Крестики # нолики

# 31

Тимур Ветров

— Как твой брат? — быстро нашелся я, пытаясь реабилитироваться после двусмысленной фразы брошенной так неосмотрительно. Откидываюсь на спинку дивана и смотрю на нее. Красивая. С карими глазами невероятного кофейного оттенка, чистой кожей и замечательными чуть полными губами в том самом изгибе, к которому хочется прикоснуться, надавить, проверить их живую теплую упругость.

Смаргиваю наваждение и обречённо улыбаюсь. София нервно касается своих волос, убрав их за ухо и тут же прячет тонкое запястье, которое я обжог взглядом.

— Когда я увидела Алекса, — сжала губы чуть помолчав,— думала.., считала, что в этом замешан ты..

Теперь на меня смотрят, будто ждут, что сейчас я скажу волшебную фразу. Беда в том, что нет у меня этой фразы, не придумал пока, только дернуть подбородком получается:

— Серьезно?

— Лебедева у меня в коридоре и избитый Алекс...Что я должна была подумать?

Реальность, злобная стерва, подсовывает под нос кукиш, даже не сдобренный маслом, и издевательски хохочет в лицо. В самом деле.. сценка с картин Леонардо "Тайная вечеря.." Единственный раз когда я ослабил поводок... питомец сбежал. Непростительная оплошность.

— Лебедева? — как тупица переспрашиваю я, и кривлюсь -- и ладонь неожиданно обжигает резкой болью.

Нестерова бросает на меня недоуменный взгляд, будто не поняла вопроса, и я считываю по нему об уровне ее осведомленности. Наши отношения с Данькой для многих не секрет, но лучше бы она об этом не знала.

— Она ехала на такси домой и подобрала его идущего пешком, избитого и без куртки...

Я отвожу взгляд и смотрю поверх ее головы на яркий постер Linkin Parkне собираясь это комментировать.

— У него могло быть сотрясение... я очень благодарна, что она помогла ему.

Это для моего полного релакса, да? Даничка оказывается заботливая.. Боль присутствует постоянно, а поскольку начинает гореть затылок, то кажется подступает и температура. Чувствую себя так хреново, вот даже язвить не получается.

— Странный вы парни народ.. Умоляла Алекса рассказать — молчит. Только сегодня все стало на свои места.

— Это не странность, скорее ..,— разрешаю себе заговорить. — Прояснится скоро все.

"Да.., — тут же прилетает в горячую голову..— если прояснится.. мамочка по головке не погладит. Разве не я эту войну развязал? Мог же на этом чёртовом балу пай мальчиком прикинуться. Закинуть Лисицкому руку на плечо и прибаутками уговорить травкой поделиться. Та явно ему карман жгла и компанию он любит, потому как сторонятся давно все. А впрочем..это уже совсем второсортный сценарий.

— Вызывай свой травмпункт. Рану зашить надо и как можно скорее. Посмотри, бинт снова мокрый.

София поднимается с дивана и наконец осматривается. И я вспоминаю, что пора собраться с мыслями, если уж выдался такой шанс.

— Пойдем, покажу кухню.

Она идет за мной молча, с нечитаемым выражением на лице, глядя прямо перед собой. Спокойная. Отрешенная. Наверно, примерно так Мария Антуанетта шла на эшафот: вариантов нет, зато чувства собственного достоинства хоть отбавляй. Замирает слегка, когда в поле зрения появляется кровать и напряженно поджимает губы.

— Нравится? — Я поворачиваюсь и, двигаясь по направлению к кухне спиной вперед, добавляю такую ахинею, — хочешь сегодня спать со мной?

И да, готов поклясться, что она только что слегка захлебнулась воздухом. Матерю себя, списывая все на легкий жар.. и заканчиваю, давя лыбу на все 33: — Это я скажу сестричке из травмпункта.

София облегченно выдыхает:

— А если приедет мед брат?

— Мне обычно везет, но не настолько..

Мы подходим к плите и Малышка Со кладет ладонь на столешницу.

— И где у тебя что лежит?

— Изучай самостоятельно, быстрее запомнишь.

Ловлю непонимающий взгляд и расплываюсь в улыбке, показывая руку.

— Это заживет нескоро. Не дашь же ты мне с голоду умереть?

И это, определенно, мимо.

— Не рассчитывай на это.. Мы оба прекрасно знаем, что ты питаешься лобстерами из ресторанов.. Только сегодня, в качестве благодарности, пока ты не в себе и пока будешь заигрывать с медсестрой.

И мне приходится согласиться. Это как с бродячей собачкой: если притащил в дом, нужно оставить в покое, чтобы к обстановке привыкла, убедилась, что опасности нет, пообвыклась, если попытаешься сразу погладить — цапнет и рванет к выходу. Как вчера..

Я молчу пока София копается в холодильнике.

— У тебя здесь только сметана и масло.

— Почему же, помнится там еще три яйца есть и ..

— И засохший кусок сыра, — оборачивается, смотрит. — Хочешь омлет? Или все таки пиццу закажешь?

Какой сюрприз, думаю я, матерясь, что не подготовился. По моим подсчетам омлет это максимум десять минут. Слишком быстро.

— Сто лет не ел омлет, — успокаиваю ее я, благодаря за хорошее чувство юмора. Без этих язвительных полутонов как у Вики.— А да! Вспомнил! Там внизу еще помидоры есть..

