования, так что не может поехать.

— Тогда я могу отправиться с Бреттом, или Хэмом, или еще с кем-нибудь.

Джексон качает головой.

— Ты думаешь, я доверю им твою защиту? Мигель — единственный, кого тебе не удастся уломать на какую-нибудь глупость. Поскольку он не может поехать, тебе придется отправляться со мной, если только ты не передумала.

— Я не передумала.

— Тогда мне жаль разочаровывать тебя, котенок, но ты поедешь со мной.

Он не в первый раз называет меня котенком, и это вовсе не ласковое обращение. Я точно знаю, что он имеет в виду. Слегка насмешливо. Впервые он использовал это прозвище, когда мне было шестнадцать, и я разозлилась на него. Милый маленький пушистый комочек, который довольно забавно выпускает свои коготки.

Я уговариваю себя не показывать Джексону, что злюсь, и вместо этого холодно смотрю на него прищуренными глазами.

— Отлично. Мне не очень-то важно, кто поедет со мной. Но если ты идешь, то, пожалуйста, держи подобные манеры при себе.

Правда в том, что мне не все равно, кто поедет со мной. И теперь, когда это Джексон, поездка не вызывает такого восторга. Мое сердцебиение участилось, а руки немного дрожат, пока я жду, когда Джексон проверит бензин, усядется на сиденье и пристегнет свою винтовку.

Он бросает взгляд на меня.

— Шевели своей маленькой задницей.

Я сажусь позади него, вынужденно прижимаясь к его спине. Мне приходится обхватить его руками за талию. Мое лицо на мгновение зарывается в его рубашку, и меня окружает его знакомый, землистый запах.

Выпрямляясь, я говорю ему:

— Помни, что я сказала о твоих манерах.

Джексон заводит квадроцикл.

— Помни, что я сказал о твоей заднице.

***

Мой мозг сегодня работает не очень быстро. Или, может быть, я настолько привыкла к грубым замечаниям Джексона, что смысл его слов доходит до меня по-настоящему, только когда мы выезжаем с фермы и проезжаем около десяти минут по грунтовой дороге к тропе, которой мы всегда пользуемся, когда путешествуем на запад.

«Помни, что я сказал о твоей заднице».

По какой-то причине воспоминание о том, что он это сказал, и о том, как он это сказал, пробуждает мое давно дремлющее чувство юмора. Я подавляю смешок. Затем еще один.

— Что у тебя там происходит сзади? — требовательно спрашивает Джексон.

Я ерзаю, поудобнее обхватывая его талию. Сейчас он едет не так быстро, но ветер бросает мне в лицо свободные пряди волос, которые выбились из моего конского хвоста.

— Ничего.

Его раздраженный тон заставляет меня рассмеяться еще сильнее. На этот раз я не могу сдержаться. Я прижимаюсь к нему, пытаясь сдержать смех.

— Что за черт? У тебя там что, приступ астмы? — Джексон притормаживает и оглядывается через плечо.

— Нет. Просто подумала кое о чем забавном.

— О чем? — он снова поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Наши лица всего в нескольких дюймах друг от друга.

— Да ничего, — повторяю я снова. — Просто мои мысли, — я крепче обнимаю его, пока не осознаю, что делаю. Тогда мне приходится целенаправленно ослабить свою хватку. Я отворачиваю голову, чтобы он не видел, как я смеюсь.

Джексону бы понравилось, если бы он знал, что его остроумное замечание заставило меня захихикать. Он воспринял бы это как самодовольную победу. Нет смысла давать ему такое удовлетворение.

***

Поездка в Честер проходит по лесам и холмам, вдоль старой пешеходной тропы, которой мы любим пользоваться, потому что она позволяет избежать всех городов и большинства попутчиков. Наша поездка проходит без происшествий. Мы останавливаемся один раз, чтобы Джексон мог убрать с нашего пути упавшую ветку, и я писаю за деревом и делаю несколько глотков воды, пока мы стоим. Но в остальном вторая половина дня проходит без происшествий, и мы добираемся до дороги в Честер, больше никого не встретив.