Параллельные Кулебяки

AnnotationЕдва Женя пришел из школы, выяснилось, что в доме нет ни крошки хлеба. Выдавив из себя мученический стон, он бросил в коридоре ранец с учебниками и поплелся в «Пряник». В школьной форме было жарко — стоял на редкость теплый сентябрь. Женя был обыкновенный мальчишка двенадцати лет, зеленоглазый, курносый, со светлыми выгоревшими волосами, ничем особенно не выделяющийся среди своих сверстников. Разумеется, он не стал обходить забор, а пролез в дырку, сократив таким образом дорогу и сразу очутившись в мире железобетонных плит, ям, труб, досок, песка, обломков кирпича и прочих атрибутов стройки, где почему-то не было ни одного человека. Здесь Женя бывал не раз. Уверенно миновав пересеченное пространство — где по песку, где по гравию, где по шпалам, где по досочке, — он пролез через дырку в заборе и оказался во дворе, откуда до «Пряника» было рукой подать. Этот двор был бы ничем не интересен, если бы не рыжий кот, который залез на дерево и орал там дурным голосом. Вечно так — залезут и орут, пока не снимешь, а когда снимаешь — карябаются… Резкий порыв ветра стегнул по глазам колючими песчинками, отчего мгновенно выступили слезы и всё вокруг расплылось. Ветер еще более окреп и чуть не свалил Женю с ног. Протирая глаза кулаками, он попятился назад, но тут ветер стих так же внезапно, как начался.

Баюшев Дмитрий

Баюшев Дмитрий

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ КУЛЕБЯКИ

Едва Женя пришел из школы, выяснилось, что в доме нет ни крошки хлеба. Выдавив из себя мученический стон, он бросил в коридоре ранец с учебниками и поплелся в «Пряник». В школьной форме было жарко — стоял на редкость теплый сентябрь. Женя был обыкновенный мальчишка двенадцати лет, зеленоглазый, курносый, со светлыми выгоревшими волосами, ничем особенно не выделяющийся среди своих сверстников. Разумеется, он не стал обходить забор, а пролез в дырку, сократив таким образом дорогу и сразу очутившись в мире железобетонных плит, ям, труб, досок, песка, обломков кирпича и прочих атрибутов стройки, где почему-то не было ни одного человека. Здесь Женя бывал не раз. Уверенно миновав пересеченное пространство — где по песку, где по гравию, где по шпалам, где по досочке, — он пролез через дырку в заборе и оказался во дворе, откуда до «Пряника» было рукой подать. Этот двор был бы ничем не интересен, если бы не рыжий кот, который залез на дерево и орал там дурным голосом. Вечно так — залезут и орут, пока не снимешь, а когда снимаешь — карябаются… Резкий порыв ветра стегнул по глазам колючими песчинками, отчего мгновенно выступили слезы и всё вокруг расплылось. Ветер еще более окреп и чуть не свалил Женю с ног. Протирая глаза кулаками, он попятился назад, но тут ветер стих так же внезапно, как начался.

Тотчас за спиной кто-то звонко и испуганно крикнул: «Дорогу-у-у», — и, чувствительно задев Женину спину, мимо промчался дрыгающий ногами велосипедист. Правда, умчался он недалеко, не помогли и растопыренные для равновесия ноги. Когда пыль улеглась, Женя увидел незнакомого мальчика, который сидел на земле рядом с велосипедом, морщась, потирал ссаженный локоть и разглядывал переднее колесо, изогнутое буквой «о». Земля была ровная, утоптанная, без пеньков и булыжников, так что непонятно было, отчего бы это несчастное колесо могло так изогнуться.

— Вот ёлки-палки, — с чувством сказал мальчик. — Теперь полдня спицы перетягивать. Ты что, с неба свалился:

— А ты смотри, куда едешь, — парировал Женя.

— Да смотрел я, смотрел, — проворчал мальчик, поднимаясь и отряхиваясь от пыли. — Ходят тут всякие, потом калоши не сыщешь. Он был одного с Женей роста, загорелый до черноты, темноволосый, кареглазый. Одет простенько — в клетчатую безрукавку и спортивный штаны.

