Мифы и легенды старой Одессы

Третецкий (Банный) переулок

Можно продолжать топонимическую тему, но я бы сделал последнюю остановку на этом перекрёстке переулка и Прохоровской улицы. Согласно бытующим версиям, этимология объясняется тем, что здесь, мол, некогда обитал некий «патриарх мазов», то есть мазуриков, решавший серьёзные вопросы и выступавший третейским судьей в их спорах. Это, конечно, всего лишь предание. А я более подробно, нежели в предыдущих разделах, расскажу вам о реальном историческом персонаже, который, несомненно, заслуживает нашей благодарной памяти.

Фамилия этого необыкновенного человека когда-то сохранялась в названии второстепенного переулка старой Молдаванки, меж улицами Прохоровской и Комитетской. Прототип, впрочем, звался по-разному, причем даже в официальных документах: Третецким, Трететцким, Третеским, Третесским, Трететским. Полковник Иван Егорович Третецкий (1789–1853) известен специалистам в области региональной истории главным образом как командир Одесского батальона внутренней карантинной стражи. Подразделения подобного типа были сформированы в Таганроге и Одессе в соответствии с Высочайше утвержденным 18 февраля 1818 года мнением Государственного Совета «для предохранения от моровой язвы», то есть от чумы. Чинов карантинной стражи тогда и даже гораздо позднее именовали гвардионами, их уважали и одновременно опасались. Гвардионы носили специальную яркую амуницию, и обязаны были пресекать всякие попытки проникновения посторонних в карантин, а равно вылазки оттуда лиц, проходящих обсервацию. Они даже имели право решительно применять оружие в случае неповиновения правонарушителей.

Как раз в пору службы Третецкого командиром карантинной стражи, в 1845 году, Одессу посетила популярная в свое время русская писательница Олимпиада Петровна Шишкина, запечатлевшая весьма любопытные детали: «Перед нами и за нами шли с булавами гвардионы (сторожа). Все здесь служащие носят красные рукава, чтобы издалека было видно, что они принадлежат к карантину, и не должно до них дотрагиваться; на офицерах красные шарфы и красная перевязь на левой руке; часовые стоят с заряженными ружьями, готовые выстрелить в дерзкого, который вздумал бы уйти от надзора». И далее: «Чума была здесь в 1829 году, а потом в 1837. Одно это слово, как страшное привидение, должно смутить все умы, поразить все чувства! Теперь служба в карантине не труднее другой службы, но когда чёрное знамя возвещает, что в страшном чумном квартале есть жители, малейшая оплошность, неуместное сострадание могут погубить тысячи людей».

Что касается Третецкого, он, что называется, ходил по лезвию ножа. И если в 1829-м занимался преимущественно карантинами, то в 1837-м по доброй воле параллельно исполнял обязанности комиссарского помощника в одной из частей города, то есть дополнительно подвергал себя опасности. В эти годы к боевым орденам прибавились… нет, не трудовые, а скорее награды за мужество и самоотверженность, в том числе — медаль за ликвидацию чумы 1837 года.

Мужества ему было не занимать. 16-летним юношей, юнкером, подольский дворянин Иван Третецкий участвовал в кавалерийской атаке под Аустерлицем. Раненый саблей в голову, недолго отлёживался, и с 1806-го по 1814-й год сражался во всех турецких, а затем европейских военных походах российской армии. Бывалые вояки с восторженным недоумением наблюдали, как бесстрашный мальчишка, едва получивший первый офицерский чин, совершает подвиг за подвигом. В 1809-м, прапорщиком, при штурме турецкого укрепления под Браиловым, он осуществлял связь меж главнокомандующим Молдавской армией, генералом от инфантерии Н. М. Каменским, и передовыми колоннами, под сильным огнем беспрестанно появлялся то на одном, то на другом участке переднего края. В том же году участвовал в боях под Исакчой и Тульчой. В следующем году оказался в жерновах ещё нескольких сражений, отличился при взятии Базарджика, за что был награждён так называемым Ба-зарджикским золотым крестом.

Направленный с командой в разведку к крепости Ру-щук, столкнулся с неприятельским отрядом, выполнявшим аналогичное встречное задание. Неустрашимо атаковал и опрокинул врага, переколов штыками 20 лазутчиков, за что получил орден Святой Анны 3-й степени с надписью «За храбрость». Буквально через несколько дней после захвата крепости Рущук, при селении Батине, ворвался в расположение турецкой артиллерийской батареи, где в рукопашной схватке собственноручно зарубил и заколол несколько неприятельских чинов. За неустрашимость и воинскую смекалку был пожалован орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом.

В грозном 1812 году, уже в составе армии адмирала П. В. Чичагова, отправился в поход против французов, участвовал в известном сражении на переправе через реку Березину. Снова отличился, и получил чин поручика. В 1813-м воевал с французами уже в Германии, за очередные военные подвиги был произведен в штабс-капитаны, прошел ещё несколько кровопролитных сражений, участвовал во взятии Гамбурга, и в 1814-м вернулся в Россию.

Происходивший из мелкопоместных дворян Каменца-Подольского, Третецкий, как и многие другие офицеры, не имел должного для обеспечения семьи материального достатка. Молодой, отчаянный, он не задумывался о будущем, десять лет отдал бивуакам, получал, вероятно, лишь жалованье, не нажил ничего, кроме боевых ран. Если сравнить его карьеру со стремительным восхождением протежируемых, как говорили впоследствии, детей ответственных работников, мы заметим существенную разницу. Великосветские отпрыски за те же подвиги дослужились бы тогда, как минимум, до полковников.

