— Хватит, — проговорила она. — Пожалуйста, перестань, Карл.
— Но твой отец не такой, Кэтти. Не такой, как мой. Он просто парень, который облажался, который не знал, как лучше поступить, который не знает, как исправить отношения между двумя дочерьми, о которых он думает, что это весь его гребаный мир.
— Прекрати! — рявкнула она. — Все совсем не так, Карл. Это не то, кто он есть. Он не хотел меня. Никогда, блядь, не хотел меня!
Ее губы дрожали. Это разбивало мне сердце.
— Я думала, что он будет кем-то. Думала, что у него будет миллион ответов, миллион извинений. Но он даже не извинился, Карл, ни разу. Он пришел и забрал меня из моего дома, просто чтобы показать мне, какой прекрасной была его гребаная жизнь, какими, черт возьми, прекрасными были его другие дети, а потом просто вернул меня обратно с дурацкими словами о том, что «увидимся в следующий раз». Каждую гребаную неделю, снова и снова, один длинный цикл злорадства и разочарования. Я плакала каждые выходные, Карл, каждые чертовы выходные. — Кэтти смотрела в окно, ее глаза заблестели от слез, когда мимо нас прошла семья с двумя маленькими детьми в тележке для покупок. — Он придурок, и я не хочу иметь с ним ничего общего. Не хочу иметь ничего общего ни с кем из них.
— Но ты же уже делаешь это, Кэтти, ты здесь. Я так горжусь тобой, ты даже не представляешь, как я горжусь тем, что та энергичная, молодая женщина в футболке с надписью «укуси меня, детка» оказалась такой талантливой, зрелой, преданной своему делу, профессиональной участницей нашей программы стажировки. — Я вздохнул. — И Дэвид тоже гордится. Клянусь тебе, Кэтти, он так гордится тобой. Он всегда гордился тобой.
Ее плечи напряглись.
— Нет! Он не такой! Это не так!
— Так и есть, — настаивал я. — Я знаю его уже двадцать лет. Он единственный человек, который когда-либо давал мне шанс. Единственный человек, который нашел время, чтобы узнать меня, когда я был еще никем. Я знаю его, Кэтти, он похож на отца, о котором я всегда мечтал.
— Тогда он есть у тебя! Но он ни хрена для меня не сделал! Не было никакого времени для меня, когда я была никем! Его не было рядом, Карл, он бросил мою маму и забыл ее, забыл нас. И заявился лишь тогда, блядь, когда я выросла, чтобы показать мне жизнь, для которой я была недостаточно хороша! Он не хотел мою маму и не хотел меня. Тыкать мне в лицо жизнь, которую я могла бы иметь, если бы была достаточно хороша, делает его гнидой, Карл, но это не делает его гребаной мессией. Знаю, что тот дал тебе шанс, но он все еще остается мудаком, который испортил жизнь моей матери, мудаком, которому было наплевать на меня.
— Это то, что ты думаешь?
Кэтти посмотрела на меня, и первые слезы покатились по ее щекам, у нее перехватило дыхание.
— Это то, что я знаю. — Она чуть слышно всхлипнуло, и это отдалось болью у меня в животе. — Зачем ты это делаешь? Почему ты просто не можешь избегать неприятных вопросов? Еще пара месяцев, и я выйду из игры. С Харрисоном Гейблсом будет покончено. И мне никогда не придется видеть донора спермы снова. Никого из них.
— Потому что мой отец был гнидой, Кэтти. Потому что даже когда он наебал меня, сел в тюрьму и бросил, будто я ничего не значил для него, я все равно писал ему. Каждую неделю молился, чтобы тот ответил мне. Даже когда знал, что он мудак, что ему наплевать на меня, даже тогда, я все равно писал ему и плакал каждую ночь, потому что он не отвечал.
— У нас хуевые отцы. — Она пыталась смеяться сквозь слезы. — Может нам присоединиться к группе поддержки?
— Но твой отец не такой, — возразил я. — Это то, что я пытаюсь сказать тебе. У тебя есть отец, который совершил ошибки, но он любит тебя. Твой отец любит тебя.
— Он не хотел меня, Карл, — всхлипывала Кэтти. — Как он может любить меня, если не хотел меня?
Мое сердце билось где-то в животе, в висках стучало, пока я боролся со словами, застрявшими в горле.
Но я должен был произнести их.
Я всегда так делаю.
— Он даже не знал о твоем существовании, Кэтти.
