Снег

18 глава

Впервые в жизни я почувствовала, что не хочу быть егерем. Только не сейчас. Не быть здесь и никогда не переступать порог этого зала. Я могла замерзнуть сотни раз. Могла заблудиться в снежной буре. Меня могла порвать озверевшая от голода стая или высосать сосульки. Я могла провалиться под лед или не заметить каверну. Но ничего из этого не произошло, и вот я здесь. Я все время была на грани между жизнью и смертью, и я не считала, что так не должно быть. Это моя жизнь - идти по кромке хрупкого льда, пробиваться через сугробы, переставлять ноги даже когда кажется, что от холода замерзают кости и становятся хрупкими. Ты не чувствуешь собственного тела и почти не управляешь им. И как оказалось, я была всего лишь на пороге этого зала. Самое страшное ждало меня не там, а здесь.

- Их так мало... - он дошел до первого ряда.

Мне приходилось бояться, я знаю, что такое страх. Страшно не выполнить то, что от тебя ожидают, не оправдать возложенных на тебя надежд. Страшно оказаться в безвыходном положении. Наше тело, несмотря на все тренировки и подготовку - хрупкое, слишком хрупкое. И очень страшно, что однажды ты попадешь в ловушку, и тебе не хватит сил выбраться, чтобы продолжить то, что ты должна делать.

- Они опровергают все, что мы считали своими достижениями, - он медленно шел вдоль ряда егерей, смотрящих прямо перед собой.

Иногда егеря доживали до таких лет, что становились непригодными для дальнейшей службы. Страшно стать бесполезной. Однажды прийти в казарму и больше не получить ни одного назначения. Никчемная и слишком слабая, чтобы тебе позволили просто выйти в последний раз, для того, чтобы ты могла умереть на снегу. Вместо этого нас отправляют работать на фабрике. Но долго егеря там не живут. Работа не сложная, и они полностью обеспечены всем необходимым. Но монотонная и не тяжелая работа убивает нас еще быстрее.

- Нет ничего сильнее человека. А в данном случае этих девушек, - хотя он шел очень медленно, но уже дошел до того квадрата, в котором я стояла.

- Как часто они совершают свои... перемещения? - он остановился и обернулся к ожидающим.

Еще два человека, и он дойдет до девушки, что стоит передо мной. Мне показалось, что все мои мышцы закаменели, так я боялась пошевелиться и привлечь его внимание. Глаза жгло, я забыла, что нужно моргать, до красных кругов перед глазами вглядываясь в точку перед собой.

- "Выходят на маршрут", - ответил министр. - Они так это называют.

- Так как часто?

- Вы можете сами посмотреть.

Одна из наставниц подошла к принцу и протянула короткий цилиндрик подсветки.

- Иванова - досмотр счетчика, - скомандовала она.

Егерь, перед которым стояла она и принц, перехватила одной рукой и опустила арбалет к ноге, затем повернула освободившуюся руку запястьем вверх. Наставница щелкнула фонариком и расстегнула манжет на руке девушки. Внешне там ничего не было. Но в определенном спектре видны знаки, обозначающие сколько раз этот егерь преодолевала маршрут. Наставница ничего не говорила, разобраться помог министр. Он подошел и забрал у старшей фонарик, она тут же вернулась на свое место, а он стал объяснять значение нанесенного рисунка.

Наставники не были егерями. Ни одна из них. Они проходили обучение только как юнкера и числились ими не более шести первых лет. Потом их переводили в специальный сектор, где они воспитывались до того, как стать старшими наставниками. Почему так делали, мы не знали. Но нам говорили, что наставники очень редко появляются, из-за своих особенностей их было очень мало. Они выходили с нами на обучении на занятия и хорошо переносили внешнюю среду, но по маршрутам они никогда не ходили и жили только в тех куполах, где родились.

- Эмблема службы ставится сразу. Круг значит, что обучение пройдено полностью, - объяснял министр.

- Что это за полосы?

