Покрова Ахерона

Она – новая книга, в которую только ему дозволено внести письмена.

Его оайли горела. Очертя голову, открывалась ему навстречу. Острые языки холодного пламени освещали их ложе, бросали длинные кривые тени на стены.

Дыхание переплеталось с рыжим пламенем, оседало терпкой карамелью на языке. Наталья цеплялась за плечи Ираля, утопала в его любви, с удивлением задыхалась от ласк и стараясь запомнить эти мгновения.

Мгновения, когда в огненном танце и в золоте догорающего дня из двух «я» рождалось невероятное «мы».

И с каждым вздохом – огонь все ярче.

Пока не появились в нем прожилки бирюзово-голубого, нежного. Они исходили от девичьих рук, ее плеч, стекали по обнаженному животу и ложились поверх его ярко-оранжевого узора и смешивались с ним.

Ираль застыл на мгновение, наблюдая: бирюзовые языки коснулись его ладоней, лежавших на бедрах девушки, и заскользили по плечам вверх, укладываясь в новый узор. Ираль не верил в происходящее, интуитивно догадываясь, что происходит нечто необъяснимое.

Об этом, очевидно, намекал Пауков.

Все меняется и ничего не будет, как прежде.

Он наклонился к девушке и поцеловал в точности так, как сделал это в их первый поцелуй в шлюпке на подлете к посадочной платформе – жадно, страстно и глубоко. Будто скрепляя печатью происходящее.

Поцеловал, чтобы проверить догадку.

Бирюзовая вспышка. Протяжный стон сорвался с губ Натальи, а самого Ираля ослепило бирюзово-огненной волной.

Он тяжело опустился на подушку, привлек девушку к себе, чувствуя, как та слабеет и засыпает.

– Я люблю тебя, моя оайли, – прошептал, надеясь, что она еще слышит.

По блаженной улыбке, коснувшейся ее губ, понял – услышала.