Ты — Моя Любовь

Феликс долго молчал. Будто решал, делиться с ней важной информацией или нет.

— Мама готовила. Когда маленьким был. Хорошее воспоминание, ― объяснил Феликс.

— А шрам на щеке откуда? ― спросила Лика.

— Это плохое воспоминание.

Больше ничего не добавив, Феликс принялся за завтрак. Готовил он, кстати, неплохо. Лика с удовольствием уминала яичницу, видимо, сказались дни, когда кусок в горло не лез. Сейчас же организм брал свое.

— Балет, значит… ― вдруг произнес Феликс.

— Да, но это было в прошлой жизни, ― с горечью хмыкнула Лика.

— Я хочу посмотреть, ― заявил он.

— Сходи в театр оперы и балета. Там вроде бы “Щелкунчик” сейчас идет.

— Нет. Я на тебя хочу посмотреть, ― уточнил Феликс.

— Вчера, значит, не нагляделся? ― вопросительно подняв одну бровь, Лика цинично ухмыльнулась и потянулась, чтобы его поцеловать.

— Лика… ― остановил ее Феликс. — Я хочу посмотреть. Что последнее танцевала?

— Стриптиз у тебя на коленях, забыл? Неужели настолько незапоминающимся танец был? ― нарочно пытаясь оставаться серьезной, спросила Лика, пересаживаясь к нему на колени. ― Может, стоит повторить, раз с первого раза не удалось тебя впечатлить? ― Лика провела пальцем по его щеке, намеренно заигрывая с ним.

— Я серьезно … ― ответил Феликс, убирая ее руку с лица.

— И я серьезно.

— Лика, последнее что было? ― спросил Феликс, вновь поцеловав ее руку.

То, с каким благоговейным трепетом он касался губами ее ладони, действовало на Лику каким-то магическим образом. Ее убийственные попытки флирта во избежание неприятной для нее темы с треском провалились, оставляя место только для неподдельной искренности. И именно с этим мужчиной. Его отношение к ней срывало с нее маску раскованной роковой красотки, обнажая в ней другую личность, давно забытую Ликой: обычную женщину. Настоящую. Ту, которую в себе ото всех прятала. Ту, которую даже не смела выпускать на волю.

— “Жизель”, ― тихо прошептала Лика.

— Значит, будет это.

— Феликс, я уже лет сто не танцевала. Я уже все забыла. Даже как на пуанты стать, не помню, ― рассмеялась Лика.

— Ты станцуешь, ― заявил он.

— Да у меня и пуантов нет. И для этого тренировки нужны. Нет, я не могу, ― Лика затрясла головой и попыталась встать с его колен.

Станцевать партию “Жизель”? Ему? Да он сумасшедший! Во-первых, она уже ничего не помнит. Во-вторых… нет! Снова вернуться к болезненным воспоминаниям? Лике не хотелось. Да и зачем? Это все в прошлом. Зачем ворошить то, что давно кануло в Лету?

— Я сказал, ты станцуешь, ― сказал Феликс, не давая ей отодвинуться от него и вновь закрыться.

Феликс привез ей балетный станок и пуанты, еще и специальную одежду для тренировок. Даже установил ей в отдельной комнате несколько больших зеркал, чтобы ей было удобнее заниматься. Никакие вполне логичные аргументы не возымели на упрямого и твердолобого мужчину никакого эффекта. Лика злилась на Феликса со страшной силой! Вот он так решил, и чтоб разразился гром, а все должны неукоснительно исполнить его указания! Неоднократно слышала, как он разговаривал с кем-то по телефону, раздавая приказы. Всегда тихим тоном, не терпящим возражений! Сущий диктатор!

Лике ничего не оставалось делать, как приступить к ежедневным репетициям. Даже с учетом ее физической подготовки, это было нелегко. Лика давно потеряла балетную форму. Она погрузнела. Чтобы танцевать стриптиз, ей пришлось набрать мышечную массу, ведь известная истина гласит: мужики не собаки, на кости не бросаются. Каждому хочется лапать аппетитную задницу, а не плоскую жердь. А в балете нужна легкость, грация, воздушность. То, что теперь напрочь отсутствовало у Лики. Более того, выворот ноги уже не тот. Ей пришлось переучиваться, чтобы танцы на пилоне ничем не напоминали балетные па. Все надо было начинать заново. Даже подолгу стоять на пуантах. Еще и вспоминать хореографию партии. Что и зачем следует.

Жизель, юная доверчивая девушка, умирает во время празднеств, узнав, что ее возлюбленный женится на другой и никогда не сможет сдержать свое обещание. Умирая, Жизель повторяет свой предрассветный танец начала первого акта. Тогда она еще не знала о предательстве любимого. Во втором акте Жизель также должна танцевать, заманивая в любовные сети мужчин.

