Лорд Безупречность

– Вот эта история куда более правдоподобна, чем та сказка, в которую верят в моей семье, – заметила Батшеба. – Я имею в виду клад в Трогмортоне.

– Даже жалко останавливать ребят, – задумчиво произнес лорд Ратборн, – Интересно было бы посмотреть, как они будут вести раскопки. Для Перегрина опыт оказался бы весьма полезным.

Виконт уже успел рассказать Нортвику о египетских амбициях племянника.

– Должен признаться, что тоже сгораю от любопытства, – поддержал хозяин. – Если бы не отец, которого от возмущения наверняка хватит удар, то можно было бы позволить кладоискателям осуществить мечту. Ужасно интересно, чем и как они собираются копать. Но в этом случае необходимо обеспечить наблюдение, чтобы дети ненароком не обрушили себе на голову кусок лепнины или не свалились с лестницы. Вчера я заметил, что один из камней расшатался – его нужно срочно укрепить. Увы, это не единственная беда Трогмортона.

– От бед никуда не деться, – поддержал Ратборн. – Даже самый рачительный управляющий вынужден выбирать, чем заняться в первую очередь. Количество рабочих, к сожалению, не безгранично. Да и погоду, нельзя не учитывать. Все это заставляет делать лишь самое необходимое.

– Вижу, у вас имеется опыт управления поместьем, – заметил лорд Нортвик.

Ратборн чуть заметно улыбнулся:

– Мне никогда не позволяли бездельничать. Отец начал обучать решению основных хозяйственных вопросов, когда я был еще совсем маленьким.

– В таком случае вам будет совсем не трудно понять мои опасения. Какие бы меры предосторожности ни принимались, все равно возможны непредвиденные и неприятные происшествия. А главное, молодежь не отличается вниманием и осмотрительностью. Если дети будут действовать днем и ходить по дорожкам, то с ними ничего не случится. Но едва представлю, как они рыщут по парку ночью, сразу становится страшно.

– А вы сами никогда не рыскали по ночам, лорд Нортвик? – поинтересовался Ратборн.

Батшеба взглянула на него. Виконт не улыбался, но в голосе явственно слышалась улыбка.

– Приходилось, – ответил хозяин. – Потому и волнуюсь. Уже приказал сторожам накрепко привязать всех собак. Предупредил рабочих о внимании и осторожности. Но если вдруг кто-нибудь из слуг среди ночи проснется от шума, то где гарантия, что он сначала подумает и лишь потом начнет действовать?

Предупреждение служащих и обеспечение мер предосторожности входили в список тех самых «неотложных дел», которые не позволили лорду Нортвику встретиться с нежданными гостями накануне. Хозяин поместья немедленно начал оповещать работников, местных констеблей и просто всех окрестных жителей. Даже разослал письма смотрителям бристольских застав.

– Вы действительно приняли все мыслимые меры предосторожности, – оценил Ратборн. – Я даже вздохнул свободнее.

– Надеюсь, лорд Лайл достаточно разумен, чтобы не пытаться пролезть в поместье ночью. И все же, как только стемнеет, на всякий случай прикажу кому-нибудь следить за склепом, – сказал Нортвик. – Тогда вы сможете хоть немного отдохнуть. Там, внутри, все готово. – Он кивнул в сторону Нью-Лоджа. – Слуга принесет обед, пока все мы будем за столом. Ваш лакей справится или лучше послать кого-нибудь на помощь?

– Благодарю, но вам вовсе незачем беспокоиться насчет обеда, – возразил Ратборн. – Мы вполне сможем пообедать, когда вернемся в «Королевский щит».

– Но вы не поедете в гостиницу, – пояснил хозяин. – В Нью-Лодже я приготовил все необходимое для ночлега. Нелепо тратить время на лишние переезды. Уверен, что здесь вам будет гораздо удобнее. Мы с женой переселяемся сюда, как только обстановка главного дома начинает угнетать теснотой и обилием народа.