Их я иногда взбиваю в блендере и присыпав солью выпиваю по утрам. Спасает после вечеринок.

— Вижу..

В голове неожиданно проясняется, когда я смотрю на точеные бедра обтянутые джинсой и стройные ноги.

София уже возится у раковины, аккуратно вымывая овощи под проточной водой, и косится на меня застывшего в дверном косяке:

— А ты?

— Что я?

— Будешь наблюдать?

Мажу взглядом пол и устраиваюсь поближе к вытяжке, а заодно и к полю ее дальнейшей деятельности, закуриваю скорее для того, чтобы занять руки, а не потому, что на самом деле хочется.

— Ага.

— Боишься, что я тебе яду подсыплю?

— Зря боюсь?

— Конечно. Я не планировала тебе готовить, не захватила с собой.

Ее чувство юмора бесценно и ловлю себя на мысли, что все было бы не так, не терпи я сейчас адскую боль в руке.

Я вижу, что ей некомфортно, и София наверно, тоже о чем-то подобном думает, сжимает плотно губы, раскладывает помидоры на разделочной доске, недовольно косится на меня:

— Не люблю, когда над душой стоят. Вызови пока врача, я позову, когда будет готово.

И я в кои то веки не знаю, что ответить. Вот вообще. Тот обмен любезностями, который у нас обычно происходил, разговором никак не назовешь: слишком коротко, зло и ядовито. И зачастую — морально больно.

Я сваливать никуда не хочу. Я хочу стоять и рассматривать. Потому что по сути впервые вижу ее в такой вот относительно спокойной обстановке, когда она не пытается сбежать и не говорит: я предпочитаю держаться от тебя подальше. Но сейчас она так и застывает с ножом в руке, явно ожидая, что я уйду.

— Ладно. Если что, зови. Тушу не докуренную сигарету. Прогоняю едкую пелену перед глазами.

Потом вспоминаю про телефон, лезу в него и читаю сообщение:

"Ты где? Будешь сегодня?"

И еще много других:

"Как ты?" " Что за муть у тебя с Лисом? Я предупреждал.."

Боль отдает по всей руке до плеча. От запаха еды тошнит. В процесс вступает легкий озноб. И я, осмотрев бинт, который нельзя уже назвать бинтом все таки ищу контакт "здравницы".

Расслабленно падаю на диван и смотрю на девушку, которая уже выключила плиту.

— Я закончила и пожалуй пойду. Мне брату еще позвонить надо. Ему тоже помощь нужна.

— Может останешься? — бросаю я, устало прожигая кажется самым горячим взглядом.

Она пожимает плечами.

— Нет, конечно, зачем? К тебе сейчас приедут, а потом поспать надо. Ты совсем плохо выглядишь... Обязательно выпей антибиотик. Доктор назначит.

Нет, конечно, зачем..

Я молчу, слушая как София возится с обувью и одеждой у двери. И бросаю первое, что приходит на ум.

— Нам с тобой поговорить нужно. Об Олеге.

— Ты о вчерашнем? Забей! Он звонил мне сегодня утром. Все в порядке..

— Зачем звонил? — сжимаю зубы и напрягаю слух. С дивана мне ее не видно и я ни за что не пойду посмотреть как она уйдет.

— Это по другому вопросу.., — тихо отвечает она и я рад, что сейчас ей не видно моего перекошенного злостью лица.

Входная дверь хлопает раньше, чем я успеваю что-то подумать, не то что сказать. Но постепенно мысль все-таки формируется в голове: придется заняться Олегом, пока все не стало слишком плохо.

.......

Медсестричке Нине на взгляд 42 года, пухленькая и опрятная, аккуратно укладывает мою руку на стерильную, противно пахнущую салфетку и тихо воркует что-то про то, что все будет хорошо, и мальчики — такие мальчики.

Если бы она видела этого мальчика час назад, она бы не ворковала, она бы, наверно, начала с того, что вколола мне какой-нибудь транквилизатор и подошла только после того, как я вырублюсь.

— Почти все, — говорит госпожа Нина и я пробую пошевелить пальцами.

— Чувствительность вернется минут через тридцать-сорок. Сейчас наложим бинт и можешь отдыхать. Она говорит что-то еще, кажется, обещает выписать рецепт на обезболивающее, если ночью я не смогу заснуть, но я слушаю вполуха, не спать по ночам — дело привычное. Выныриваю из своих мыслей только когда понимаю, что от меня ждут ответа.

— Что, простите?

— Ты из-за девушки подрался?

— Нет. А что?

— Да так, ничего, — женщина смотрит на меня с легкой улыбкой. — Просто необычный такой порез получился. Романтичный.

Чего, бл**?

Судя по всему, этот вопрос отпечатался у меня на лице, потому что та похлопывает меня по руке, выражая желание наконец-то свалить.

— Ровно по линии сердца проходит. По всей длине. Символично так получилось, да?

Да, — думаю я.

— Ничего, скоро заживет. Дней за девятнадцать. Глубокий порез. Прости, дружок, но там шрам на всю жизнь останется.

Побыстрее, кажется, не светит — я отчетливо чувствую, как к медикаментам примешивается другой запах — мой собственный, и с ним сейчас что-то не так: к привычному составу из геля для душа, туалетной воды, слабого аромата стирального порошка и сигаретного дыма на одежде, примешивается еще один, которого обычно нет.