У меня пока нет известий о дате женитьбы Третецкого, но берусь датировать её косвенно. Во-первых, в 1821 году, в том же Каменце-Подольском, родился его сын, Иустин (Юстин) Иванович, впоследствии очень известный военный инженер, изобретатель. Во-вторых, в 1820-м Третецкого взял под покровительство так называемый Комитет, Высочайше учреждённый в 18-й день августа 1814 года. Институция эта, сформированная в годовщину победоносного для россиян сражения при Кульме (1813), занималась оказанием социальной помощи отставным воинским чинам — раненым, увечным, больным, неимущим. То есть Иван Егорович вынужден был прибегнуть к содействию благотворительной организации явно в связи с женитьбой.

Опять-таки, это мое предположение, но, полагаю, вполне обоснованное: Третецкий появился в Одессе, очевидно, не без участия кого то из его бывших воинских начальников, ветеранов турецких и наполеоновских кампаний. Вспомним, например, о том, что И. Н. Инзов был в тех же сражениях — при Березине и др., не говоря уже о М. С. Воронцове, долго воевавшем в составе Молдавской армии Каменского, и, несомненно, информированном о помянутых неординарных рукопашных схватках и юном герое. Во всяком случае, в 1826–1827 годах Иван Егорович служил комиссаром Одесского карантина, в 1827–1829 гг. Воронцов доверил ему пост полицмейстера в Таганроге, а при появлении чумы Третецкого перебросили на ответственный участок — управлять карантинами на Днестре: в Дубоссарах и Могилеве. В звании директора Одесского карантинного дома он устраивал временный карантин в Маяках. В эти годы генерал-губернатор также возлагал на неутомимого комиссара задания «по карантинному очищению возвращающихся из-за Дуная войск». Кроме того, имевшему опыт военных рекогносцировок и полицейских операций Третецкому поручали розыск и задержание опаснейших степных разбойников, грабителей, аферистов и прочих рецидивистов, стремившихся пересечь границу, каковые поручения «он все исполнял успешно».

27 февраля 1833 года его назначили командующим, а 27 января 1834-го, официально — командиром Одесского карантинного батальона. В этой должности Третецкий оставался до самой своей кончины, за эти годы удостоен многих наград и чинов: произведён в полковники (1836), получил пенсию, ордена Святого Станислава 2-й степени (1849), незадолго до кончины — Святой Анны 2-й степени с императорской короной (1853), ранее — знак отличия беспорочной службы за XXV лет (1830), серебряные медали в память 1812 года и вступления в Париж, золотую медаль «За прекращение чумы в Одессе 1837 г.» (1838) и др. Если бы Господь на два года продлил его дни, он получил бы редкостную награду — за 50 лет беспорочной службы.

При всем служебном рвении обремененный многочисленным семейством командир карантинной стражи вынужден был заниматься бизнесом, и уже в 1835 году устроил черепично-кирпичный завод на Молдаванской Слободке. Это был один из двух лучших заводов подобного рода, и его продукция в 1837 году экспонировалась на первой одесской художественно-промышленной выставке, приуроченной к визиту императорской четы. Согласно архивным документам, хутор на Водяной балке граничил с хутором небезызвестного графа П. А. Разумовского, причем Третецкий владел им ещё до окончательного переселения в Одессу, по крайней мере, в самом начале 1830-х. Во второй половине 1840-х здесь было только садоводческое заведение, лишенное каких-либо строений, а потому оно даже не подлежало оценке для платежа полупроцентного сбора в городской бюджет.

Дом Третецкого стоял на углу Прохоровской улицы и переулка, получившего его имя вскоре после постройки, и ранее 1848 года оценен в 1.428 рублей серебром. Впоследствии в нем помещался съезжий дом IV полицейской части города, другое принадлежавшее ему строение (500 руб.) тоже находилось на Молдаванке, на Картамышевской улице. Как видим, недвижимость относительно скромная, хотя для этого района вполне пристойная. Место под этот дом Одесский строительный комитет отвел 17 апреля 1837 года, то есть не позднее весны 1839-го постройка должна была быть закончена. Супруга Третецкого, Марья Андреевна, показала себя активной сотрудницей Женского общества призрения бедных в Одессе, куда вступила в 1836 году, она и унаследовала недвижимость мужа. К слову» малообеспеченный в общем Третецкий и сам фигурирует в перечнях жертвователей в пользу бедных по разным поводам.

Ещё живая деталь. Газетное объявление от 24 мая 1844 года сообщает об утере полковником либо его супругой «связки маленьких ключей». Нашедшего убедительно просят доставить оные в их дом «на Молдаванке, за что получит приличное награждение».

Иван Егорович скончался 6 июля 1853 года в возрасте 64-х лет, погребён на Старом городском кладбище. Ни кладбища» ни могилы нет. То есть погребение, вероятно, сохранилось, но место это атрибуции пока не поддается. Одесская глава биографии Третецкого оказалась и деятельной, и счастливой. По крайней мере, он не очень нуждался, пользовался заслуженным уважением горожан и лаской начальства, был окружён и любим большим семейством. Дети не посрамили отцовскую честь. Один из сыновей, Владимир, служил под началом генерал-майора Ф. Ф. Крузенштерна, участвовал в кровопролитном сражении при Силистрии 29 мая 1854 года. Другой сын, известный военный инженер, в том числе, теоретик воздухоплавания, пропагандист дирижаблей, подполковник (впоследствии генерал-лейтенант) Иустин Иванович Третесский (1821–1895), выпускник Главного инженерного училища и Инженерной академии в Петербурге, служил помощником начальника инженеров Одесского военного округа (1865); в этой же должности полковник (1866). В реестрах одесских домовладельцев и землевладельцев 1800-1820-х зафиксирован ротмистр Людвиг Третецкий — вероятно, родственник.