Сын рыбака

5

Всю неделю Оскар провел в море, вырубая лед, крутя бочку неводного ворота и вытаскивая один пустой невод за другим. Работа была тяжелая и однообразная. Колючий ветер леденил багровевшие, покрывавшиеся иссиня-белыми пятнами лица рыбаков; вскоре они становились нечувствительными и неподвижными, как маски. Приходилось то и дело крепко растирать их руками, иначе нельзя было ни пошевелить губами, ни сморщить носа. Мокрый трос рывками наматывался на бочку, разбрызгивая во все стороны воду, так что одежда и сапоги быстро покрывались толстой коркой льда. Когда невод вытаскивали из проруби, мокрые руки горели на ветру, и рыбаки хлопали ими по бокам до тех пор, пока не начинали ныть пальцы.

Каждая тоня[8] продолжалась примерно часа четыре. Замерзшие, измученные рыбаки с надеждой глядели в широкую прорубь, когда к ней приближалась мотня. Пустая, легкая, подымалась она из морских глубин. Хмурясь, не глядя друг на друга, словно кто-то из них был виноват в неудаче, рыбаки собирали снасти и ехали дальше, в другом направлении, прорубали новые проруби, сызнова начинали ту же тяжелую и безуспешную работу. Яростно бесновался вокруг них наскакивающий порывами северо-восточный ветер, холодное солнце катилось вниз по бледному зимнему небу, а рыбаки не отступали. День за днем они вытаскивали пустые или полупустые сети, но не переставали надеяться. Они только и жили надеждами.

— Будет!.. В конце концов должна быть салака!..

И действительно, иногда она появлялась.

Испробовав лов на юго-западном и северном побережьях, изодрав сети, погноив одежду, чешуяне дождались наконец первого богатого улова — сорок ящиков прекрасной крупной салаки! Поселок ожил. Даже походка у людей стала живей и выправка бодрой. Снова по вечерам на улице слышался оживленный говор, рыбаки за бутылкой с похвалой вспоминали старину и осуждали молодое поколение. В субботу в доме Дуниса всю ночь напролет звучала гармоника и веселый гомон молодежи. Позже затеяли драку.

Старый Клява целыми днями шатался пьяный без дела по двору или по поселку. Часто он уезжал в волостное правление и оставался там до ночи. Дома он поучал Оскара, о чем следует и о чем не следует рассуждать в обществе старших, а на людях больше всего любил поговорить про ученого сына Роберта.

— У парня ума и ловкости на все хватит, — заверял он. — Вот увидите, я из него важного барина сделаю. Почему он не может стать барином? Ума — палата, на здоровье, слава богу, жаловаться не приходится — можно пожелать каждому такого. Этот со временем выйдет в люди.

Из богатого улова на долю Оскара досталось столько, что хватило на костюм Роберту и Лидия получила модный, в полоску, джемпер. В воскресенье, собираясь в церковь, она надела его, и все признали, что он ей очень к лицу.

Оскар тоже порадовался, глядя на обновку сестры. Сам он — тяжелый, как глыба льда, как-то огрубел за эти дни. С обветренным лицом и потрескавшимися губами возвращался он домой. Зенту он не встречал уже целую неделю. К Лидии она не заходила, а Оскар слишком уставал к вечеру, чтобы собраться к ней самому. К тому же по поселку ходили разные сплетни…