Словацкие сказки

* * *

— Ну, Егорка-дурачок, дай бог, чтоб жена тебе не попалась такая же проворная и смышленая, как ты сам, — сказала мать. — Но теперь нам позор! Надо тебя во что бы то ни стало женить. Лучше бы всего на ровне. Знаешь что? Ступай-ка утром к Вертякам и, чтобы они не подумали, что ты к ним прямо с неба свалился, вскинь разок глаза на Сузю. Больше тебе ничего не надо ни говорить, ни делать. Я потом сама все вечером улажу.

Егорка-дурачок хорошо все запомнил, что мать ему приказала. Пораньше встал, пошел в хлев, повырвал овцам глаза и зашагал к Вертякам. Пришел, отворил дверь и кинул овечьи глаза на Сузю. Собака сожрала глаза и, видя, что больше у него нет, зарычала на него. Егорка пустился бежать, собака за ним. Прибежал домой, еле дух переводит.

— Кинул я глаза на Сузю. И много их было. Не верите — подите в хлев; там ни одной овцы с глазами нет.

— Ну, мне уж, видно, от тебя толку не добиться, — сказала мать. — Пускай теперь жена с тобой мучается.

Едва дождалась она вечера. Пошла, все уладила. Обвенчали молодых и пир устроили. После пира спать их уложили. Ночью проснулся Егорка.

— Послушай, жена! Мне есть хочется.

— Ах ты, ненасытный! Что ж, ты не мог за столом наесться как следует? Ступай: там, на печке, печенка в тарелке. Съешь ее!

Выскочил Егорка-дурачок из постели, подбежал к печке, схватил, сунул в рот и съел. Потом опять в постель лег.

— Послушай, жена! — говорит. — Что это была за печенка? Ее жуешь, а она — мяу-мяу!

— Ах ты, дурачок! Ведь это ты котенка съел, которого я себе достала.

А Егорка через минуту опять:

— Послушай, жена! Мне пить хочется!

— Ступай в кладовую. Там пиво в бочке. Нацеди себе и напейся.

Побежал Егорка в кладовую, взял решето и принялся цедить. Цедит-цедит, а все пить нечего. Вернулся к жене:

— Послушай, жена! У твоей мамки бочка-то, видно, фальшивая: цедишь-цедишь, а все пить нечего!

— Ах ты, дурак-дурачина! Да что же ты опять наделал? Ведь ты все пиво разлил. Ступай: там, в углу, песок. Засыпь как следует.

Что же сделал Егорка? Взял муку да и рассыпал ее по полу кладовой. Потом лег и говорит:

— Послушай, жена, какой у твоей мамки песок белый да мягкий.

— Ну, ты и впрямь, Егорка, — дурак: ведь ты муку рассыпал!

— Послушай, жена, а мне все-таки пить хочется.

— Там, на полке, стоит крынка с молоком. Пойди напейся.

Выпил он все молоко, хотел со дна остатки собрать — и что же сделал? Всунул в крынку обе руки, а назад-то никак и не вытащит.

— Послушай, жена, я никак руки из крынки не вытащу.

— Ну, стукни об лавку и ложись скорей.

Он как стукнет, да и выбил глаз тестю, который на лавке лежал. А кто говорит, — своего отца-старика насмерть пристукнул. Сам я точно сказать не могу, потому что в это время стоял возле корзины с водой, которая опрокинулась. От этого произошло такое наводнение, какого не видано со времен Ноя. Оно-то и принесло меня сюда из тех дальних краев, где Егорка-дурачок тогда жил, а может, и теперь живет, по-прежнему путаясь между людьми.