Мифы и легенды старой Одессы

Тем временем первый гражданский порыв одесситов-жертвователей иссяк. Сбор средств по подписным листам затормозился, надо было искать другие способы пополнения благотворительной кружки. 12 декабря 1887 года состоялся весьма продуктивный музыкально-литературный вечер с «живыми картинами» в исполнении светских дам, давший 1446 рублей с полтиной сборов. Довольно заметить, что в числе его распорядительниц были Н. М. Зеленая, Л. И. Курис, М. Ф. Кич (урожденная Наркевич, супруга председателя Одесского коммерческого суда, а впоследствии жена Г. Г. Маразли). 31 января организовали благотворительный бал в Одесском военном собрании, принесший 1092 рубля 30 копеек. Помимо уже упоминавшихся распорядительниц, в мероприятии участвовали, скажем, супруга генерал-губернатора М. С. Рооп, княгиня Горчакова, М. А. Бродская. В конце мая устроили музыкально-драматический пушкинский праздник в Городском театре с участием популярных артистов, гулянья на Малом Фонтане, в «Гранд-отеле» и в саду Благородного собрания. Несмотря на непогоду, выручка дала почти 1900 рублей.

Хочется непременно перечислить хотя бы некоторых из тех, кто бросил свою лепту в копилку сооружения памятника Пушкину. Замечательно, что мы находим в этом обширном реестре представителей разных социальных, профессиональных, культурных, этнических групп — всю многокрасочную палитру городского гражданства, весь цвет старой Одессы. Начнём с высокопоставленных чиновников и аристократов: генерал-губернатор X. X. Рооп и градоначальник П. А. Зеленой, графы М. Д. и М. М. Толстые, М. В. и А. В. Шимановские, Н. Ф. Фан-дер-Флит — по 100 рублей, И. П. Скаржинский, М. Н. Бухарин, Н. Ф. Сухомлинов — по 25 рублей, князь Г. И. Манук-Бей — 10 руб., князь Юрий Гагарин и баронесса Бистром — по 5 руб., граф Мархоцкий — З руб.

Представители крупного и среднего бизнеса: братья Ана-тра, «Арист Мас и Ко» — по 100 руб., «Рафалович и Ко», «Тработти и Ко», Ф. П. Родоканаки, А. III. Гринберг, «Дрейфус и братья», Мавро-Биязи, Моисей Ашкинази — по 50 руб., Р. А. Бродская, А. А. Бродский, Я. А. Новиков, «С. И. Бродский и Ко», Лев Бродский, Леон Рабинович, Иван Диалегме-но, А. П. Руссов, Иван Вучина, Соломон Баржанский — по 25 руб., К. Я. Ринк-Вагнер, П. С. Ралли, Ф. Шполянский, С. Зусман, Р. Зонштейн, О. Хаис, Л. Левенсон, «Бланк и Ефрусси», А. Бродский, В. Санценбахер — по 10 руб. Фабриканты, заводчики, банкиры, хлебные экспортеры…

В числе жертвователей известный адвокат Я. И. Вейнберг, владелец магазина мод в Пале-Рояле Л. Лантье, будущие владелец «Пассажа» М. Менделевич и содержатель этой гостиницы Я. Кулинец, автор книги о коммерческой истории Одессы Симон Бернштейн, владелец гостиницы Авдей Ящук, производитель вин Склаво, издатели газет Навроцкий и Гроссул-Толстой, владелец магазина часов и драгоценностей Мель, сын знаменитого медика Андреевский, старейший одесский фотомастер Гааз, хозяин магазина военно-офицерских и церковных вещей Хакаловский, реализатор лучших зарубежных горячительных напитков Гинанд, архитектор Рейнгерц, переплетчик и издатель почтовых открыток Гезелле, выдающийся аптекарь Гаевский, отец прекрасного художника думец Буковецкий, профессор-минералог Прендель, книготорговцы Белый и Руссо, типограф Кирхнер, владелец гидропатического заведения Исакович, содержатели частных гимназий Бален-де-Балю, Бракенгеймер, Пашковская, Шольп, мануфактурщик Пташ-ников, гастроном Дубинин, кондитер и хлебник Либман, табачный фабрикант Асвадуров, торговец игрушками Кал-пакчи, производитель шляп Дельпеш, бакалейщик Ветков, ювелиры Мангуби и Кохрихт, оптик Энгель, производители обоев братья Тарнополь, фортепьянщик Рауш, мраморщик Менционе…