- Это самое интересное, - он наслаждался по-настоящему. - Это за выходы на маршрут.

- Раз, два, три... то есть эта девушка выходила на поверхность три раза?

Министр выдержал эффектную паузу:

- Нет. Полосу егерь получает не за один выход.

- Сколько же?

- Десять.

- Тридцать раз?!

- А может быть больше, - министр говорил с таким превосходством в голосе, будто сам совершал эти выходы.

В нас никак не отзывались его смешные потуги потешить свое самолюбие. Нам некогда думать о таких вещах. Спесь нам чужда. Чувства только мешают и никак не помогают в выполнении наших задач.

- Эта... маркировка - обязательна?

Министр выключил фонарик и, кажется, собрался вернуться к ожидавшему королю и его свите, увлекая за сбой принца.

От стука своего сердца я почти не слышала, что он говорил.

Уходи!

Не подходи сюда!

Не смотри на меня!

Но он вернулся.

Его заинтересовали арбалеты, которые мы держали. Кажется, он об этом спросил у министра, и тот продолжил многословно объяснять. Наверное, этому "министру" (знать бы еще, что это значит) не с кем было обсуждать эти темы, а он очень интересовался вопросами нашей службы. Он много знал о нас. И его знания по большей части были точны.

В это же время наставница скомандовала:

- Вандерсен, досмотр оружия, - девушка, что стояла передо мной, шагнула вперед.

Я помедлила на долю секунды и тоже шагнула.

Моё тело, казалось, само среагировало, подчинившись многолетней привычке. Иначе боюсь, я не смогла бы сдвинуться с места. Пока разум пребывал в панике, тело четко, строго по правилам, выполняло давным-давно отработанные действия.

Сделав еще один шаг вперед, девушка сделала следующий шаг в сторону, освобождая мне дорогу.

Я прошла вперед на пять шагов и остановилась. Достала и пристегнула тетиву. Открыла зарядник на ложе. Арбалет положила на согнутые в локтях руки, развернутые запястьями вверх, как на полке.

Министр с принцем успели отойти и сейчас по дуге возвращались к тому месту, где я остановилась.

Ему осталось дойти три шага.

Он слушал то, что говорил ему министр, и рассеяно смотрела на моё оружие. Сердце грохотало, и я почувствовала, как руки задрожали. Хорошо, что все далеко находились, и никто из наставников и егерей не мог этого видеть. Я сжала кулаки так, что почувствовала, как мои обрезанные почти под самый корень ногти впиваются в кожу.

Два шага.

Наверное, сейчас моё лицо просто пылает, под шлемом было даже горячо. Я не смела оторвать взгляд, от точки перед собой. И ничего там не видела. Потому что периферическим зрением, наблюдала за тем, как он приближается. Неумолимо. Неизбежно.

Один шаг.

- ...как видите, вот сюда. Хотя они стреляют и просто подходящими по размеру кусочками льда.

Голос министра журчал где-то на границе моего сознания. Я, то теряла, то снова понимала смысл того, что он говорил.

Он остановился прямо передо мной. Смотрел все так же на арбалет и неожиданно обратился ко мне:

- Им сложно управлять?

И он поднял глаза на меня.

Мне показалось, что я на мгновение потеряла сознание.

Его глаза оказались как раз на той линии, по которой я смотрела вперед.

А может быть, я себя обманываю, и мои глаза сами собой нашли его взгляд?

Он молчал и, наверное, не узнал меня, ожидая ответа на вопрос, который я едва ли услышала.

Пожалуйста, пожалуйста, пусть он меня не узнает!

Сердце пульсировало, стучало в ушах.

Больше рассчитывать мне было не на что. Одна крошечная надежда.

И вдруг лицо его побледнело.

Глаза в изумлении стали раскрываться шире.

Я не шевелилась. Ни единым мускулом не могла управлять. Превратившись в живую статую. Иначе я бы упала сейчас.

- Ваше высочество? - министр встревожено посмотрел на принца и протянул руку, чтобы поддержать его.