Ратборн вспомнил, что в Трогмортон-Хаусе насчитывалось сто пятьдесят комнат.

Так что лорд Нортвик, несомненно, искал уединения и покоя.

Подобное стремление вполне можно было понять, ведь даже члены одной большой и дружной семьи способны действовать друг другу на нервы.

Удивляло то, что переселялся он не один, а вместе с женой.

Батшеба решила, что лорд Нортвик обладал романтической душой, и жена составляла часть его мира.

Этот сдержанный человек искренне любил жену, и Нью-Лодж служил уютным любовным гнездышком.

И все же он позволял ненавистной кузине осквернить его своим присутствием.

Это обстоятельство следовало обдумать, но времени на размышления не осталось.

К ним галопом скакал Питер Делюси.

– Они уже близко! – закричал он. – Утром их видели у заставы Уолкот!

Начался дождь, и под аккомпанемент первых капель Питер рассказал, что Перегрин и Оливия пребывают в добром здравии и отличном настроении. Едут в повозке рыночного торговца. Смотритель заставы его знает – это не кто иной, как Гаффи Типтон.

– Всех уже оповестили, – возбужденно добавил молодой Делюси. – Если повезет, то кто-нибудь из наших людей разыщет этого Типтона и юных бродяг еще до темноты.

Вскоре лорд Нортвик и Питер удалились.

Небо неуклонно темнело, а дождь становился все настойчивее. Не обращая внимания на протесты, Бенедикт снял сюртук и накинул его на плечи Батшебы.

Минут через пять дождь уже лил как из ведра. Пришлось искать убежища в доме. Впрочем, из окна, как и на улице, ничего не было видно. Римский храм скрылся за непроницаемо-серой пеленой дождя.

– Все. Наблюдение закончено, – заявил Бенедикт, отходя от окна. – Интересно, куда делся Томас?

– Надеюсь, спрятался куда-нибудь, где сухо и тепло, – отозвалась Батшеба.

– Он, разумеется, почувствовал перемену погоды и поступил разумно, – успокоил сам себя Бенедикт, – ведь он из деревни.

Батшеба сняла сюртук и невольно поежилась от холода.

– Разведу огонь, – решил Ратборн. – Будем надеяться, что древний камин не дымит.

Камин, как и весь старинный дом, оказался в прекрасном состоянии, чем очень порадовал постояльцев. Бенедикт не мог вспомнить, когда ему в последний раз доводилось возиться с дровами, так что задача казалась нелегкой. Для ее успешного решения требовалось благоприятное стечение целого ряда обстоятельств.

Батшеба стояла у окна.

На каминной полке нашлась коробочка с трутом. Ратборн открыл ее и настороженно посмотрел на нехитрое приспособление. Оставалось лишь надеяться, что трут сухой.

– Сейчас, сейчас будет тепло, – заверил он.

– Я не замерзла, – отозвалась Батшеба.

– Но почему-то дрожишь. – Бенедикт принялся укладывать дрова и высекать огонь.

– Наверное, это последствия изумления.

– Какого изумления?

– Лорд Нортвик, – пояснила она. – Никогда бы не подумала, что он способен поступить вопреки отцу.

– Нортвик – не ребенок, – ответил Бенедикт. – Любой человек, обладающий устойчивыми моральными принципами, будет действовать так, как подсказывает совесть. Ведь он в ответе за собственные поступки. Как ты изволила напомнить, сейчас не средние века. Мандевилл, разумеется, может требовать слепого повиновения, однако Нортвик имеет полное право на собственное понимание событий.

Он сосредоточился на труте.

– Но хозяин поместья вовсе не обязан позволять порочной родственнице осквернять своим присутствием любовное гнездышко, – заметила Батшеба. – А ты и сам прекрасно понимаешь, что это именно-любовное гнездышко. Когда он говорил о жене, голос звучал слишком выразительно.

Бенедикт осторожно подул натрут. Наградой послужил крохотный язычок пламени. Он бережно поднес его к дровам.