Сотни одесситов — русских, украинцев, евреев, греков, немцев, поляков, французов, армян, караимов, молдаван, болгар, итальянцев, от градоначальника и городского головы до провизора и акушерки, — жаль останавливаться в их перечислении. 45 рублей было собрано попечителем Одесского учебного округа, 300 руб. поступило решением собрания акционеров Одесского общества взаимного кредита, 100 руб. предоставила Комиссия народных чтений, да 3 рубля 96 копеек «с кружки при аудитории народных чтений», 25 руб. пожертвовало правление Общества взаимного вспомоществования тружеников печатного дела города Одессы, 13 рублей 35 копеек передали «господа офицеры 13-го стрелкового батальона»..

Во всей этой истории зафиксирован и курьезный эпизод, описнный одним из главных сборщиков пожертвований, председателем Славянского общества М. В. Шимановским. «Как обыкновенно, — рассказывает он, — вначале взялись горячо за дело, потом большинство остыло, и после долгого перерыва, который наполнен был лишь одними добрыми пожеланиями, идея сооружения памятника начала получать реальное осуществление лишь в 1887 г.». Вместе с будущим председателем Общества, С. И. Знаменским, они побывали у некоторых заметных фигур города, включая графа М. Д. Толстого и графа А. Г. Строганова. Оба знали Пушкина лично, но если первый с видимым удовольствием пожертвовал 100 рублей, то второй сильно сконфузил просителей своей неадекватной реакцией. Вот несколько произнесенных им фраз: «Я кинжальщикам памятников не ставлю!.. Я до этого ещё не дошел!.. Что же это такое — Пушкину памятник!.. А?.. Но что же полиция смотрит?.. Что она смотрит?.. Подписка!.. И кому?… Нет, я не могу допустить подобного образа действий… Нужно сообщить полиции…»

Современники объясняют подобное отношение к памяти Поэта личной неприязнью как самого Строганова, так и его единокровной сестры И. Г. Полетики. Рассказывают даже, будто они оба, уже глубокие старики, специально приближались к памятнику, чтобы плюнуть в его сторону. Заметим при этом, что Строганов — заслуженный боевой генерал, один из самых образованнейших и гуманнейших высокопоставленных чиновников своего времени (с его подачи, например, у нас открыт университет, в фондах научной библиотеки которого нынче находится феноменальное книжное собрание Строганова), «первый вечный гражданин Одессы». Впрочем, многие мемуаристы отмечают невероятное сумасбродство графа, в том числе «его оригинальный взгляд на пожертвования». Известно, что он тайком материально поддерживал своих знакомых. Высказываясь же о благотов-рительности как таковой, констатировал, «что не считает себя в праве распоряжаться имуществом, которое принадлежит его наследникам».

… Кроме упомянутых выше пожертвований услугами и материалами, отметим ещё вклад Н. Шевцова (плиты для фундамента, цемент, песок, всего на 1189 руб.), 3. Чернобыльского (лес на 73 руб. 45 коп.), Я. Новикова (канаты на 120 руб.), еврейского общества «Труд» (отливка ваз на 300 руб.), Абрама, Моисея и Мордку Розенов, Лейзера Циммермана, Захария Логинова (штучный камень на 160 руб.). Знаменитый газетчик В. В. Навроцкий бесплатно отпечатал афиши и билеты на пушкинский бал и праздник; безвозмездно выполнялись разнообразные скульптурные, каллиграфические, водопроводные, асфальтовые и другие работы.