— Ездят тут всякие…, — начал Женя и осекся. Дело в том, что он вспомнил о рыжем коте, оседлавшем ветку. Кота не было с тех самых пор, как поднялся шквалистый ветер. Но осекся Женя вовсе не поэтому. Он впервые за всё это время толком огляделся и увидел, что не только рыжего кота, но и дерева, на котором тот обосновался, не существует. Дальше, как говорится, больше. Вон там стояла детская горка, которую приходилось обходить, а сейчас её почему-то нету. Нет также ржавого металлического гаража, зато имеет место песочница с окаменевшим песком. Исчезли теннисные столы с двумя скамеечками для зрителей, вместо них появилась сушилка для белья. Отсутствовал забор, огораживающий стройку, а вместе с этим отсутствовала и сама стройка. Но и это было не главное. В прогале между домами Женя увидел сплошную зеленую чащу, которой раньше не было в помине, а рядом с ней огромную кучу хвороста вперемежку с разным хламом. Но еще поразительнее было то, что угол левого дома был разрушен, вернее — искрошен, как будто злосчастный этот дом перепутали с деревом и нещадно рубили топором. На конус, чтобы рубилось полегче, усеяв опалубку и газон крошевом белого кирпича.

* * *

Вот поэтому-то Женя и осекся. Даже, можно сказать, остолбенел.

— Откуда ты такой взялся? — спросил между тем мальчик. — Я всех пацанов в нашем районе знаю, а тебя что-то не припомню. Ты не из аула случаем?

— Не-а, я с Театральной, — ответил Женя. — Слушай, куда все подевались? Где бабушки? Они же всю жизнь на этой лавке сидят. Что вы тут всё… наизменяли? Голос у него в конце фразы предательски дрогнул.

— Ну ты даёшь, — сказал мальчик. Где-то, взвизгнув, пару раз жалобно тявкнула собака. Лесная чаща между домами внезапно всколыхнулась, зашумели листья, и Женя увидел огромную несуразную фигуру, состоящую из веточек, шишек, сучков и еще Бог знает чего, которую совершенно не держали «ноги» и которая не падала только за счет того, что ухватилась обеими «руками» за стволы растущих рядом деревьев. Фигура содержала в себе всю цветовую гамму смешанного леса, на фоне которого внезапно проявилась, и уже в следующую секунду исчезла. Но стоило потрудиться, поднапрячь зрение, как она вновь появлялась, пугая своей неестественностью.

— А-а-а, — выдавил Женя, показывая на неё пальцем. — А-а-а. Мальчик оглянулся, шмыгнул носом и сказал:

— Вот поэтому твои бабушки и сидят дома. Двери позапирают, окна тряпочками позанавесят и носа на улицу не кажут. Боятся.

— А кто это? — прошептал Женя. — Чудище-юдище?

— Тут у нас много всякого, — буркнул мальчик. — Это, — он кивнул в сторону вновь исчезнувшей фигуры, — ерунда. Это на слабонервных.

На бабушек. Бывает кое-чего и почуднее. Черный дождь, к примеру. Или веселые ребята, которые получаются от черного дождя. «Дождевики».

Дураки такие тупые. Вообще-то, на улице можно находиться только в случае острой необходимости. Указ такой есть, между прочим. Что, не слышал?

— Нет.

— На Театральной, говоришь, живешь? — хитро спросил мальчик. — А в каком городе?

— В Кулебяках. Мальчик посопел и сказал:

— Всё правильно. Что-то тут не то. Может, ты болел?

— Когда?

— С тобой не соскучишься, — протянул мальчик и вдруг, осененный догадкой, хлопнул себя по лбу. — Слушай, а вдруг ты из параллельных Кулебяк? А? Нет, точно. Ты же у меня прямо перед носом вырос. Что я, слепой, что ли?

— Да? — понуро сказал Женя. — Из параллельных?

— Точно, — продолжал мальчик увлеченно. — Город у вас тот же, улица та же, что у нас, зато школьную форму у вас не отменили, чудищ-юдищ у вас нет, и про указ ты ничего не слышал, хотя и не болел. Всё ясно — из параллельных.