Насколько помнит Лика, Жизель постоянно парит в воздухе или стоит на пуантах. В первом действии балета она бегает, летает, прыгает по сцене подобно влюбленной газели. А во втором действии под ее ногами больше нет земли, больше нет точки опоры! Она пронзает воздух, словно ласточка, она качается на тростнике, она склоняется с верхних ветвей деревьев, без преувеличения, чтобы бросать цветы обманувшему ее возлюбленному. Она уже не принадлежит миру живых. Жизель стала одной из виллис: чувственных и соблазнительных существ, основное занятие которых — обольщение.

Юные невесты, умершие до свадьбы, не насладившись любовью мужчин, воплощают свои эротические желания в безумном вихре пляски, заставляя танцевать несчастных до изнеможения и смерти. Мужчины, лишившие юных дев плотских наслаждений, осуждены на смерть в жестоких объятиях любовного танца.

Земная сущность виллис в плане хореографии передается арабесками, плие и небольшими прыжками, которые, вместо того чтобы передать их легкость и воздушность, наоборот, подчеркивают их стремление броситься в бездну. Земная сущность Жизели передается большими и маленькими прыжками, повторяющимися быстрыми, яркими и чувственными grands jetés и entrechats.

Во втором акте виллисы и Жизель постоянно, почти навязчиво используют арабески, которые наряду с апломбом подчеркивают полет. Виллисы, таким образом, находятся между миром живых и мертвых, между бытием и небытием, между реальностью и вымыслом. Как и сама Лика теперь. Сейчас ей впору танцевать не Жизель, а одну из виллис, а в волосы вплести веточку розмарина, который традиционно символизирует наслаждение и смерть. В конце спектакля, на заре, Жизель будет поглощена землей, ее могилу вновь покроют цветы и трава. А что же будет дальше с ней, с Ликой?

Уже больше недели Лика воевала сама с собой. Тренировала grand fouetté, grands jetés и entrechats, а также арабески и апломбом до остервенения. Пальцы ног давно стерла в кровь с непривычки. Обматывала их лейкопластырем и возвращалась к тренировкам. По памяти восстанавливала последовательность в хореографии. Тренировалась у балетного станка с утра до позднего вечера. Феликс постоянно куда-то уезжал, надолго оставляя ее в уединении. Свободного времени было много. В какой-то момент ловила себя на мысли, что ей бы впору бросить все это неблагодарное занятие и послать молчаливого несносного мужчину куда подальше. Только вот… Лика не могла. По какой-то необъяснимой причине она не могла ему отказать. Стало отчего-то жизненно необходимым выполнить его просьбу. Если бы кто-то спросил ее, а с какой стати ей сейчас сдались такие тяжелые многочасовые тренировки, Лика бы сходу ответила: Феликс хочет посмотреть. Отчего-то стало важным дать ему именно то, что он просил.

В один из вечеров, после очередной тренировки выйдя из душа, Лика заново бинтовала свои окровавленные пальцы ног. Зашедший в спальню Феликс без единого слова и приветствия прошел в комнату и сел на кровать. Долго смотрел за тем, как она обматывает пальцы. Лика даже не взглянула на него, была полностью увлеченная процессом.

— Злишься? ― спросил он, улыбаясь. Она бросила на него хмурый взгляд.

— Что ты! Я не злюсь, я тебя тихо ненавижу! ― буркнула Лика.

Феликс засмеялся. Совсем негромко, настороженно. Однако, с вероятностью в тысячу процентов, она только что услышала его грудной смех.

— Забавляешься? ― поинтересовалась недовольная Лика.

— Нет.

— Зачем тебе это нужно? ― спросила его Лика, не поверив ему ни на грамм.

— Не мне. Тебе нужно. А мне просто любопытно.

— Мне это не нужно, ― фыркнула Лика на его заявление.

— Тем не менее, ты станцуешь.

— Еще бы! Куда я денусь! Если не станцую, меня ждет кара небесная, чье оружие ― острый кинжал, ― злорадствовала Лика, взглядом указав на стальной нож у него за пазухой. Феликс уже откровенно над ней посмеивался.

— Иди ко мне.

От его простого тона весь ее боевой запас гнева моментально испарился. Лика послушно поднялась на ноги и побрела к нему. Феликс притянул ее, усадив к себе на колени, и вдохнул цветочный запах ее волос. Блаженно заулыбался. Лика осторожно подняла руку и провела пальчиком по старому шраму на левой щеке, а потом прильнула губами сначала к одному его глазу, затем к другому. Теперь настала ее очередь изучать его, знакомиться. Покрывала его лицо нежными чувственными поцелуями, прошлась губами по всей длине блеклого шрама, одновременно поглаживая его сильные плечи.

— Лика, это, конечно, очень приятно, ― хрипло прошептал Феликс, ― но ты все равно станцуешь.

— Заткнись, ― рассмеялась ему в губы Лика, стаскивая с него одежду и укладывая его полностью на кровать.

Уже ночью, лежа с ним в обнимку и дождавшись, пока Феликс уснет, Лика осторожно и тихонечко, чтобы он, не дай Бог, не услышал, прошептала:

— Мне хорошо с тобой, Феликс…