Столь серьёзный наплыв ресурсов (Славянское общество, кстати, ежегодно освещало ход сооружения в своих отчетах), понятно, обнадёживал, однако предположенная когда-то сметная стоимость в 5000, а затем 6520 рублей увеличилась почти втрое. Непредвиденные расходы появлялись одни за другими. Скажем, хотя железная дорога доставила гранитную глыбу бесплатно, но перевозка ее с вокзала на бульвар требовала весьма значительных затрат. Мало того, обработка прочного гранитного материала стоила около 10.000 рублей! Поэтому в 1888 году Комиссия по сооружению, несмотря на все свои неимоверные усилия и достижения, вновь оказалась в безвыходном положении. Вот тогда-то и было принято решение повторно обратиться в Городскую Думу с тем, чтобы та добавила недостающие для окончания памятника средства. В своем обращении от 18 августа Комиссия мотивировала тем, что недостающие деньги могут быть постепенно собраны ею тем же законным путем — подпискою, концертами, гуляньями и т. д., однако это потребует ещё не менее двух лет. А между тем для установки памятника всё уже собрано, и ничто не может помешать его установке, чуть раньше или чуть позже.

Рассмотрение этого обращения затянулось до ноября, однако оно было удовлетворено, ведь в данном случае ситуация выглядела совершенно иначе: народная инициатива, поддержанная на самом верху, нашла свое живое воплощение в делах, а потому Дума имела моральное право принять долевое участие в благородном проекте. 5 декабря 1888 года Славянское благотворительное общество Кирилла и Мефодия получило отпущенные из городского бюджета 9.000 рублей, то есть половину всех средств, необходимых на устройство памятника Пушкину! Будьте же посрамлены сплетники, утверждающие, будто бронзовый Поэт отвернулся от одесского городского общественного управления. Здесь уместно напомнить тот факт, что и сам конкурс на создание памятника финансировала та же инстанция.

А дальше всё пошло по накатанной колее. Правда, суровая зима помешала открытию уже оконченного монумента в годовщину смерти Пушкина (закладка произошла 2 февраля 1887-го, а к 1 октября 1888-го памятник был уже практически готов). Зато 16 апреля 1889-го буквально вся Одесса повернулась лицом к своему великому певцу. Об этом событии можно написать немало страниц, но тут мне видится совершенно другой сюжет.

Согласно проекту X. К. Васильева, на постаменте предполагалось со всех четырех сторон высечь цитаты из пушкинских произведений, относящиеся к Одессе и Югу. Однако кураторы строительства нашли, «что самое лучшее и более всего соответствующее обстоятельствам, как сооружался памятник и на чьи средства», сделать лаконичную надпись на его лицевой стороне: «А. С. Пушкину граждане Одессы», а с противоположной — «Сооружен в 1888 году».

К слову, в 1923 году на памятнике появилась мраморная доска, приуроченная к 100-летию переезда Поэта из Кишинёва в Одессу, а также почти аналогичная — на бывшем доме Сикара. Последняя в настоящее время там и экспонируется: в Пушкинском музее, по одноимённой улице, № 13. Что касается вышесказанных платанов, они высажены в 1880-х годах; знаменитый тополь по улице Торговой, № 17 — во второй половине 1830-х (тут была недвижимость коммерции советника Фундуклея, каковая арендовалась для Воронцова до 1827 года, покуда обустраивалась его усадьба на Приморском бульваре, из коего факта, очевидно, и проистекает легенда); памятный горожанам огражденный старый тополь в Городском саду в числе прочих высаживался централизованно и, к сожалению, приказал долго жить.

Несколько слов по поводу приписываемого Пушкину и широко растиражированного «стихотворного отчета» о командировке на саранчу:

Саранча летела, летела
И села.
Сидела, сидела — всё съела
И вновь улетела.

Его якобы сообщил сам М. С. Воронцов в несохранив-шемся письме к Антону Антоновичу Фонтону (1780–1864), известному дипломату. История этого одесского фейка более чем 90-летней давности подробно изложена[20] и тщательно проанализирована [21]. К слову, я и сам лично общался с потомками того самого Сомова (их в свое время навещал Эйдельман), который якобы видел письма Фонтона. Нет ни малейших сомнений в том, что мы имеем дело с фальшивкой: это очевидно не только литературоведам-пушкинистам, но и историкам, знающим контекст эпохи. Тем не менее, оный «стих» и теперь нередко принимают за чистую монету. Повторяю: нет и не было никакого письма, нет и не было никакого «отчёта».