— А как бы назад-то? — робко поинтересовался Женя, но мальчик не услышал, так как поднимал велосипед. Поставив его на колеса, он сказал:

— Пойдем отсюда, а то и правда на улице нельзя быть долго. Да и от деда может влететь.

— Что ж ты такой загорелый, если на улице нельзя быть долго? — спросил Женя.

— Так то я, — ответил мальчик. И пошел вперед, держа велосипед за руль, который описывал в воздухе сложную синусоиду. Женя направился следом, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Послушай, а как же я вернусь назад? — засомневался он. — Мне с этого места, наверное, нельзя уходить.

— В другом месте вернешься — какая разница, — непререкаемо сказал мальчик. — Что же тут, до посинения стоять?.. Меня, вообще-то, Борей зовут. А деда Федором Федоровичем…

* * *

Улица Энтузиастов рассекала Кулебяки на Старые и Новые и выходила прямиком на трассу Москва-Куйбышев, а потому имела интенсивное автомобильное движение. «Эта» улица Энтузиастов, на которую они вывернули со двора, была пустынна и упиралась в плотный смешанный лес. В «тех», то есть настоящих с Жениной точки зрения, Кулебяках от этих крайних домов до трассы было около километра, да еще столько же, если не больше, было от трассы до леса. Надо сказать, «параллельные» Кулебяки чистотой не отличались.

Грязь, пыль, на тротуаре и проезжей части валялись камни, ветки, высохшие листья, клочки бумаги, поблескивали осколки стекла. Во дворе, что через улицу, была выкопана огромная бесформенная яма, а вынутый грунт хаотично растаскан по всей площади двора. Еще дальше им попалась внушительная лужа, омывающая сразу все подъезды длинного пятиэтажного дома, по которой уже пошла мелкая ряска. Лужа распространяла зловоние, но, как ни странно, по мере удаления от нее этот запах не исчезал, а становился всё гуще и гуще, и это обеспокоило Борю. Он начал крутить головой и озабоченно принюхиваться. Наконец, он сказал:

— Похоже, и до нас добрались. После чего помрачнел. Они обогнули девятиэтажную махину, от которой жутко несло прогнившими отбросами, и обнаружили, что двор полон людей. Люди эти, хмурые, озабоченные, молча смотрели на потоки мутной, пенистой воды, хлещущей сразу изо всех восьми подъездов каменного монстра и понемногу затапливающей двор. Запах стоял совершенно невыносимый, однако никто не уходил. По мере затопления люди отступали на сухое место. Когда вода выплеснулась с одного из балконов, а затем начала просачиваться сквозь многочисленные неприметные щели, отчего огромное это девятиэтажное сооружение стало похоже на растрескавшийся аквариум, стоявший рядом кряжистый краснолицый мужчина в сердцах сказал:

— Попадись они мне — душу выну.

— Где ж теперь жить-то, люди? — тоскливо вопросил молодой парень с плоским круглым лицом. — Только-только квартиру получил — и на тебе. Толпа загудела, и тут кто-то крикнул напряженным фальцетом:

— В укрытие! Не застаиваться!

— Да гори оно всё огнем, — ответили ему. — Где теперь жить? Вслед за этим послышался шум крыльев, птичий гам, в воздухе появилось множество пернатых.

— В укры-ти-е! — скомандовал напряженный фальцет. Люди бросились кто куда, а сверху посыпался дурно пахнущий хлам, обильно сдобренный свежим птичьим пометом. Боря вдруг крикнул: «Де-ед, я здесь», — и со своим вихляющимся великом ринулся догонять плотного спортивного вида мужчину, который шел впереди, опустив голову. Шел вроде бы неторопливо, но догнать его почему-то было трудно. Негодные птицы, отстрелявшись, улетели.

— Де-ед, — снова воззвал Боря. Мужчина оглянулся и тут же пошел назад. Он не показался Жене старым. Может быть, виной тому были статная фигура да выгоревшие ковбойка и джинсы. Походка у него была легкая, стремительная, однако, когда он подошел, стало видно, что он не молод. Глубокие борозды на загорелом лице, мешки под глазами, пегие волосы, в которых легко теряется седина.