– Слышал, – отозвался он, неотрывно следя за слабеньким, готовым в любую секунду задохнуться огоньком.

Он действительно слышал, с какой любовью лорд Нортвик произнес слово «жена», и невольно позавидовал.

– Возможно, дело в том, что мои бесконечные достоинства в полной мере компенсируют твои бесконечные пороки. А может быть, Нортвик просто заметил, с каким вожделением ты на меня смотришь, и проникся жалостью.

– И вовсе я не вожделею, – надулась Батшеба.

Бенедикт на секунду отвлекся от важного занятия и выразительно поднял бровь.

Батшеба отошла от окна.

– У тебя чересчур богатое воображение, – заявила она, гордо подняв голову. – Я считаю, тебя не более чем сносным.

Пламя в камине слегка потрескивало, словно раздумывая, а потом, весело танцуя, накинулось на дрова. Сухие поленья с готовностью загорелись, и оранжевые языки потянулись к дымоходу. Дождь стучал по крыше и нещадно барабанил в окна.

– Как ты восхитительно врешь, – улыбнулся Бенедикт. – Такое впечатление, что рядом появилась Шехерезада. Невозможно предположить, какую удивительную историю сказочница сочинит в следующую минуту.

– И вовсе не…

– Смотри, красавица! – Ратборн поднялся и театральным жестом показал на пылающий камин. – Смотри и радуйся! Я добыл для тебя огонь!

Несколько секунд Батшеба, словно завороженная, смотрела на пламя. Потом губы слегка изогнулись в едва заметной улыбке.

– Какой элегантный огонь, Ратборн! Какие красивые дрова! И как все это романтично!

– Это же любовное гнездышко, – пояснил Бенедикт. – Дрова куда романтичнее, чем уголь. И пахнут приятно. А насчет романтики – думаю, это отличительное качество поместья. Заметила, какие здесь поля?

– Все заметила, – заверила Батшеба. – Я всегда знала, что Трогмортон – большое поместье, но даже не предполагала, что оно может оказаться таким огромным. Целое королевство.

– Таковы почти все крупные поместья, – заметил Ратборн.

– Мне еще ни разу не приходилось объезжать владения вместе с хозяином, который по пути рассказывал бы и об истории своих земель, и о планах на будущее. Это значительно изменяет впечатление.

– Нортвик явно не равнодушен к поместью.

– А ты? – поинтересовалась Батшеба. – Любишь свою землю?

– Ты имеешь в виду поместье в Дербишире? – уточнил Ратборн. – Да, конечно, люблю, хотя жизнь пока принадлежит Лондону. Но в городе человек ограничен домом, пусть и собственным. А в деревне дом становится частью огромного мира. Мир этот измеряется не только пространством, но и временем – историей многих поколений. Куда ни взглянешь, везде встречаешь дела рук предков.

– Сегодня именно это и поразило меня больше всего, – призналась Батшеба. – Раньше огромные имения казались всего лишь памятниками, пусть и грандиозными. Еще ни разу не удавалось увидеть в них воплощение вечной жизни.

– Это потому, что у тебя никогда не было возможности оказаться частью единого целого.

– Но ведь Эдмунд Делюси был этой частью. И Джек тоже. – Батшеба покачала головой. – Я считала, что понимаю Эдмунда, потому что понимаю Джека. Каждому из них судьба уготовила роль младшего сына; оба жили в тени старших братьев. Каждый знал, что никогда не встанет у штурвала семейного корабля. И тот, и другой казались подвижными, беспокойными людьми, но в то же время недостаточно дисциплинированными для военной карьеры. А ведь именно в ней они могли бы совершить великие деяния и стать героями. Судьба распорядилась таким образом, что место подвигов заняли невероятные, неблаговидные поступки.

– А теперь тебе трудно понять, как они могли принести в жертву все это. – Бенедикт кивнул в сторону окна, где за серой пеленой дождя простирались тысячи акров земли.