Но он отвел протянутую руку и вдруг пошатнулся, отступив на шаг назад.

- Что случилось? - я услышала голос короля.

- Кажется, его высочество плохо себя чувствует, - ответил министр.

- Кайс, ты в порядке?

Он молчал несколько секунд, не отрывая от меня взгляда.

- Да, отец.

Сейчас я была очень благодарна за все те тренировки, что мне пришлось пройти. За все те года, что были потрачены на то, чтобы моё тело мгновенно реагировало на команды. Я плохо помню, что происходило в следующие несколько минут. Только знаю, что всю процедуру досмотра вооружения я прошла от и до. Чтобы не думать о том, что на самом деле сейчас происходит, я мысленно повторяла порядок действий. После внешней проверки большого арбалета его следовало упаковать. Отстегнуть тетиву, сложить все части таким образом, чтобы он превратился в брусок примерно в локоть длиной, и его уже убрать в кобуру, пристегнутую ниже бедра на правой ноге. Дальше по порядку осматривали малый арбалет, он стрелял иглами и крепился к левой руке. Потом нож из-за голенища правого сапога. Кошки в перчатках. Нас учили защищать себя всеми доступными способами. Не так важно, чем ударить, главное - знать, когда и куда.

Все это бред. Я сама себя обманывала. Никакая инструкция, строчку из которой я повторяла уже в четвёртый или пятый раз, все время, спотыкаясь на одном и том же слове, не могла меня отвлечь от крошечной жилки, что билась на его виске. Хорошо, что он молчал все это время. Я, наверное, не смогла бы закончить, если бы он хотя бы одно слово сказал сейчас. Когда я закончила и остановилась, ожидая команды, его губы задвигались. 

Он беззвучно произнёс моё имя. У меня внутри все сжалось. Я почувствовала, что задыхаюсь. Его лицо было таким застывшим, а глаза... Я принесла ему все то несчастье, что в них было. Не нужно было ему знать о том, кто я. Да и мне не нужно было встречать его никогда. Это все моя вина. Только я виновата. Если бы не я, его сердце сейчас не рвалось бы на куски.

Как разворачивалась и шла на своё место в строю? Кажется, я все-таки пошатнулась. У девушки, что стояла перед моим местом, едва заметно дрогнул палец на ложе арбалета. Значит, она заметила. Она шагнула мне навстречу и отошла в сторону. Я вернулась в строй и замерла. В который раз за сегодня я пожалела, что дожила до этого дня? Я уже сбилась со счёта. Я почувствовала, как по щеке скатилось что-то горячее, и капля упала на руку, вцепившуюся в ложе арбалета. Горло сжалось, глаза жгло и то, что я видела, поплыло, подернувшись радужной дымкой. Я позволила себе закрыть глаза. На три, может быть четыре секунды позволила себе не смотреть вокруг и загнала слёзы обратно. Приказала самой себе не плакать. Егерь не плачет. Никогда.

Я уже не помню, сколько мы ещё стояли там, кто и о чем говорил. Только его голос я ни могла себя заставить не слушать. Впрочем, он говорил немного. Мне кажется, прошло не очень много времени, и дверь за ними закрылась. В зале остались только мы и наставники. Вот и все. Все тайны раскрыты и точки расставлены. Команда на перестроение и выход получена. Теперь дойти до перемещателя. Потом добраться до казармы. Не сбиваться с общего ритма. Выполнять команды чётко и без заметных задержек. Ставить перед собой такие маленькие и понятные цели так просто. И если сосредоточиться на них, кажется, совсем не болит ничего и не ноет внутри. Хотя, наверное, это было больше похоже на то, что я сижу и смотрю на крошечный огонёк, и только на него. И стараюсь поверить, что того тёмного и огромного, что окружает меня - нет. Притворяться и делать вид, было так глупо и неразумно, но я нуждалась в передышке. Иначе не хватило бы сил сохранить хотя бы крошечный осколок сердца живым.